Александр Евгеньевич ничего не ел и молчал – голодным удавом глядел на Лену и наливался жгучим огнем вожделения. Ах, какое упоительное чувство предвкушения буйной радости плоти, какое эротическое наваждение, навеянное присутствием юной девы – такой простой, милой, доступной…
С трудом выдержав минут десять, ухажер прокашлялся и хриплым голосом предложил потанцевать. Студентка с недоумением указала на стол – мол, едим же еще, какие могут быть танцы?
– Да успеем еще десять раз поесть, еще весь вечер впереди, – пробормотал Александр Евгеньевич, вытаскивая Лену из-за стола. – Иди сюда… – и плавно закружился по комнате, прижимая к себе гибкое тело, чувствуя, как с каждой секундой организм набухает дурной силой, отвечая на прикосновения прелестных выпуклостей, преступно взятых в плен тесным лифчиком. Непорядок! Нужно освободить пленниц, дать им вольно дышать, привести соски в соответствие с регламентом нормального набухания…
Не удержавшись, впился жадным поцелуем в девичьи губы, пахнущие шампанским и гусиным паштетом, сжал студентку в объятиях так, что косточки хрустнули, повалил на диван, лихорадочно стаскивая одной рукой с себя штаны.
– Колготки! Потише – совсем новые… Ой-й-й, больно!!! – только и успела вскрикнуть Лена – а буйный сибиряк уже неудержимо мычал от страсти, одним движением могучих рук разрывая в клочья колготки совместно с трусиками, раздвигая коленями девичьи бедра и несколькими мощными толчками вгоняя своего звенящего от напряжения богатыря в совсем не готовую к столь грубому вторжению юную плоть…
Взрыв долгим не бывает. Первичное буйство физиологии, как и следовало ожидать, отзвучало ярко и стремительно: тридцать шесть с половиной полных фрикций, двенадцать восторженных вскриков, и в завершение – окрашенный в фантастические цвета ядерного распада оргазмище, более схожий с извержением вулкана.
– М-м-м-м-ммм, – блаженно промычал Александр Евгеньевич, крепко зажмурив глаза и не желая приходить в себя. – Чтоб мне провалиться – никогда такого не было…
И, судя по всему, соврал. Потому что немедленно вслед за сказанным…
– Бац!!! – на ядреный затылок сибиряка обрушился страшный удар чем-то тяжелым. Александр Евгеньевич, так и не раскрыв глаз, плавно провалился в вязкую глухомань небытия…
Глава 5.
ПРОТИВ КОГО ДРУЖИТЕ?
Пикколо Макиавелли
На некоторое время центром внимания стал станичный фельдшер Бурлаков, известный пьяница и коновал по сути своей, – оказалось, что не такой уж он и валенок в медицине, когда приспичит. Отняв у кого-то из казаков исподнее, фельдшер сноровисто спеленал новорожденного, укутал в свою телогрейку и перепоручил старшине Чубу, который по праву считался самым опытным нянем – воспитал на своем веку с добрый десяток внуков.
Затем Бурлаков занялся ранеными: остановил кровотечение новичку с раздробленной ступней, перевязал «притертого» и его водилу и, покопавшись в своей зеленой сумке из плащ-палатки, извлек коробку со шприц-тюбиками промедола. И задумался на минуту, сведя в кучу дугообразные жидкие брови.
– Коли, нах. Чо замер, нах? – прикрикнул атаман, наблюдавший за фельдшером.
– А у вас промедола нету? – поинтересовался фельдшер у «притертого» – жалко было тратить на чужаков дефицитное лекарство, которое ко всему прочему можно было использовать для «торчка» и выгодно менять на хорошие вещи. – Вам же должны выдавать на службе?
– Нету, – исходя болевой испариной, покачал головой омоновец. – Водка есть. Там, у мангала…
– И то дело! – обрадовался Бурлаков и, оправдываясь перед атаманом, поспешил заметить:
– Они же уже и так датые, нельзя мешать одно с другим. Ща накатят по стакашку – нормально будет. Потом отходить начнут, добавлю. А?
– Делай как знаешь, – махнул рукой атаман и повернулся к расшпиленному кузову казачьего «66», в котором на заботливо припасенных носилках усадили «притертого» с водилой:
– Вы – как?
