хитросплетения чуждой религии – его более интересовали чисто меркантильные вопросы, близкие по роду жизнедеятельности. – Грабить, насиловать, воровать?
– Нет, не разрешает, – категорически отверг я столь гнусное предположение. – Люди должны жить в гармонии…
– А на хера ты тогда Султана по башке стукнул? – коварно напомнил Рустем. – В тот раз, когда хотел удрать? Значит, нарушил?!
– Да, нарушил. Но Султан заставлял меня работать, – быстро нашелся я. – Это самый тяжкий грех по нашему учению. Нельзя заставлять человека делать то, что он не хочет. И потом – я только слегка стукнул его, хотя мог бы и убить – мне никто не мешал. Я ничего не взял из его дома – только еду, которую заработал стократно. За этот проступок Шива наказал меня – сломал мне руку, которой я ударил человека!
– Руку тебе Султан сломал, придурок, – раздраженно буркнул Рустем. – При чем здесь твой Шива?
– Все, что ни делается, делается по его соизволению, – благоговейно пробормотал я. – Это Шива руководил Султаном, когда он ломал мне руку.
– Ладно, хрен с тобой, – согласился наконец Рустем – видимо, долгие теософские дебаты в его программу не входили. – Шива так Шива. Я сейчас позвоню кое-куда – проверю, правду ты сказал или спи…дел – подожди тут. – Он встал с табурета и вышел из кухни.
Я остался сидеть на месте, пребывая в уверенности, что хозяин дома далеко не ушел, а стоит под дверью и прислушивается, как я тут себя веду. Нет, телефон у него дома наверняка имеется – деятели этой категории в первую очередь обеспечивают себя всеми возможными видами связи. Но звонить он никуда не станет – готов отдать фрагмент своей задницы на усекновение, если я не прав. Живописуя Рустему свои злоключения, я ничем не рисковал, хотя наврал с три короба. Правда здесь лишь в том, что станица Литовская действительно в природе существует, и находится она как раз неподалеку от того места, где меня выловили Хашмукаевы – на противоположном берегу, естественно. Инициалы Джо в качестве «дядиных» я назвал только для того, чтобы не спутаться, если будут переспрашивать: что-что, а ФИО лучшего друга я помню твердо. Если в Литовской каким-то чудом и окажется какой-нибудь Кошелев Александр Витальевич, то никакого отношения к моей скромной персоне он иметь, естественно, не будет – и страшно выпучит глаза, если ему сообщат, где находится его любимый «племянник», пропавший в день «именин» черт знает куда. Но преподнесенная мною информашка в данный момент абсолютно не проверяема – это аксиома. Казаки с того берега Терека уже давненько пребывают с пограничными чеченцами в состоянии необъявленной войны и общаются исключительно на языке оружия. И если найдется какой-нибудь придурок, который рискнет прогуляться к Литовской, чтобы поинтересоваться, достоверна ли моя брехня, он гарантированно схлопочет пулю, как только начнет переправляться через Терек. Так что проверяй сколько влезет, Рустем, на здоровье. И угрозы познакомить меня с тутошними муравьями я ни капельки не боюсь – как справедливо заметила моя хитрая маленькая хозяйка, сейчас далеко не лето, а потому муравейники не функционируют по вполне объективным причинам: «насикомий вэсьсыпит»…
Вернувшись спустя несколько минут, Рустем сел на табурет, внимательно уставился на меня и пробормотал, насмешливо щурясь:
– Кошелев, говоришь? Литовская, говоришь? Ну-ну… Я состроил доброжелательный открытый взгляд, изображая простодушную невинность, а про себя подумал: «Зря стараешься, парень! Эти твои психологические трюки годятся разве что для пятиклассника-двоечника, которому хитрый папка лживо сообщил, что обнаружил его настоящий дневник в бачке с грязным бельем, и теперь ждет, что чадо дрогнет взглядом, подтвердив предположения относительно наличия подделки. Такого фрукта, как я, надо сильно пытать, чтобы вытянуть из него то, что нужно, – на гляделки нас уже не возьмешь. Возраст не тот…»
– Я еще насчет тебя кое-что уточню, – скучным голосом пообещал Рустем, так ничего и не выудив из моего дружелюбного взора. – Но сейчас поговорим о другом… Нам ехать надо – давай, быстро решай: жить хочешь или нет.
