туда, как я уже имел честь доложить вашему величеству, шесть дней назад по приказу короля, я вышел оттуда сегодня в три часа пополудни по милости народа.
– Сегодня?
– Да, ваше величество. Разве вы не слышали пушек?
– Разумеется, слышал.
– Ну так вот: пушки отворили мне двери.
– Я охотно порадовался бы этому, – пробормотал король, – если бы пушки эти стреляли по одной лишь Бастилии. Но они ведь стреляли еще и по королевской власти.
– О, ваше величество, не превращайте тюрьму в воплощение принципа. Скажите, напротив того, что вы рады взятию Бастилии, ибо отныне станет невозможно творить именем короля беззакония вроде тех, жертвой которых стал я – Но, сударь, в конце концов ваш арест имел какие-то причины?
– Насколько мне известно, ваше величество, ни одной; меня схватили сразу после моего возвращения во Францию и тут же заключили в тюрьму – вот и все.
– Правду сказал, сударь, – мягко укорил Жильбера Людовик XVI, – немного эгоистично с вашей стороны говорить со мной о ваших невзгодах, меж тем как я нуждаюсь в разговоре о моих.
– Дело в том, ваше величество, что мне необходимо услышать от вас одно- единственное слово.
– Какое?
– Причастны вы к моему аресту или?..
– Я не знал о вашем возвращении во Францию – Я счастлив это слышать, ваше величество; в таком случае я могу заявить во всеуслышание, что зло, творимое вашим именем, чаще всего творится без вашего ведома, а тем, кто в этом усомнится, привести в пример себя.
– Доктор, – улыбнулся король, – вы проливаете бальзам на мои раны.
– О, ваше величество! Бальзама у меня сколько угодно. Больше того, если вы захотите, я залечу вашу рану, ручаюсь вам в этом.
– Если я захочу! Какие могут быть сомнения?
– Но нужно, чтобы вы были тверды в своем желании.
– Я буду тверд.
– Прежде чем связывать себя словом, ваше величество, прочтите слова, стоящие на полях записи о моем заключении в Бастилию.
– Какие слова? – спросил король с тревогой.
– Вот какие.
Жильбер подал королю страницу тюремной книги записей.
Король прочел: «По требованию королевы…» Он нахмурился.
– Королевы! – сказал он. – Неужели вы попали в немилость к королеве?
– Ваше величество, я уверен, что ее величество знает меня еще меньше вашего.
– Но все-таки чем-то вы, должно быть, провинились; просто так в Бастилию не отправляют.
– Выходит, что отправляют, раз я оказался там.
– Но вас послал ко мне господин Неккер, и он же подписал указ о заключении вас под стражу?
– Совершенно верно.
– В таком случае подумайте как следует. Поройтесь в вашем прошлом Быть может, вы вспомните какое-либо обстоятельство, выпавшее из вашей памяти.
– Порыться в прошлом? Да, ваше величество, я сделаю это, и сделаю вслух, не тревожьтесь, я не отниму у вас много времени С шестнадцати лет я работал без устали Я был учеником Жан-Жака, соратником Бальзамо, другом Лафайета и Вашингтона и с тех пор, как покинул Францию, не совершал не только преступлений, но даже ошибок Сделавшись достаточно сведущ в науках, чтобы лечить больных и раненых, я всегда старался помнить, что отвечаю перед Богом за каждую свою мысль, за каждый свой поступок Поскольку Господь позволил мне спасать людские жизни, я проливал кровь, лишь беря в руку скальпель хирурга, леча же людей, всегда находил для них слова утешения, а нередко и протягивал руку помощи. Так прошло пятнадцать лет Богу было угодно, чтобы большинство моих пациентов выздоровели; все они лобызали мне руки в знак благодарности О тех же, кто умер, скажу одно – их осудил на смерть сам Господь. Нет, ваше величество, оглядывая мою жизнь за те пятнадцать лет, что я провел вне Франции, я ни в чем не могу себя упрекнуть.
– В Америке вы знались с защитниками новых идей и проповедовали эти идеи в своих сочинениях – Да ваше величество, – и тем заслужил благодарность королей л их подданных Король промолчал – Теперь ваше величество, – продолжал Жильбер, – жизнь моя вам известна, я никого не обидел, никого не оскорбил – ни нищего, ни королеву, и пришел к вашему величеству, дабы узнать, за что меня наказали.
– Я поговорю о вас с королевой, господин Жильбер, но скажите неужели вы полагаете, что указ о заключении вас под стражу исходил непосредственно от нее?
– Я этого не утверждал ваше величество, однако, я думаю, что королеве принадлежит лишь приписка к письму о моем аресте.
– Вот видите! – воскликнул Людовик с крайне довольным видом.
– Да, но вы ведь понимаете, ваше величество, что если королева делает приписку, значит, все происходит по ее воле.
– А кем написано само письмо? Дайте-ка взглянуть.
– Взгляните, ваше величество, – сказал Жильбер. И он протянул королю письмо с просьбой о заключении его под стражу.
– Графиня де Шарни! – воскликнул король. – Как, значит, вы были арестованы по ее желанию! Но чем же вы обидели бедняжку де Шарни?
– Еще сегодня утром, ваше величество, я не знал даже имени этой дамы.
Людовик провел рукою по лбу.
– Шарни! – прошептал он. – Шарни – сама нежность, само целомудрие, сама невинность!
– В таком случае, ваше величество, – засмеялся Жильбер, – выходит, что я оказался в Бастилии по воле этих трех священных добродетелей.
– О, я выясню, в чем тут дело, – сказал король и дернул шнурок звонка. Вошел слуга.
– Узнайте, не у королевы ли графиня де Шарни, – приказал Людовик.
– Ваше величество, – отвечал слуга, – госпожа графиня только что прошла по галерее и направилась к своей карете.
– Бегите за ней и попросите ее зайти ко мне по делу исключительной важности.
Затем, обернувшись к Жильберу, он спросил:
– Я угадал ваше желание, сударь?
– Да, – отвечал Жильбер, – и я приношу вашему величеству тысячу благодарностей.
Глава 23.
ГРАФИНЯ ДЕ ШАРНИ
В ожидании графини де Шарни Жильбер укрылся в оконной нише.
Что же до короля, то он расхаживал по приемной, размышляя то о делах