– Давай, чего там, – «притертый» ткнул пальцем в сторону чеченской «таблетки», в которую уложили «тяжелого» новичка с раздробленной ногой на место раненого солдата. Солдата временно выдворили на улицу и укутали в одеяло, намереваясь усадить в кабину «таблетки», после того как ее отмоют от крови двое «нарядчиков», уже припустивших к Тереку с ведрами:
– А Димка вообще не пил, можно было бы и ширнуть… Я в принципе в норме, до райцентра – без проблем. Вовка, ты как – насчет водочки?
– Можно, – отозвался раненный в плечо омоновский водила. – До этого грамм триста засосали, хуже не будет. А Димке поставить надо бы… Не жлобись, доктор, потом сквитаемся как-нибудь.
– Коли «тяжелого», нах! – распорядился атаман, видя, что Бурлаков сомневается. – Петро! А ну – к костру, нах, водки принеси! Бегом, нах!
Петро – станичный киллер, белобрысый, белобровый, веснушчатый малый лет двадцати, с красным лицом, пораженным полным отсутствием какого-либо намека на интеллект, метнулся к костру за водкой. Бурлаков досадливо крякнул, извлек из сумки коробку с промедолом и полез в «таблетку».
– Две коли, – предупредил атаман. – Не жалей, нах, «тяжелый» ведь!
– Егорыч, баба – жена Беслана Сатуева, – некстати вспомнил Антон. – Ее втихаря везли в райцентр рожать. А дед, судя по всему, родственник.
– От, еб… – досадливо нахмурился атаман. – Ну, привалило… Теперь, нах, надо будет окопы по околице копать. Ну и угораздило тебя, Антоха…
Антон виновато потупился. Он разделял чувства атамана и прекрасно понимал, что на ближайшее время подкинул станичникам большущую проблему. Раньше было проще: полезла рейдовая группа через реку – огонь из всех стволов, кто не спрятался, мы не виноваты. Трупы выложили на берегу, дали вверх три ракеты красного огня – забирайте. Воины ислама, отправляясь в рейд, прекрасно знали, что могут нарваться на казачью пулю. Но то были ичкерские солдаты, «духи», никому из сотрудников наших правоохранительных органов и в голову не могло прийти отправиться на ту сторону, дабы проводить расследование пограничного инцидента. Та сторона – табу. Была…
А сейчас вся территория, на которой проводится так называемая контртеррористическая операция, входит в юрисдикцию военной прокуратуры СКВО10. Завтра поутру сюда подскочит следственная бригада, прокатится в ближайшие села за Тереком, будет уточнять детали, выяснять, что почем, а местные товарищи, в свою очередь, выведают у прокурорских некоторые обстоятельства дела и скорее всего не пожалеют средств, чтобы те поделились кое-какой информацией закрытого типа. Обратная связь, так сказать… А беременных жен полевых командиров в Приграничье расстреливают, мягко говоря, далеко не каждый день, так что обязательно возникнет нездоровый ажиотаж со всеми вытекающими.
В общем, имеются все предпосылки для возникновения крепкой взаимной любви между станицей Литовской и Бесланом Сатуевым, который в угоду новой страсти может покинуть насиженное гнездо в горах, куда еще не скоро ступит нога федералов, и как-нибудь ласковой туманной ночкой пожалует со всей своей кодлой в гости к станичникам. Вот это будет соитие, вот это будет любовь! До последнего вздоха…
– А теперь потолкуем, Андрей Иваныч, – предложил озабоченный атаман после того, как омоновцы засадили одним махом по стакану универсального «анестезирующего препарата». – Смотри, как хреново все получилось, нах. Хреново ведь? Последний денек вам тут, вроде все уже… А?
«Точно – „притертого“ зовут Андрей, – отметил стоявший рядом с кузовом „66“ Антон и вяло удивился:
– Вот память у атамана! Единожды сидел за столом с человеком – и то полтора месяца назад, больше не встречался».
– Понятно – хреново, – согласился омоновец, морщась от только что принятого лекарства. – А чего тут толковать? Давай быстрее в райцентр, потом ii. Или по дороге… Ты с нами едешь?
– Не, надо щас, – решительно махнул папахой атаман. – Вы через пять минут окосеете, нах, Бурлак по дороге вам еще добавит – с вами потом толковать будет неспособно. Ты уж потерпи минуту-другую – давай все обрешаем. Потом еще спасибо скажешь…
