После того как Виктор потерял память, он еще ни разу не видел, как выглядит великолепная фигура Дин, тщательно скрываемая под огромными комбинезонами, как выглядят прекрасные, стройные ноги Дин, всегда закованные в старенькие разбитые ботинки, как выглядит улыбка Дин, не измученная, не уставшая, а настоящая, искренняя улыбка человека, который надеется, что его рады видеть.
Однако волосы Дин по-прежнему были сколоты на затылке. Видно, она просто забыла о них, переодеваясь после работы. Неудивительно — Дин торопилась к ним. Эта маленькая погрешность, незавершенность образа вовсе не портила впечатления — напротив, Виктору показалось таким трогательным, что Дин забыла распустить волосы потому, что спешила домой. И даже с этой своей прической она была воистину прекрасна.
— Привет, — немного смущенно улыбнулась Дин и протянула Виктору пакеты, которые держала в руках. — В них подарки. Решила сделать вам сюрприз, а у вас, похоже, гулянка намечается.
— Выглядишь великолепно. — Виктор взял Дин за руку и усадил на деревянный стул. — У меня даже слов нет, как ты хороша.
— Да, мам, просто потрясно. — Мэгги осторожно наклонилась над мамой и коснулась ее платья так, словно оно было соткано из тончайшей материи. — Обалдеть, оно бархатное?
— Вроде того, — улыбнулась дочери Дин.
— Класс, — с видом знатока кивнул Дэн. — Я вначале подумал, что тетя Нора решила к нам заглянуть. Только даже для нее это слишком шикарно.
— Польщена, — хмыкнула Дин и снова посмотрела на Виктора.
В этот раз ее голубые глаза излучали какой-то особый, мягкий свет. В них не было ничего от прежнего колючего взгляда, который Виктору так часто доводилось ловить на своем лице. Дин смотрела на него с таким детским и трогательным смущением, что Виктору захотелось окутать ее теплом, согреть прикосновением своих рук.
Даже если бы и не было этого платья, он все равно назвал бы ее прекрасной. Что-то изменилось в ней, и не столько внешне, сколько внутренне. Виктор чувствовал эту перемену каждой частичкой своей души, потому что и сам менялся.
Они с Дин, подобно деревьям, сбросившим свою листву осенью и проспавшим всю зиму, весной воскресали и обрастали новой листвой. И если вокруг пока еще царила осень, уже подозревавшая, что вскоре ее корону отнимет зима, то у них с Дин снова наступала весна: юная, ласковая и светлая. Светлая, как улыбка, которую ему дарила Дин…
— Эй, ты так скоро замерзнешь, — очнувшись от своих фантазий, обратился к жене Виктор. — Пойду- ка я, принесу тебе теплый свитер и какой-нибудь плащ.
— Еще чего, — тряхнула головой Дин. — Я что, зря мучилась, переодеваясь в грузовике?
— С ума сошла? Конечно, не зря, — поспешил разубедить ее Виктор. — Я и не подозревал, что моя жена умеет ходить на каблуках… Молчу, молчу, — добавил он, увидев, что глаза Дин снова наполняются знакомыми ему холодными иголочками. — Я надеюсь, что мы просидим здесь не меньше часа, а твое здоровье мне гораздо дороже твоей внешности.
Дин взглянула на него с такой благодарностью, что у Виктора защемило сердце.
Положив мясо на решетку, он попросил Дэна последить за ним и ушел в дом, чтобы найти что-нибудь теплое для жены. Виктор решил принести ей свой свитер и длиннополый плащ. По крайней мере, подумал он, в этом плаще не замерзнут ее ноги, на которых нет ничего, кроме тонких колготок и туфель. Захватив плащ и свитер, Виктор не забыл термос с глинтвейном, который сварил по рецепту бабули Джесс.
Когда он вернулся, Мэгги и Дэн оживленно обсуждали мамины подарки. Дин купила сыну книгу о скандинавской мифологии, а дочери — красивую цепочку и подвеску в виде ящерицы.
— Стильная вещица, — заметил Виктор, отдав жене вещи. — А я приготовил еще кое-что, чтобы согреться.
