Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

французское слово doute. Сомнение – не только когнитивное состояние, но и эмоция негативного толка. В русском языке это слово имеет четкую коннотативную структуру.

У сомнения вычленяются три четкие коннотации: туман, червь, растение. Первая коннотация характерна для трактовки мыслительных процессов как процессов визуальных, вторая явным образом соотносима с христианской трактовкой сомнения как греха, третья связана с представлением о сомнении как о чем-то постоянно, циклически существующем. Французское doute , первоначально связанное с идеей страха, в современном французском языке коннотативно оформляется через образы помещения, тумана и птицы (или другого способного парить предмета). Этот коннотативный ряд показывает нам, что, с одной стороны, сомнение мыслится как нечто статичное, что может поместить в себе человека, с другой стороны– как нечто затуманивающее ясное видение (инвариативный образ), и с третьей – как проявление свободы человеческого духа по отношению к любой догме. На примере этой пары слов мы также видим существенные различия в их трактовках в рамках двух описываемых культур.

Представим эти результаты в таблице.

Понятие французов и русских о сомнении

Понятие французов и русских об уверенности

Библиография

1)  Шмелев А. Д. Вера и неверие сквозь призму языка // ИАН СССР: Тез. конф. молодых сотрудников. Языкознание. М., 1988.

2) Общие исследования, касающиеся анализа понятий и истин // Лейбниц Г. В. Соч.: В 4 т. Т. 3. М., 1984.

3)  Дмитровская М. А. Знание и мнение: образ мира, образ человека // Логический анализ естественного языка: знание и мнение. М., 1998.

4)  Broek R., van den. The Myth of the phoenix according to classical and early Christian traditions. Leiden, 1972.

5)  Фрезер Д.-Д. Золотая ветвь. М., 1983. С. 15.

6)  Riviere М. Amulettes, talismans et pantacles. Paris, 1950.

7)  Schneider M. El origen musical de los animales – símbolos en la mitología. Barcelona, 1946.

Глава двенадцатая Представление французов и русских о чувстве и эмоции

Общее представление о базовых эмоциях в европейской культуре

В качестве материала для сопоставления в сфере лексики, обозначающей эмоции, мы выбрали именно базовые эмоции, эмоции основополагающие, а не изобретенные культурой, эмоции универсальные, свойственные человеку как биологическому существу, а не как представителю культурного социума. Казалось бы, именно культурно и социально обработанные человеческие эмоции (такие как любовь или сплин) опираются на выработанные в культуре мыслительные и поведенческие сценарии. Именно с опорой на них носитель языка может интерпретировать чувства, моделировать свои эмоции и отношения с другими людьми, именно они «дают бесценный ключ к пониманию культур и обществ» (1). Однако всякая деятельность глубоко системна (какого бы уровня ни была эта системность), а следовательно, невозможно понять сложное, не поняв простого, понять производное, не поняв базовое. Мы убеждены, что всякая национальная специфичность будет обнаруживаться также и на «атомарном», а не только на «молекулярном» уровне (возможно, для обнаружения этого придется лишь пристальнее вглядываться), и из этих атомарных отличий и происходить.

Такими «атомами», «примитивами» в сфере эмоций и являются базовые эмоции. Они, как правило, называются словами, издревле существующими в конкретном языке, и этимология их, как и положено в таких случаях, не ясна.

При помощи этих базовых эмоций могут быть истолкованы другие эмоции и чувства: ненависть через гнев или злобу, любовь через радость или страх и пр.

Возникновение этих эмоций верифицируется физиологически (каждой из них соответствует непроизвольная реакция организма, которая может быть зафиксирована даже у новорожденного, таким образом, не является результатом ни воспитания, ни подражания) и свойственно всем людям, универсально, не зависит ни от этноса, ни от эпохи, ни от индивида. Страх выражен адреналиновой реакцией, радость – эндорфиновой, и так далее.