– Я так понял, что вовсе необязательно отдавать меня этому вашему суду – правильно?
– Правильно. Я скажу, что ты убежал. Кроме меня, тебя тут никто не станет искать. Но это большой риск. Риск должен быть вознагражден. Понимаешь?
– Ты можешь получить за меня неплохие бабки, – проявил я сообразительность и тут же счел нужным внести коррективы, дабы не ввергать парня в искушение:
– Ну, не шибко круто, конечно, – я не банкир и не импортный журналист… Но лучше кое-что, чем вообще ничего. Это я насчет того, что, если грохнут меня по приговору вашего шариатского суда, тогда вообще ничего не получишь. Я правильно мыслю?
– Сколько? – с ходу перешел к делу Рустем.
– Десять штук баксов, – не моргнув глазом, выдал я, решив торговаться от, наименьшей суммы – вдруг клюнет.
– Наверно, Султан тебя часто по башке бил, – спокойно предположил Рустем – даже возмутиться не счел нужным. – Или ты просто не в курсе цен. Сейчас десять штук стоит здоровый раб. А я тебя не продаю – я за тебя хочу выкуп. Улавливаешь разницу?
– Не совсем, – я озадаченно наморщил лоб. – Какая разница? В любом случае ты меня продаешь!
– Разница огромная, – Рустем глубокомысленно почесал бровь, видимо, собираясь пуститься в пространные объяснения по поводу прописных истин, прекрасно знакомых каждому обитателю ЗОНЫ, но передумал – решил не вдаваться в подробности и предельно упростил схему. – Заложник стоит намного дороже. Иначе не было бы смысла держать его в заложниках – вкалывал бы, как вон те, – он кивнул в сторону окна, через которое со двора доносились вскрики понукаемых Юсу-пом рабов – исполнительный страж ворот чем-то их там лупцевал, чувствуя, что отпущенное господином время истекает.
– А сколько ты хочешь? – тревожно поинтересовался я, всем видом показывая, что большую сумму мне не потянуть никоим образом.
– У тебя дом есть? Машина, сбережения? – ответно поинтересовался Рустем, хитро прищурившись и сверля меня взглядом.
«Надо же – такой большой мерзавец, главарь банды, а такой наивный! А что – за эти рамки твои фантазии не распространяются?» – подумал я и решил чуточку разочаровать своего визави.
– Дом записан на жену. Жена стерва – она его не продаст ни под каким соусом, даже если меня начнут распиливать на ее глазах. Сбережения имеются – мы не голь перекатная, – это было сказано намеренно солидно и даже с некоторым пафосом, – тридцать «лимонов» на книжке. Машина есть – очень даже приличная еще – «шестерка» девяносто первого года выпуска. Продать машину, плюс те пять штук, что на книжке…
– Понял, – досадливо буркнул Руетем, поднимаясь с табурета. – Значит, тебя расстреляют по приговору шариатского суда. А жаль – на вид ты парень ничего… – и пошел к двери.
– У меня еще приятель есть, – всполошился я. – Я могу попросить его, он наверняка поможет! Сколько ты хочешь?
– Я и так потратил на тебя много времени, придурок! – с сожалением констатировал Руетем, взявшись за дверную ручку и нехорошо глядя на меня – наверно, решил позвать верного Юсупа, чтобы в два смычка заколбасить меня по-тихому. – Минимум полтинник. Плюс по штуке за каждый день с того момента, кода истечет срок выплаты. Давай быстро соображай. мне кое-куда прокатиться надо.
– Будет тебе полтинник, – твердо пообещал я, порадовавшись, что меня так скромно оценили. – Если мне удастся связаться с приятелем, я тебе железно гарантирую – он соберет бабки. Телефон у тебя есть?
– У меня много чего есть, – весомо сообщил Руетем, возвращаясь на свое место, и ворчливо передразнил меня:
– «Если удастся!»… Угу… А если не удастся? Если этот твой приятель не захочет связываться с тобой?
– У меня не один приятель, – скромно потупился я. – В любом случае я найду, кого попросить о помощи.
– Ага! Значит, у тебя куча приятелей, которые могут не глядя выложить пятьдесят штук баксов! – обрадовался Руетем. – Мы с тобой будем дружить, Иван! – Он посмотрел на часы и предложил:
– Я тебе дам телефон и… дам пять минут – позвонить. Сразу будет ясно, какой результат. Пошли.
