– А если не менингит – так, может быть, еще хуже, – не сдавался я, пытаясь задеть наиболее чувствительные струнки девичьей души. – Надует голову – потом твое прекрасное личико покроется огромными чирьями! Такими гно-о-о-ойными, струффф-о-о-о-озными, они будут лопаться, а гной будет сочиться, сочиться, стекать по подбородку, а на него будут мухи садиться – такие зеленые, противные… Брр!!!
– Сабсэм плахой, – неожиданно резюмировала Лейла. – Какой муха? Зима стаит – пасматры, донки! Насикомий вэсь сыпит! А ну – рука покажи!
– Чего? – удивился я. – Зачем тебе моя рука?
– Левий уже зажил – я знаю, – сообщила Лейла. – Правий застрилю – чтобы нэ балтал что нэ надо. Будищ тагда тиха сидет. Ну! – она увесисто ткнула в заднюю стенку стволом и предложила компромисс:
– Или ехай – нэ балтай!
Чертыхнувщись, я завел двигатель и тронул машину с места..
Судьба-зебра продолжала издеваться надо мной: черная полоса никак не желала заканчиваться. Если мне когда-нибудь повезет вновь оказаться в кругу своих соратников на этом свете, они, узнав об этой истории, будут долго потешаться над пикантностью ситуации: супербоец и мастер организации спецопераций, оказавшись в горах один на один с чеченской девчонкой, дал себя объегорить как распоследний олигофрен и не удосужился освободиться. Ну чем не сюжет для комедии в стиле «Один дома»?! Нет, не буду я об этом рассказывать – не дождетесь…
Где-то через час с небольшим мы заехали в село и остановились у ворот дома Рустема – сюда меня привозили, когда отловили в горах во время неудачного бегства с пастбища.
Я посигналил. Через несколько секунд из калитки выглянул бородач с автоматом и страшно удивился, обнаружив меня одного в кабине – не узнал. Этот тип присутствовал при моей поимке полтора месяца назад, но тогда я не имел буйной шевелюры и кудлатой бороды – в процессе лечебы Хашмукаевы меня неоднократно тотально брили, накладывая швы на изодранный череп. Лейла что-то крикнула, присмотревшись повнимательнее, бородач увидел ее, изумленно охнул и торопливо распахнул ворота.
– Ну вот – приехали, – пробормотал я, заезжая во двор. – Изменение социального статуса временно отменяется…
Через пять минут в просторной кухне дома Гушмазукаевых состоялось импровизированное слушание по делу о внутриро-довом конфликте. Да-да, не удивляйтесь: старший зять Султана как раз и есть тот самый Рустем Гушмазукаев, банда которого контролирует данный участок ЗОНЫ – вплоть до границы с казачьими землями и территорией Рашида Ясно Солнышко, с коим Рустем поссорился некоторое время назад, и не без помощи моей команды. В прошлый раз, когда меня отловили во время неудачного бегства, я не успел как следует рассмотреть легендарного главаря банды – его джигиты меня маленько били, как-то не до рассматривании было. А сейчас рассмотрел: вполне даже симпатичный мужчина лет тридцати, высокий, плечистый, с красиво вьющимися волосами, здоровой кожей лица и ясными глазами. Чем-то даже на Сильвестра Сталлоне похож – этакий чеченский Рембо местного засола. И руки – холеные узкие кисти с нервными пальцами, более характерными для художника, нежели для убийцы. Впору было прослезиться от умиления: этак я скоро перезнакомлюсь со всеми теми товарищами, имена которых до недавнего времени в моей жизнедеятельности фигурировали лишь как абстрактные объекты косвенного влияния.
– Этого тоже убрать? – поинтересовался Рустем, показывая мне на дверь. Я с готовностью встал с пола и направился было к выходу, волоча цепь. Лейла заявила, что будет говорить только лично с хозяином дома, без посторонних, потому Рустем терпеливо ждал, пока встревоженно причитающие женщины производили в страшной спешке необходимые процедуры антипростудного характера, затем удалил их прочь. Теперь моя охранница сидела закутанная в пуховый платок, грела ноги в тазике с горчицей и, обжигаясь, дула из литровой кружки чай с малиной – для пущего эффекта Рустем капнул туда три ложки домашнего коньяка.
– Нет, не надо, – сказала Лейла. – Пусть он останется – он нужен.
– Стой – сядь там, – распорядился Рустем, указав в угол рядом с печкой, и спросил у Лейлы:
– Он по-нашему понимает?