Дин не очень-то хотелось переодеваться, но Виктор был непреклонен. Впрочем, теплая одежда и стакан горячего глинтвейна, очень скоро заставили Дин согласиться с тем, что Виктор был прав.
— У меня и для тебя есть сюрприз. — На ее лице появилось загадочное выражение. — Только его нельзя потрогать.
Виктор оторвал взгляд от мяса, о котором «помощник повара» забыл и думать, и вопросительно посмотрел на жену.
— Надеюсь, приятный?
— Думаю, тебе понравится. Лесли нашел доктора, который согласился приезжать в нашу глушь, чтобы заниматься твоим «интересным случаем».
— К папе будет ездить доктор? — спросила у Дин Мэгги, и Виктор прочитал в ее взгляде какое-то беспокойство.
— Да, Мэг. Ведь он еще… не совсем здоров.
— Не волнуйся, Мэг. — Виктор решил, что она беспокоится из-за того, что он снова может потерять память и куда-нибудь пропасть. — Этот доктор будет говорить со мной, чтобы я вспомнил свое прошлое. И тогда я уж точно больше ничего не забуду.
Мясо получилось исключительно вкусным, а посиделки очень уютными. Дин поздравила Дэна с его достижением и сказала, что если так пойдет и дальше, то к следующему лету у него будет лучший скейтборд, который она найдет в Паркстауне.
Чтобы дети не скучали, Виктор заварил им чай и даже рассказал страшную историю, которую сочинил на ходу. История получилась не очень страшной, потому что дети и Дин больше смеялись, чем пугались.
На улице уже давно стемнело, но никому не хотелось расходиться. Дин сказала, что всем пора спать, Виктор же предложил уложить детей, а самим еще немного посидеть во дворе.
— Если ты, конечно, не очень замерзла и устала, — добавил он.
— Твой свитер отлично греет, а выспаться я смогу и завтра.
Виктор заметил, что Дин не хотелось уходить так же, как и ему самому. И зачем они когда-то разбрелись по одиноким холодным комнатам?
Дин вспомнила, что уже несколько дней назад выполнила просьбу Виктора и нашла старенький фотоальбом с семейными фотографиями. Просмотрев альбом, Виктор испытал разочарование: ему показалось, что на всех снимках у него однообразная и довольно кислая мина, а улыбка Дин везде была какой-то измученной.
Да, не такими он представлял семейные снимки… Прошлое не переделать, но будущее, к счастью в его руках…
— Твой глинтвейн творит чудеса, — улыбнулась захмелевшая Дин и протянула Виктору бокал, который тот наполнил. — Я почти не чувствую усталости. А ты?
Пожалуй, впервые за все это время Дин признала, что и Виктор тоже может уставать. Что ж, с ее стороны это такой же подвиг, как и покупка нового платья.
— Не знаю… Мне так хорошо, — улыбнулся ей Виктор, — что я даже думать забыл об усталости. Давно мы так не сидели?
— Никогда, — покачала головой Дин.
— Никогда? — уставился на нее Виктор.
— Нет, — честно призналась Дин — Как-то не складывалось. Каждый был занят своими проблемами, и нам ничего такого не хотелось… Вик, ты простишь меня? — неожиданно спросила она.
— За что? — удивленно посмотрел он на нее.
— За то, что я такая резкая, грубая и неженственная.
— Это жизнь, детка, — улыбнулся Виктор. — Видно, раньше я плохо старался для того, чтобы у тебя появилось желание быть женственной и нежной. Ты ожесточилась, хотя я не знаю почему… Может, я изменял тебе, Дин? — Она отрицательно покачала головой. — Может, обижал? — Дин снова покачала головой. — Не знаю, что я делал не так, но, надеюсь, скоро вспомню об этом.
Дин посмотрела на него с такой мольбой в глазах, что Виктор осекся.
— Что-то не так?
— Все так… Ты спрашивал, почему я ожесточилась? Я все время чувствовала себя одинокой… Одинокой и нужной только своим детям. Почти все свободное время я посвящала работе. Да, так же, как
