Я клокотала от возмущения. Неужели этот «халат» думает, что Бенедикт использует меня для того, чтобы перебеситься? Это меня его мамаша называет «постельной принадлежностью»? Я решила ничего не говорить об этом Бенедикту, а потихонечку заняться перевоспитанием его матери.
Когда вернулся Бенедикт, я все еще продолжала мыть окна, вся грязная и пропотевшая. Бенедикт с восторгом спросил, могла ли я предположить, что моя кузина Анжела ездит на самом дорогом «БМВ- кабрио»?! Именно той модели экстра-класса, о которой мечтает Бенедикт! «БМВ» у Анжелы черный. Анжела сказала ему, что это не просто черный, а цвет черной икры.
Меня больше интересовала внешность Анжелы, чем ее машина. Она ходячая подставка для украшений, как сказал один сотрудник. Сегодня на ней было две пары серег и полкило браслетов. А еще замшевый костюм с джинсовыми вставками.
— Молодежь часто носит настоящие драгоценности со спортивной одеждой. Меди это тоже любит, — вмешалась Нора.
— Ты не слышал, появился ли у Анжелы парень? — поинтересовалась я.
— Мне никто не говорил, что у нее есть постоянная симпатия.
— У нее никогда не было настоящего друга, — сказала я. — Отец говорит про нее: много ухажеров, но ни одного жениха.
— Она, пожалуй, была бы неплохой партией, — размышляла вслух Нора.
Бенедикт рассмеялся:
— Мне не нужна хорошая партия, у меня есть Виола.
«Ну что, съела?» — подумала я и засмеялась вместе с Бенедиктом. У меня нет причин завидовать дочери бургомистра, наследнице салона мод или Анжеле.
Потом Нора приготовила ужин из остатков моих вчерашних продуктов и булочек, которые я покупала на завтрак. Раньше мы частенько куда-нибудь ходили поужинать. Раньше! А ведь это было всего на прошлой неделе.
Правда, я была слишком измучена, чтобы рваться из дома. Самое милое дело — посидеть рядом с Бенедиктом перед телевизором. После выпуска новостей Нора принесла высохшие рубашки Бенедикта, расставила гладильную доску и начала гладить. Я осторожно взглянула на Бенедикта. Он смотрел на экран телевизора. Раньше Бенедикт сам гладил свои рубашки, пару раз даже мои блузки. Гладит он гораздо лучше, чем я. Однако теперь я чувствовала себя неловко, сидя рядом с ним в кресле, в то время как его мать тут же гладит ему рубашки.
— Я чуть живая, — сказала я. — Целый день мыла окна. Хочешь взглянуть? Бенедикт хохотнул:
— С чего это я должен разглядывать чистое окно?
Я тоже не могла не засмеяться. Он был прав.
Больше всего хохотала его мать. Я наблюдала, как она несколько раз прошлась утюгом от центра воротничка к уголкам. Бенедикт объяснил мне: если так гладить, обязательно останутся складки. Ага, вот и у Норы складка. Она несколько раз проутюжила ее, чем окончательно загладила.
— Так смеялась, что сделала тебе складку на воротничке, — принялась оправдываться Нора.
Я посмотрела на Бенедикта. Он не отрывался от телевизора. Так дело не пойдет. Я подозревала, что его мать сочтет надругательством, если ее сын на моих глазах будет гладить свои рубашки. Поэтому я сказала Норе:
— Разреши, пожалуйста, мне погладить.
Она не стала возражать и молча протянула мне утюг. Невозможно в один день решить все проблемы, даже если они совсем малюсенькие. Я погладила три рубашки и увидела на часах, что уже половина одиннадцатого.
— Остальное можно погладить в выходные, — сказала я, валясь с ног от усталости. Пусть только гладит сам Бенедикт, хотя бы тайком и в своей комнате. Бенедикт поблагодарил меня поцелуем. Нора смотрела в сторону.
В этот вечер я слишком устала, чтобы подниматься с Бенедиктом в его комнату. Но когда я внизу у лестницы шепнула ему на ухо: «А где мы завтракаем завтра?» — он крикнул в спину матери: — Завтра я позавтракаю с Виолой на кухне. Наконец-то. Одна проблема решена.
