вашего храма, которому я грозил разрушением?' 'Потому что,— возразил неустрашимый арабский вождь,— стада составляют мою собственность, а Кааба принадлежит богам, и они сами защитят свое жилище от оскорблений и святотатства'. Вследствие недостатка съестных припасов или вследствие мужественного сопротивления курейшитов абиссинцы были принуждены отступить с позором; описание их неудачной попытки было украшено рассказом о чудесном появлении стаи птиц, сыпавших град камней на головы неверующих, и воспоминание об этом избавлении долго сохранялось в названии эры слона. Слава Абдул Моталлеба увенчалась счастливой домашней жизнью; он дожил до ста десяти лет и был отцом шести дочерей и тринадцати сыновей. Его любимый сын Абдаллах был самый красивый и самый скромный из арабских юношей, а в первую ночь после его бракосочетания с Аминой, происходившей от знатного рода Заритов, двести девушек, как рассказывают, умерли от ревности и отчаяния. Единственный сын Абдаллаха и Амины, Мухаммед, родился в Мекке через четыре года после смерти Юстиниана и через два месяца после поражения абиссинцев, которые в случае успеха ввели бы в Каабе христианскую религию. Он в ранней молодости лишился отца, матери и деда; его дяди были люди влиятельные и их было много, и при разделе наследства сирота получил на свою долю только пять верблюдов и служанку-эфиопку. И дома, и вне дома, и в мирное, и в военное время его руководителем и опекуном был самый почтенный из его дядей Абу Талеб; на двадцать пятом году своей жизни он поступил в услужение к жившей в Мекке богатой и знатной вдове Хадидже, которая скоро наградила его за преданность тем, что отдала ему свою руку и свое состояние. Брачный договор описывает безыскусственным слогом древности взаимную любовь Мухаммеда и Хадиджи, называет новобрачного самым совершенным из всех членов племени курейшитов и определяет вдовью часть в двенадцать унций золота и двадцать верблюдов, которые обязался доставить великодушный дядя. Этот брак возвысил сына Абдаллаха до одного уровня с его предками, а благоразумная матрона довольствовалась его домашними добродетелями до той поры, когда он, на сороковом году своей жизни, взял на себя роль пророка и стал проповедовать религию Корана.
Сохранившееся между соотечественниками Мухаммеда предание гласит, что он отличался красотой — тем внешним преимуществом, которым пренебрегают большей частью только те, которые его лишены. Прежде чем говорить перед публикой или в интимном кружке, оратор заранее располагал слушателей в свою пользу. Нравились и его повелительный тон, и его величественная осанка, и его проницательный взор, и его привлекательная улыбка, и его длинная борода, и его физиономия, выражавшая все его душевные ощущения, и его жесты, придававшие каждому его слову особую силу. В интимных сношениях он строго держался степенной и церемонной вежливости, с какой привыкли обходиться на его родине; его почтительное внимание к людям богатым и влиятельным облагораживалось его снисходительностью и приветливостью к самым бедным жителям Мекки; непринужденность его обхождения прикрывала лукавство его замыслов, а его обычная любезность принимала вид или личной дружбы, или благосклонного расположения ко всем людям вообще. Его память была обширна и верна, его ум был находчив и общителен, его воображение было возвышенно, его суждения были ясны, скоры и решительны. Он обладал мужеством и в мнениях, и в делах, и хотя его замыслы, быть может, разрастались с успехом его предприятий, его первоначальная мысль о возложенной на него божественной миссии носить на себе печать самобытной и высокой гениальности. Сын Абдаллаха воспитывался в среде одного из самых знатных семейств и приучился говорить на самом чистом арабском диалекте, а его плавная речь совершенствовалась и становилась более выразительной благодаря его сдержанности и умению вовремя молчать. При этом даре красноречия Мухаммед был безграмотным варваром; в своей молодости он не учился ни читать, ни писать; окружавшее его общее невежество избавляло его от стыда или от упреков, но его умственная жизнь должна была ограничиваться узкими рамками и он не мог пользоваться теми произведениями, которые знакомят нас с умственной жизнью мудрецов и героев. Однако книга природы и людей была открыта для его взоров, и воображение играло немаловажную роль в тех политических и философских наблюдениях, которые приписываются арабскому путешественнику. Он делает сравнения между различными народами и религиями, указывает на слабость монархий персидской и римской, со скорбью и с негодованием смотрит на нравственную испорченность своего времени и замышляет соединить непреодолимое мужество арабов и их природные добродетели под властью одного Бога и одного царя. Тщательные исследования приводят нас к заключению, что вместо посещения восточных дворов, лагерей и храмов два путешествия Мухаммеда в Сирию ограничивались посещением ярмарок Басры и Дамаска, что ему было только тринадцать лет, когда он сопровождал караван своего дяди и что он был обязан возвратиться домой, лишь только поместил товары Хадиджи. Во время этих торопливых экскурсий взор гения мог подметить то, что не замечали его грубые товарищи, и некоторые семена знания могли упасть на плодоносную почву; но его незнакомство с сирийским языком должно было препятствовать его любознательности, и я не усматриваю ни из жизни, ни из произведений Мухаммеда, чтобы его кругозор заходил за пределы арабского мира. Из всех частей этого мира ежегодно сходились в Мекке пилигримы, движимые благочестием или торговыми интересами; при свободном обмене мыслей с этими толпами странников простой гражданин мог знакомиться на своем родном языке с политической организацией и характером различных племен, с теоретическими и практическими принципами иудеев и христиан. Быть может, какие-нибудь полезные иноземцы пользовались в Мекке гостеприимством или по склонности, или по нужде, и враги Мухаммеда называли по имени одного еврея, одного перса и одного сирийского монаха, будто бы втайне помогавших составлению Корана. Обмен мыслей обогащает ум, но одиночество есть секта гения, а однообразие произведения служит доказательством того, что оно было творением одного художника. Мухаммед с ранней молодости любил предаваться религиозным размышлениям; во время месяца Рамадана он ежегодно удалялся от мира и из объятий Хадиджи; в гроте Гиры, в трех милях от Мекки, он беседовал с духом лжи или энтузиазма, пребывающим не на небесах, а в душе пророка. Вера, которую он стал проповедовать под названием ислама своим родственникам и своему народу, состоит из вечной истины и из очевидного вымысла,— он стал учить, что есть только один Бог и что Мухаммед его пророк.
Защитники иудейской религии хвастаются тем, что их неученые предки, живя в Палестине, признавали и чтили истинного Бога в то время, как ученые древние народы были введены в заблуждение вымыслами политеизма. Нелегко подвести нравственные атрибуты Иеговы под мерило
