Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

большей степени описывает ситуацию противостояния.

2.  Péril (n. m.) – синоним danger, проиллюстрированный аллегорическим прототипом. Источник péril – окружающий мир. Слово письменного языка, употребляющееся по преимуществу в нескольких определенных выражениях. Мыслится неодушевленно, часто употребляется во множественном числе и трактуется как совокупность неблагоприятных обстоятельств. Мотив противостояния человека péril ослаблен, вероятно, из-за того, что человек сам идет на испытание.

3.  Menace (n. f.) – эквивалент русской угрозы, этимологически связано с идеей испытания, то есть, очевидно, подразумевается активный агенс, производящий некие действия с пациенсом, источник menace – злая воля человека. Образ этого слова обнаруживает связь с аллегорическим прототипом, а также с общим для русского и французского языка образом дамоклова меча. В образном плане понятие мыслится неодушевлено, предметно.

4.  Risque (n. m.) отличается неразработанностью образа, но разработанностью понятия, центрального в страховой системе Франции и французском менталитете. В образном плане мыслится как предмет, товар, материальный актив.

Сопоставляя описанные ряды, отметим, прежде всего, что они находятся в совершенно различных этимологических полях. Русский ряд связан с идеей осторожности ( опасность ) и разбушевавшейся стихии (угроза ), французский ряд – с властью сильного над слабым (danger), испытанием, своего рода экспериментом (péril) и жестокостью (menace). Находясь в поле стихии и осторожности, русский человек пассивен и является объектом для преследования коварной и злостной опасностью, в то время как носитель французского языкового сознания выступает по отношению к опасности активно, лишая ее возможности охотиться на себя и вероломно нападать. Активность французской трактовки связана также с возможностью самостоятельно подвергать себя опасности не ради лихачеств и удали, а ради познания жизни и приобретения выгоды.

По отношению к риску поведение носителей двух исследуемых языков также различно. Русский человек любит риск, слабо сопрягая его с идеей ответственности, по крайней мере там, где речь идет о его собственной жизни. Французы же, разработав развитую систему страховок – способа угнетения страха в ситуации окружающего со всех сторон риска, сопрягают свое поведение с идеей ответственности.

Анализ понятий, выражающих идею опасности, также свидетельствует о повышенной социализированности понятий французского ряда, ориентации его на общественную, государственную, иерархическую практику взаимоотношений и целеполаганий.

В более абстрагированном виде результаты могут быть представлены таблицей.

Библиография

1. Россия XVIII века глазами иностранцев. М., 1989; а также Масса И. Известие о Московии в нач. XVII века. ОГИЗ. 1937.

Глава шестая Представление французов и русских о добре и зле

В этой главе мы рассмотрим одну из ключевых бинарных оппозиций, представляющую собой глобальную понятийную универсалию большого «радиуса действия», представленную, так или иначе, у многих народов, если не у всех. В обобщенном виде ее можно представить как плюс и минус – положительное и отрицательное, полезное и вредное, нужное и не нужное, дающее силу и слабость и так далее. Можно сказать, что эти бинарные оппозиции задают своего рода мировоззренческие оси координат индоевропейской цивилизации, вдоль которых могут быть распределены многие другие понятия, имеющие в своих значениях элементы смыслов этих двух базовых понятий или их коннотаций. Причем не обязательно закреплены намертво, они могут флуктуировать, но при этом продолжают отчетливо соотноситься с осями.

Посмотрим на следующий набросок.

Очевидно, что фундаментально описать эти понятия – дело отдельного исследования, наша задача в данном случае – показать некоторые сходства и различия. Итак, проанализируем, как французы и русские понимают добро и зло. Для этого сопоставим русские слова и понятия добро и зло с французскими bien и mal.

Мы уже отметили, что перед нами не столько синонимические ряды, хотя они и представлены, по крайней мере, в русском языке – добро, благо, сколько антонимические пары, представляющие древнейшие оппозиции и являющиеся рудиментарными остатками так называемых дуалистических близнечных мифов (1). Это означает, что дальнейшее развитие мировоззренческих систем происходило если не под сильным влияние этих концептов, то в тесном соприкосновении с ними. Именно поэтому они и являются системой координат, осями, но, конечно, не только из-за своей древности. Как мы увидим далее, эти отвлеченные и базовые понятия не означают одно и то же в различных культурах и наполняются в зависимости от взятого языка национально специфическим смыслом.

Обратимся к определениям. Современные философские энциклопедические словари (ФЭС) так трактуют добро и зло: «…это нормативно-оценочные категории морального сознания, в предельно обобщенной форме обозначающие, с одной стороны, должное и нравственно-положительное, благо, а с другой – нравственно отрицательное и предосудительное в поступках и мотивах людей».

В интерпретации добра и зла в истории этики, начиная с древности, сталкивались различные точки зрения. Материалисты связывали их с человеческими потребностями и интересами, с законами природы или фактически с желаниями и устремлениями людей (натурализм), с наслаждением или страданием (гедонизм), с реальным социальным значением тех или иных действий. Идеалисты выводили понятия добра и зла из божественного веления и разума, из неких потусторонних идей и сущностей, в результате чего конфликту между добром и злом придавался метафизически- онтологический смысл борьбы извечных начал в мире (2). Отметим, что наши сознание и язык сочетают в себе первую и вторую точки зрения, не вызывая внутреннего конфликта и необходимости рационализировать исторически сложившиеся непримиримые подходы. Потому что в нашем сознании в большой степени правят воображение и миф, не требующие в своей развернутости логичности и последовательности, как того требовали бы построения разумные (3).

Итак, мы могли бы предложить для представленной группы слов следующий набор дифференциальных признаков: высшее, внешнее, вечное, влияющее, неконтролируемое, базовое, абсолютное, категориальное.

Абсолютное – значит непостижимое и неисчерпаемое.

Вечное – означает, что эти понятия не соотносятся с конкретной человеческой жизнью, сопровождая не жизнь человека, но жизнь рода человеческого. У каждого своя судьба, каждому представляются или не представляются различные случаи, каждому суждено повстречаться с различными опасностями и использовать или не использовать различные шансы.

Влияющее – означает, что человек не только с точки зрения актуальных мифов искушаем добром и злом, истиной и ложью, но и отвечает за свой выбор (и в человеческом суде, и в высшем).

Неконтролируемое – означает, что человек не может доминировать над этими понятиями.

Базовое – означает и присущее от века, абсолютное, и не имеющее степеней, категориальное, то есть основополагающее для классификации. Элементы значения именно этих слов обнаруживаются, как мы уже сказали, в трактовке огромного числа других понятий, являясь самым абстрактным элементом значения.

Русское представление о добре и зле

Русским понятиям добра и зла не находится никаких прямых аналогий в славянской мифологии. Происхождение слова добро неизвестно, есть версия, что оно, возможно, восходит к праславянскому корню dob, связанному с идеей времени. Существующие сегодня производные слова датированы XVII и более поздними веками и восходят к идее «добротности, доброкачественности, годности».

Активная мифологизация понятий добра и зла связана также с новым временем, развившим мотивы отождествления зла с сатаной, Люцифером, а добра – с Богом. Производные со значением «сострадательный, милосердный» возникли значительно позже других значений, что позволяет нам сделать вывод о том, что современные понятия добра и зла относительно новые, а в историческом времени – совсем молодые и могут трактоваться как специфические характеристики мышления и сознания современной цивилизации, начало которой, с согласия многих культурологов, относится именно к периоду конца XVIII века, к тому времени, когда атеизм оформился в самостоятельное и хорошо очерченное философское течение.

Сказанное не отменяет предположения о древности, исконности самой