– Он по-английски понимает, – сообщила Лейла. – Наверно, шпион. Агент спецслужб. Но по-нашему, по-моему, не понимает. За два месяца я что-то не заметила.
– А что ж мне Султан раньше не сказал? – настороженно прищурился Рустем. – Я бы его попытал, потом выкуп бы содрал – за агентов знаешь какой выкуп дают?! Если б я знал, когда его ловил! И чего вы мне не сказали?
– А ты не спрашивал, – резонно заметила Лейла. – Ты же постоянно весь в делах – тебе как-то не до этого было.
– Ладно, – угрюмо проворчал Рустем. – Султан и Беслан… они мертвы?
– Откуда ты знаешь? – встрепенулась Лейла. – Я тебе ни о чем не говорила.
– И говорить не надо, – Рустем тяжело вздохнул и потащил сигарету из пачки, лежавшей на столе. – Если ваши мужики были бы живы, неужто они бы допустили, чтобы девчонка на ночь глядя потащилась в долину с этим придурком? Что у вас там произошло?
– Беслан ударил отца скребком, – с каким-то странным безразличием сообщила Лейла – взгляд ее огромных глаз не отражал совершенно никаких эмоций. – Потом… потом отец застрелил Беслана из карабина. Они оба мертвы – ты правильно догадался.
– Занятная история, – потерянно пробормотал Рустем, поперхнувшись сигаретным дымом. – Тьфу, зараза… Гхм-кхм… Чего не поделили?
– Айгуль, – коротко сказала Лейла. – Отец спал с ней… Беслан не мог ребенка сделать. Они поссорились – ну и вот…
– Так… так-так… – Рустем озабоченно почесал переносицу и воровато оглянулся – словно боялся, что кто-то может подслушать их разговор. – Ты это… Ты Халиде сказала? – Хозяин дома имел в виду свою жену – старшую сестру Лейлы.
– Когда? – удивилась Лейла. – Ты же тут был – слышал, о чем мы говорили.
– И о чем вы говорили? – растерянно поинтересовался Рустем – вид у него был вполне затравленный. Нет, Беслана с Султаном ему наверняка не жаль – он бы рад вообще о них не вспоминать. Небогатые и не имеющие высокого положения родственники жены – только лишняя обуза для такого уважаемого человека, как Рустем Гушмазукаев. Но теперь вся долина будет пальцем показывать: вот он, славный витязь Рустем, тесть которого трахал жену своего сына, а потом пристрелил отпрыска после того, как ущемленный в правах муж звезданул папку по черепу железякой! Позор на всю Ичкерию! После такого хоть из дому не выходи… – Э-э-э… Так о чем вы говорили?
– О том, что я страшно простудилась и теперь наверняка заболею, – отчеканила Лейла, глядя на зятя с плохо скрытым презрением. – Слушай – твоим именем всю долину пугают! Ты чего так расстроился? Дай команду – и никто тебе в глаза смотреть не будет минимум недели две, а потом все как-нибудь утрясется…
Рустем сгорбился над столом и потащил из пачки вторую сигарету, печально глядя в сторону. Он даже не обратил внимания на подначку вредной свояченицы: придавило мужика – дальше некуда.
– Да не переживай ты – позора не будет, – успокоила зятя Лейла. – Отец сказал, как сделать, чтобы все нормально было. Ты же знаешь – мой отец хоть и со странностями, но очень мудрый… был. Так что твоя честь не пострадает, не волнуйся!
– Да я не волнуюсь, – смутился Рустем. – Не волнуюсь я… Просто так получилось… такое горе… Я вас не брошу – ты же знаешь! Я помогу…
– Спасибо, – серьезно поблагодарила Лейла. – Тогда собирайся – поедем на пастбище. Мать с Айгуль там одни – надо помочь действительно. Отца с Бесланом надо в долину спустить. Собирайся – поедем прямо сейчас.
– Ну, это ты загнула, красавица! Сейчас никак не получится, – Рустем сокрушенно развел руками. – Там у вас постоянно туман – ночью ничего не видно. Можно в пропасть запросто упасть. Завтра до рассвета выедем – нормально будет. Как рассветет, мы уже будем подниматься на гору. И вообще – надо было сразу их в кузов положить: не пришлось бы двадцать раз туда-сюда ездить!
– В кузове – бараны, – медленно проговорил Лейла, недобро глядя на зятя. – Если бы начали выгружать, мы бы не успели спуститься до наступления темноты… Или ты хочешь сказать, что мертвых