Количество выделяемых психологами эмоций, относимых к базовым, варьируется от работы к работе, в зависимости от того, какой именно критерий выдвигается на первый план. В наиболее часто цитирующейся работе Отли (2) их пять: радость, грусть, страх, гнев и отвращение. Отли считает, что каждая эмоция включает в себя в том или ином виде цель, для выполнения этой цели человек вырабатывает определенные планы, выполнение этих планов зависит от ресурсов и среды. Согласно этой теории, положительные эмоции возникают тогда, когда цель достигается, а отрицательные, когда план не удается осуществить. Такую точку зрения оспаривает В. Ю. Апресян в статье «Эмоции: современные американские исследования» (3) и понятно почему: в данном случае Отли и Апресян выступают не как ученые, а как представители различных культур – западной и русской: для представителя европейской и американской науки рационализация, соотнесение любого построения с целеобразованием – естественный сознательный и подсознательный рефлекс; для представителя русской науки, непременно являющегося носителем русского языкового сознания, такой подход является заведомым упрощением, не отражающим всей сложности внутреннего мира человека, противоречивого и непознаваемого, особенно проявляющегося в его эмоциях.

Возможная немотивированность чувств прекрасно признается русским сознанием ( взгрустнулось сам не знаю почему), в то время как для сознания европейского и американского ситуация, описанная Верленом (ilpleure sans raison dans ce cœur qui s’écœure)  – казус чисто поэтический, никак не отражающий фактов обыденного сознания.

Поль Экман – наиболее известный исследователь в области физиологии эмоций, утверждающий универсальность эмоций, выделяемых на основе комплексов физиологических реакций тела – предлагает считать базовыми следующие шесть эмоций: гнев, страх, грусть, счастье, отвращение и удивление (4) (по сравнению со списком Отли добавилось удивление). Некоторые психологи, по понятным причинам, включают в этот список удовольствие, некоторые – желание (5). Легко выделяется ядро предложенных списков – страх, радость, гнев; легко выделяются и наиболее часто встречающиеся «другие» эмоции – счастье, удовольствие, удивление, отвращение.

Как бы то ни было, окончательного бесспорного списка базовых эмоций на сегодняшний день не существует, и поэтому мы, дабы избежать не относящихся напрямую к лингвистике и культурологии рассуждений, сделаем свою выборку, опираясь на стопроцентное пересечение в имеющихся списках и полагая, что получим таким образом необходимый, но, возможно, недостаточный набор эмотивных примитивов.

Мы предполагаем исследовать в качестве эмотивных примитивов во французском и русском языках страх, гнев и радость (в полном наборе: страх, боязнь, испуг, ужас, паника; радость, ликование, восторг; гнев, ярость, бешенство / реuг, angoisse, crainte, effroi, épouvanté, frayeur, panique; joie, jubilation; colère, fureur, furie, rage), оставляя «за бортом» многие не менее интересные эмоции. Подчеркнем еще раз – наш список уязвим, но, по нашему убеждению, уязвим не в большей и не в меньшей степени, чем любой другой.

Ю. Д. Апресян обоснованно утверждает, что до недавнего времени внутренний мир человека мало интересовал лингвистов и что положение в этой области стало меняться лишь в 1960-е годы (6). Интерес же к этой теме у «философов и поэтов» (по выражению Ю. Д. Апресяна), безусловно повлиявших на формирование соответственных этнокультурных представлений, требует чуть более подробного рассмотрения, поскольку именно им мы обязаны теми различиями, которые обнаруживаются в представлениях о понятиях, которые, как мы уже говорили, в большей степени, чем все прочие, обозначают одно и то же.

Попытки обнаружить следы соответствующих аллегорических персонажей в античных или славянских мифах оказались практически тщетными: с одной стороны, для отражения представлений об этих понятиях миф оказался слишком молод, с другой – слишком стар. Слишком молод потому, что в архаичном сознании эмоции не представлялись главными силами, из которых складывалась картина мира. В античных мифах мы находим лишь спорадические персонификации эмоций, «сопровождающие» проявления главных действующих сил, это лишь крошечные фигурки в их свитах. Очевидна непервичность эмоций по отношению к поведению и ситуации, зависимость, скорее, иная: ситуация первична, эмоция, поведение вторичны; сюжет первичен, герой вторичен. Эмоция закрепляется за ситуацией, которая оказывается всегда «больше» этой эмоции. Так, например, Фобос – сын Ареса (бога войны) и Афродиты (богини любви) – появляется исключительно в свите либо Марса (Ареса), либо Немезиды, либо Тизифоны. Фобос настолько маргинальный персонаж, что описан скудно.

Гнев (furor) в античном понимании связан либо с чувством к врагу, с войной (7), либо с карой, производимой богом или человеком по отношению к человеку, нарушившему правило, например, покусившемуся на власть (8).

Радость (греч. Хариты и лат.