Глава 5
В Стародубовске два железнодорожных вокзала: Стародубовск-Главный и Стародубовск-Город. Город – это основной посадочный терминал: сравнительно новое здание с залами ожидания, буфетами- ресторанами, с пригородными кассами и кассами дальнего следования и так далее.
Стародубовск-Главный – это товарная станция в пригороде со всеми сопутствующими аксессуарами: контейнерными площадками, двумя депо, обширной территорией складов и каких-то непонятных ангаров – детенышей провалившей конверсии. Еще там есть древнее паровозное кладбище и трущобы, именуемые по старой памяти Завокзальной улицей – хотя это и не улица вовсе, а целый район.
Во времена светлого энтузиазма, когда в центровых паханах Союза ходил хитрый грузин Coco, тут была небольшая рабочая слободка: в наспех отстроенных времянках ютились ремонтники, латавшие для Кавфронта паровозы, платформы и колесную базу. После войны ремонтников вывели в расход – много знали, видимо, – слободку обнесли колючкой и заселили урками, вывесив на входе плакат: «Спецкомендатура № 17».
Почему эта самая комендатура имела такой номер (в Стародубовске других комендатур не было), никто не интересовался: со временем институт таких заведений тихо и без торжеств похоронили, колючку растащили фермеры, а население осталось прежним: и по сей день в щитовых деревянных бараках ютятся товарищи, которых чистая публика обычно именует не иначе как «сброд».
Оставив «Ниву» на последней платной автостоянке, Сыч и Мо сошли с асфальта и с километр топали пешком по жидкой грязи: ближе безопасного места для парковки не было, а оставить машину без присмотра на Завокзальной могли только сильно беспечные товарищи, которые вообще не в курсе.
Сыч с Мо были в курсе, кроме того, машина – дополнительный источник информации о её владельце. Делиться информацией о себе в планы наших парней не входило.
Вечерняя Завокзальная здорово напоминала декорации к импортному ужастику про маньяков: кромешная темень, ни единого фонаря, тускло подсвеченные изнутри оконца, залепленные газетами, полное безлюдье – и зловещая тишина, изредка прерываемая кошачьими воплями. Уркаганские тинейджеры и пенсионеры воровского дела по улице томно не прогуливались – вообще никого не было, будто в одночасье все вымерли.
– Готовность номер один, – предупредил Сыч напарника, шагнув к лишенному дверей подъезду первой встреч ной халупы.
– Готов, – флегматично сообщил Мо, хрустнув костяшками пальцев.
В подъезде царил полноценный мрак, щедро напоенный ароматом свежей дрянной браги, приправленным традиционными парашными отдушками. В углу что-то ворочалось и тихо урчало
– Собака, – предположил Сыч, включая заботливо припасенный фонарик – знал, храбрый воин, куда идет.
– Пи-та-ррр-сы, – по слогам вымямлило валявшееся в углу тело в фуфайке, сымитировав слабую попытку лягнуть ногой источник света. – Н-нах-х!
– Ага! – храбрый воин подумал было о возможном использовании тела в качестве источника информации, но тут же отказался от этой идеи. Тело нуждалось во вдумчивой первичной обработке, после которой вполне могло оказаться, что это вовсе не тот источник. – Нет, это нам не надо…
Толкнув первую попавшуюся дверь, которая оказалась незапертой, Сыч шагнул в крохотную прихожку и бегло осмотрелся.
Повезло. В том плане, что в квартирке не бухал отвязный кодлан невоспитанных мужланов, с которыми пришлось бы объясняться на самом примитивном уровне. На крохотной кухоньке хлопотала вполне мирная на вид бабулька с блуждающим взором, следила за процессом в перегонном кубе, пыхтевшем на газовой конфорке. В этой точке жилища концентрация бражного аромата достигала своего апогея.
– Бабу? – управляющая кубом подслеповато уставилась на пришельцев – и сразу стало ясно, что бабулька крепко под градусом. – Пойло?
– Эмм… – Антон не сразу и сообразил, о чем спроси ли. – Нам бы это… Ну, в общем – с кем-нибудь…
– Наташка! – резво крикнула хозяйка, истолковав замешательство незваных гостей в пользу первого вопроса. – Иди – пришли!
