— Очень хорошо, рыцарь, что вы ей о том напомнили. А то она могла бы, возможно, потребовать защиты безвозмездно, — заметил барон.
— Вот пусть мой отец и заплатит за меня.
— Это невозможно. Я и сам должник и должен заплатить за себя.
— Ах, так! Тогда я заплачу как настоящая романтичная благородная дама. Возьмите эти ленты, рыцарь! Это мои цвета. Носите их, преисполняйтесь воодушевлением на подвиги и будьте достойны этого подарка. А будете держаться как подобает мужчине, как подобает рыцарю, так получите от меня то, что под этими лентами…
— Лаура! Там же — твое сердце! — встревожился барон.
— Нет, дорогой отец! Всего-навсего — мой портрет.
Теперь уж Ринальдо заспорил с самим собой и со своими намерениями.
— Во имя чего, — бормотал он про себя, — оставаться тебе дольше в замке? Руку Лауры ты никогда не получишь. Но допустим, ты добьешься ее как рыцарь, так разве ее у тебя как у атамана разбойников не отнимут?
Он прилег на берегу реки, текущей по цветущим лугам в сторону горных долин, под благоухающие алоэ; ему хотелось подумать о себе и своем положении и принять определенное решение. Но не удалось ни то, ни другое; одурманенный сильным животворным ароматом, он задремал.
Когда он проснулся, то увидел в нескольких шагах от себя, под пинией, какого-то странно одетого человека, тот сидел на камне и читал книгу. Яркий цвет его лица как-то не вязался с его седыми волосами и бородой. Старец был в длинном, просторном одеянии небесной голубизны, подхваченном ярко-красным поясом, с подобранным подолом. На ногах — сандалии с красными ремнями.
Этот странно одетый человек привлек к себе внимание Ринальдо. Он долго молча наблюдал за ним, потом встал и поздоровался.
Старец глянул на него и сказал:
— Почему ты так неосторожен, что беспечно вкушаешь сон в краю, где все кишит ядовитым зверьем?
— Так здесь действительно есть чего бояться?
— Оглядись вокруг, — сказал спокойно старец.
Ринальдо огляделся и увидел в траве неподалеку от места, где спал, мертвую змею. Он вздрогнул и вопросительно взглянул на старца. Тот понял его вопрошающий взгляд и сказал:
— Эта змея приближалась к тебе, пока ты спал. Я как раз подошел, когда змея собиралась на тебя броситься, и вот — она мертва.
— Ты ее убил? — удивился Ринальдо. — Каким же оружием? Я вижу, что ты не вооружен.
— Есть такие слова, которые заменяют силу оружия.
— Слова? — удивился Ринальдо.
— Да, слова! А потом я сел напротив тебя, чтобы с тобой, пока ты спишь, не случилось вновь подобной беды.
— Прими мою благодарность и подари свое имя моей благодарной памяти.
— Имена не делают людей примечательней или лучше, чем они есть, — сказал старец. — Вспоминай мой облик, так я буду жить в твоей памяти и без имени.
— Еще раз! Кто ты?
— Кем ты можешь быть с тем же успехом, что и я: друг мудрости…
— Разве мудрость водит дружбу со всеми?
Старец медленно ответил:
— Мудрость — наше общее достояние, как и солнце. Ее лучи согревают каждое восприимчивое сердце. Но, чтоб испытать блаженство от этого тепла, нужно такое внутреннее устройство, каким обладают далеко не все люди. Злой человек не достоин знать тропы к храму мудрости, ибо что для человека благочестивого — дар природы, то для человека злого может стать истинным проклятьем. У кого нет чувства обоняния, для того напрасно благоухают эти цветущие горные луга.
— Здесь всем правят неземные тайны, — сказал Ринальдо, исполненный благоговения.