На следующее утро Нора сидела в своем оранжевом тренировочном костюме за кухонным столом и читала газету. Мы беседовали о джеме. Это был самодельный джем. Смородиновый. Бенедикт еще в детстве его обожал. Этот год тоже был урожайным на смородину. Потом мы обе помахали на прощание Бенедикту.
Я приступила к мытью окон в гостиной. На обед мы ели салат, вареные помидоры и сливы. После последней сливы Нора объявила, что ей нужно немного прилечь, у нее что-то с кровообращением. Меди очень беспокоится о ее здоровье. Я, естественно, тоже заволновалась и попросила ее как следует отдохнуть. Я убрала со стола, все перемыла, расставила и занялась другими делами: завтра должен прибыть наш груз, а мы еще не знали, куда девать кровать и другие вещи. Я сварила себе кофе, и тут меня осенило. Мы будем вместе жить в игровой комнате! Хотя бы на первых порах. Теперь, когда с окон исчезла паутина, здесь оказалось довольно симпатично. Наша кровать как раз бы встала между старым диваном и стенкой. Подставку для цветов и ящики можно отнести в подвал. Старый, обтрепанный диван я бы закрыла красивым белым льняным покрывалом. И до тех пор, пока Меди не очистит свою комнату или мы не отремонтируем комнату Бенедикта, мы бы спали здесь, подальше от Норы. Мне надо было срочно позвонить Бенедикту на работу.
— Архитектурное бюро Фабера, у телефона Фабер, — произнес прокуренный голос голливудской дивы.
— Говорит тоже Фабер, Виола Фабер.
— Хеллоу, — скучающим голосом протянула дива. Это была моя кузина Анжела собственной персоной.
— Алло, Анжела, давно не виделись. Как поживаешь? — бодрым голосом спросила я.
— Трудимся вовсю, — лениво ответила она.
— Я тоже не расслабляюсь, жду машину с нашими вещами.
— На твоем месте в такую шикарную погоду я бы лучше позагорала.
Услышав, что у меня на это абсолютно нет времени, потому что я отдраиваю окна и в связи с этим хочу кое о чем спросить Бенедикта, она рассмеялась. Ее смех звучал злорадно. Потом вдруг изменившимся голосом капризного ребенка она сказала:
— Господин Виндрих! Вашей подруге что-то от вас надо.
— В чем дело? — нетерпеливо спросил меня Бенедикт. — Я должен срочно ехать на стройку.
— Как ты смотришь на то, чтобы мы поставили нашу кровать в игровой?
— Ну ты придумаешь тоже! — воскликнул Бенедикт. — Обсуди с мамой, возможно ли это, вот и все. Мне пора уезжать.
— Ладно, тогда пока, — я быстро трижды чмокнула его в трубку. Бенедикт не ответил мне тем же. Ясно, ведь Анжела была рядом.
Что я должна обсуждать с Норой? Она воспротивится тому, чтобы мы спали внизу, а она одна наверху. Я вспомнила: если я что-нибудь хотела от своего отца, всегда было три возможных варианта:
1) если он говорит «да» — все в порядке;
2) если он говорит «нет», нужно поразмыслить, как это «нет» превратить в «да»;
3) если он говорит «не знаю», нужно спросить себя, что это значит.
У Норы это означало, что Бенедикт должен решить сам. А Бенедикт мог любое «нет» Норы превратить в «да». Вот и решение моей проблемы: я скажу Норе, что так хочет Бенедикт. Когда знаешь решение, любая проблема кажется простой.
После обеда я наконец закончила мыть окна и, совершенно обессиленная, уселась в саду. Только я расслабилась, как пришла Нора.
— Я звонила Бенедикту, — сказала я, — он считает, что лучше всего на первых порах поставить нашу кровать в бывшей игровой комнате. Нора неожиданно заявила:
— Бенедикт даже не сказал мне, какой у тебя знак зодиака.
— Близнецы.
