— Девушки-горничной в номера.
— Девушки по заказу? — спросил дурацкий Феликс. Он уже явно пришел в себя после Таниной атаки.
— В отеле, где я работаю, срочно нужна горничная, потому что наша постоянно болеет. Уже приходили претендентки, но они либо показались хозяйке недостаточно аккуратными, либо пока заняты. Нужно убирать постели, пылесосить и делать другую уборку в гостинице. Ничего тяжелого! Начальница приходит редко, так что ты относительно независима. А платят хорошо.
— Любая уборщица, избавленная от подоходного налога, получает больше нас, — посетовал Феликс.
— Почему же ты тогда не работаешь уборщицей? — спросила его Таня.
Он не нашелся с ответом.
Я подумала: «В роли горничной я бы, собственно, делала то же самое, что и дома. Лишь с той большой разницей, что мне за это будут платить».
— Где находится отель?
— Недалеко от автовокзала. Не в центре, но добираться удобно.
— Я живу в тех краях, — сказала Таня. — Где именно он находится?
— На Вельзерплатц. Он маленький, двадцать четыре номера.
— Это бордель? — полюбопытствовал Феликс, не отклоняясь от интересующей его темы.
Тем не менее Феликс поведал, как однажды остановился со своей бывшей половиной в совершенно нормальном с виду отеле, который оказался публичным домом. Да еще каким крутым! И он как дурак провел целую ночь в борделе с собственной женой. Это был самый большой прокол в его жизни.
— Меня возьмут туда? — спросила я, гадая, что на это скажет Бенедикт. Горничная — всего лишь красивое слово, под которым подразумевают уборщицу. Если Нора, Мерседес или Анжела узнают, что я работаю уборщицей, — с моей репутацией будет покончено.
Я посмотрела на Руфуса и опять подумала, что умерла бы от страха, доведись мне повстречаться с этим типом ночью в коридоре гостиницы. Но как человек он вполне приятный. Я решила про себя больше не называть его внуком Франкенштейна.
— Если тебя это действительно интересует, — сказал Руфус и написал на картонной подставке для пива адрес и телефон. Я должна позвать господина Бергера. Это он и есть, Руфус Бергер. А отель называется «Гармония».
— Я бы на твоем месте пошла, — сказала Таня.
У меня были большие сомнения:
— Мы это обсудим с моим другом.
Как ни странно, Бенедикту идея понравилась. Норе ведь можно просто сказать, что я пошла в магазин или к друзьям. Анжела уж точно никогда не увидит меня в этом отеле. А если кто-нибудь узнает, я ведь могу сказать, что я там администратор. Звучит неплохо. Лучше заниматься настоящим делом, чем сидеть дома.
У меня мелькнула грустная мысль, что настоящее дело для Бенедикта — только то, за которое получаешь настоящие деньги. Но, конечно, он не вкладывал такой смысл в свои слова.
— Завтра прямо с утра пораньше отвезу тебя в эту «Гармонию», посмотрим все на месте, а потом решим.
43
Мы с большим шиком подъехали к отелю — скрипнули тормоза, Бенедикт распахнул дверцу: «Прошу вас, сударыня», а потом крикнул в сторону отеля: «Приехала новая горничная, где же красный ковер?»
Но никто не увидел и не услышал нас. И вообще сомнительно, есть ли в этом отеле красный ковер.
Построен он был скорее на рубеже веков. Здание небольшое, для отеля, пожалуй, даже маленькое. Четыре этажа и еще мансарда. На каждом этаже по пять окон, перед средним — большой балкон, перед остальными — по маленькому балкончику, на котором от силы поместится стул. Рыжевато-коричневый цоколь из песчаника, оконные рамы выкрашены в темно-коричневый цвет, а весь фасад — коричневым тоном посветлее. Если приглядеться, заметишь, что балконы обнесены решетками из кованого железа с узором. Издалека же они больше напоминали бесформенные коричневые ящики цвета штукатурки. Все было выдержано в типичных мрачных тонах, которые маляры превозносят за то, что грязь на них незаметна, и всюду насаждают всеми правдами и неправдами. Ведь на темном фасаде лучше видно обсыпавшуюся краску, и, значит, их опять пригласят красить. Цель здешних маляров давно была достигнута: коричневая краска во многих местах облупилась, обнажив серую штукатурку. Вид у отеля был неважнецкий.
Два больших окна на первом этаже были встроены явно позже, вероятно, в шестидесятые годы. И там и тут висело по ящику, освещенному изнутри неоном, с надписью, сделанной кисточкой, в стиле также шестидесятых годов: «Гармония». Кроме этого, в окнах виднелись темные деревянные панели, а перед ними стояла куча горшков с торчащим из каждого вьющимся растением с бесконечным извивающимся стеблем, покрытым редкими листьями. Стебли были прикреплены гвоздями к панелям и собраны в виде вытянувшихся спиральных пружин.
Внутри все выглядело не намного лучше. Мы попали в высокое мрачное помещение, тускло освещенное одной-единственной круглой неоновой лампой. У правого окна возвышалась видавшая виды деревянная стойка администратора. Слева, в глубине, на протертом во многих местах темно-зеленом линолеуме стоял обветшалый бордовый диван с тремя мягкими креслами. Под стать ему был стол. Левое окно заставлено каким-то подобием выставочного стенда из двухметровых темных деревянных панелей. На нем красовались плакаты давно прошедших выставок, расписания поездов, городского транспорта и карта города с большим жирным пятном — вероятно, на том месте, где находился отель. Сзади, в темноте, виднелся допотопный лифт с металлическими решетками.
Ни одной живой души не было видно. Бенедикт приметил на стойке старинный колокольчик и позвонил. Вскоре появилась пожилая женщина. Не здороваясь, она спросила нас:
— Хотите здесь переночевать? Тогда вам надо подождать.
— Нам нужен господин Бергер, — сказал Бенедикт.
— Тогда позвоните еще раз, — сказала женщина и стала ждать вместе с нами. Появился Руфус. В руках у него было ведро, выглядел он, как всегда, жалко и нелепо. Нашему приходу он очень обрадовался.
— О, Виола, моя однокашница! Как хорошо! — Я даже испугалась, что он ринется на меня с поцелуями, но, к счастью, обошлось без этого. Скосив глаза, я наблюдала, как Бенедикт с еле скрываемой иронией разглядывал незамысловатую челку Руфуса, его бровь, усики, свисающие бачки и бахрому на подбородке.
Руфус тут же сообщил, что он уже позвонил хозяйке. Она готова платить мне шестнадцать марок в час и спрашивает, согласна ли я. Жильцов у них сейчас, правда, немного, но работы хватает. Руфус показал на пожилую даму:
— Это госпожа Хеддерих, она и ее муж работают здесь уже много лет.
— Мой муж приходит сюда только по ночам, — пояснила госпожа Хеддерих, — он не может заснуть из-за простаты.
Я не знала, как реагировать на это, но Руфус дружелюбно кивнул ей, и я кивнула тоже.
— Я не против, — сказал Бенедикт, — но ты должна решить сама.
Мне понравились его слова.
— Да, — объявила я, — начну с понедельника.
— Чудесно! — обрадовался Руфус. — Сразу за углом автобусная остановка, это твой маршрут.
«Какой он заботливый», — подумала я.
— В понедельник будет хозяйка?