— Храм мудрости — это храм природы, а то, что обычно называют тайнами природы, это законы, которые запечатлены на скрижалях мирозданья. Читай в этой книге! Читай оком твоей души! Око сие есть наблюдательность. И оно должно быть ясным. Только в чистом источнике ты увидишь отражение все оживляющего солнца. Мутные ручьи не станут зеркалами. Точно так же обстоит дело с мудростью. Природа подобна красавице, что иной раз небрежно являет свои мельчайшие и самые незаметные прелести, а остальные старательно прикрывает. Тот, кто в состоянии думать, чувствовать, испытывать, замечать и предвидеть, тот достоин снять с нее все покрывала. Природа говорит только с тем, кто способен услышать ее голос. Утонченность чувств — это и есть приближение к ее тайнам. Кто подходит к ней с чистым сердцем и острым взглядом, того она, великая жрица, приветствует как любезная хозяйка, и вводит в храм своих святынь. Там с его глаз спадет повязка. Все непознанное познается.
— И эта сила заложена в каждой человеческой душе? — спросил Ринальдо.
— В каждой. Но ее надобно разбудить.
— Наше земное бытие столь ограниченно, что у человека удобный случай познать самого себя часто появляется только тогда, когда его время уже истекло.
— Бытие человека подобно бытию солнца. Пробуждение человека — это утро, полдень — его земная повседневная жизнь, вечер — его смерть. Солнце оставляет горизонт, и тогда его свет обращается у нас в глазах в сумерки, и все-таки этот свет еще долго видят те, кто живет в более высоких краях. Так и человек: исчезая с лица земли, он все-таки воздействует на нее. И хотя воздействие это слабее, оно для некоторых вполне ощутимо.
— Ты полагаешь, — спросил Ринальдо, — что есть некое обратное воздействие усопших на живущих?
— А что мешает тебе так думать? Существует столь много вещей, каковых мы даже не представляем себе, и тем не менее они наличествуют. Если твое око открывает порой неведомые тебе доселе вещи, чего только не могло бы открыть тебе око твоей души!
Старец сунул книгу за пазуху и поднялся. Ринальдо смотрел на него испытующим взглядом.
— Будь здоров, сын мой! Не давай больше силам, заключенным в тебе, дремать. Разбуди их. Достаточно одного дуновения, и искорка превратится в пламя. Прощай!
— Куда ж ты идешь?
— Откуда пришел. Обратно в горные долины.
— Можно мне навестить тебя?
— Всегда тебе рад.
— Как мне найти тебя?
— Пойдешь по течению реки. Там, в горах, погрузившись в изучение природы, ходят мои ученики. Они покажут тебе мое жилище. И еще одно. Вскрой голову этой змеи. В ее мозгу найдешь маленький зеленый камень. Возьми его себе. Он оберегает от отравления. Да хранит тебя Господь!
Старец ушел. Ринальдо смотрел вслед ему, пока холмы не скрыли его из виду. Потом он впрямь нашел в голове змеи зеленый камень — талисман и зашагал обратно в замок.
Окружающие заметили, что Ринальдо стал еще задумчивее, чем был обычно. После ужина, едва барон отошел ко сну, Лаура попросила гостя зайти к ней в комнату и уделить ей несколько минут внимания.
Лаура была одна и очень смущена. Ринальдо, казалось, этого не замечал. И Лауре это бросилось в глаза. Она начала:
— Рыцарь! Вы уже несколько дней необычно рассеянны, а нынче больше прежнего. Вы даже не заметили, что я в сильном смущении. Я уединяюсь с вами без всякого страха. Мне нужно вам кое в чем открыться. Скажу сразу, что хочу воспользоваться вашим великодушием и просить вас извинить меня за мое сообщение, даже если оно поразит вас в самое сердце. Я люблю… Отец намерен выдать меня замуж, это я знаю наверняка. За кого, мне неизвестно. Но пусть это будет кто угодно, избранника отца я не смогу любить. Тот, кого я люблю, человек более низкого, чем я, сословия. Он не аристократ.
— Если он благородно мыслит и заслужил любовь благородного сердца, тем самым он дважды