– У-тю-тю, халесенький! – мгновенно явившаяся на зов истрепанная особа неопределенного возраста, сладко зевнув, с ходу вцепилась в Мо и поволокла его в комнату. – Ма-алоденький! Кра-асивенький! Сла- аденький!
– Уйди, плохая женщина, – на бесстрастном лице Мо мелькнула брезгливая гримаса. – Руки убери.
– Краси-ивенький! – особа оказалась упорной – на просьбу удалиться не реагировала. – У-сю-сю!
– Совсем уйди, – повторил Мо, не без труда освобождаясь от цепкого захвата. – Ты страшная.
– Сам страшный! – пьяненько обиделась особа. – Сам уйди! Я здесь живу, между прочим!
Мо вопросительно уставился на командира: что делать, вождь? И в самом деле уйти или просто сломать назойливой особе шейные позвонки?
– Нам бы ханки, – поправил ситуацию Сыч. – Че-ни – будь позабористее…
– Пойло, бабу? – ещё раз уточнила бабулька.
– Ханки, ханки, – нетерпеливо прищелкнул пальцами Сыч. – Типа: ширнуться, курнуть, ну, мульку с чего сварганить, если совсем ничего нет…
– Тут нету, – бабулька тотчас же утратила к пришельцам интерес. – Четвертая хата от нас – Васька Шило. Наша – первая, Васькина – четвертая. Раз, два, три – четыре. Дверь обитая. Замок.
– Спасибо, мать, – Антон попятился к выходу, осторожно отпихнув отвергнутую особу, растопырившуюся в прихожке – А че, вообще, так тихо? Люди где?
– Люди? – бабулька задумчиво уставилась на куб.
– Люди-бляди! – выкрикнула особа, боевито сверкнув глазенками. – Харь не глядя
– Люди зенки продрали, похмелились – и на работу, – сообразила бабулька. – Это – кто при делах. Кто не при делах – по хатам тарятся, бухают. Че по улице шмыргать? Вы под утро приходите – все будут.
– И гробы купите! – скандально подбоченилась обиженная особа. – Тут таких не любят!
– Спасибо, мы как-нибудь так, – пробормотал Сыч, минуя порожек. – Пешком постоим…
– Похмелились – и на работу? – оказавшись на улице, переспросил Мо. – А, командир?
– Работа у нас такая, работа наша простая, – хмыкнул Антон, живо вообразив приятную картинку: пара сотен урок, проснувшись и похмелившись, дружно строится перед халупами, получает задачу от местного пахана и строем, чеканя шаг, устремляется к городу. Возможно исполнение походной песни. Или – под барабан. Нет, барабан от падает. Барабан – сленговое наименование «стукача». Барабан – западло.
– Жила б слобода родная, и нету других забот… Четвертая «хата» от первой отличалась отсутствием вони в подъезде, странной чистотой и наличием входной двери. А ещё в подъезде горела лампочка, спрятанная в чистый плафон, и это наводило на определенные мысли.
Не писают, не мусорят, лампу не крадут – значит, уважают. Или боятся.
– И это правильно, – буркнул Антон, обнаружив дверь, аккуратно обитую стареньким, но добротным, без единого пореза дерматином. Рядом с дверью был нормальный звонок. «Глазка», правда, не было, но и звонка с дерматином для тутошнего истеблишмента – за глаза.
– Кого? – отреагировал на звонок дребезжащий голос.
– Шило, – солидно пробасил Антон.
– Зачем? – уточнил голос.
– Че такой неласковый, Шило? – обиделся Антон. – Люди пришли – дверь открой, выйди, поговори…
Дверь чуть приотворилась – над натянутой цепочкой возникли мутные глаза, колюче глядевшие на посетителей.
– Че надо?
– Ханки.
– Вы чьи? Кого знаете?
– Липатовские, – не моргнув глазом выдал Антон. – У вас не знаем никого. Про Ахмета слышали? Мы тут про ездом. Раскумариться бы маненько…
– Кто навел?
