снявший потную гимнастерку старый эсбист по кличке Стреляный?
“Где я мог видеть этого коренастого курьера, который прибыл из далекого Мюнхена? Может, еще до войны, в польском войске, в казармах города Грудзенца? Или где-либо в Куровичах, откуда поднялся я в банду, убегая с призывного пункта военкомата вместе с другими оуновцами? Или…?”
Березняк вместе с другими бандеровцами чистил на поляне оружие. Хмара дал ему “вальтер”, и Березняк усердно протирал ветошью ствол. Кто-то из бандитов тихо напевал:
Уловив мелодию, стал подтягивать песню и Березняк.
— А ты, хлопче, оказывается голосистый, — сказал одобрительно Реброруб.
К поющему Березняку неслышно подошли Хмара и Кравчук-Дыр. Хмара тронул Березняка за плечо и знаком попросил отдать ему “вальтер”. Посмотрел, хорошо ли прочищен пистолет и, вынув из кармана обойму, с треском загнал ее в рукоятку.
— После допоешь, — сказал он геологу. — Вот наш гость с тобой поговорить хочет…
Отошли в сторону Березняк и Кравчук. Протоколы допросов Гната, свернутые в трубочку, белели в руке Кравчука. Они уселись на сваленном бурей дереве и, показывая на протоколы, Кравчук спросил:
— Поваландався по свету?
— Профессия такая… Бродячая, — сказал Гнат.
Пристально посмотрел на геолога Кравчук и спросил:
— Возле объектов военных в поисковых партиях ходили?
— Ого-го-го, и еще сколько!
— Где именно?
— Да много их на мути встречалось…
— Примерно?
Быстро работал мозг Березняка. Насупил он мохнатые брови, будто припоминая, и наконец с облегчением сказал:
— Ну, вот, например, возле города Вендичаны мы искали нефть и случайно напоролись на военный аэродром. Самолеты дальнего действия. По четыре мотора. Множество! Триста, а то и больше…
— Далеко от Вендичан?
— Близенько! Каких-нибудь три километра на юго-запад.
Делая у себя в блокноте пометку, Кравчук спросил:
— Точно на юго-запад? Не ошибаешься?
— Ну как же! Нас там еще охрана задержала возле колючей проволоки. Думали, шпионы какие.
— А что на Кавказе ты заметил интересного?
— На Кавказе? Разное бывало на Кавказе. Ах, да. Не доезжая Батуми, есть такое место — Махинджаури. А возле него — Зеленый мыс. Там в одном месте пляж колючей проволокой отделен. Это — тайная база подводных лодок. Километра четыре уходит под горы туннель, наполовину наполненный водой. Подводные лодки заходят туда по ночам и по ночам выходят.
— Интересно, — сказал Кравчук, разглядывая Березняка. — У тебя какой псевдоним?
— Щука.
— Так вот, Щука, ты мне опиши все, что ты видел из военных объектов за последние годы, когда бродил в поисковых партиях. Тщательно, подробненько, с координатами.
— Все сделаю. В ажуре! — согласился Березняк.
Сильные дожди и грозы прошумели над Карпатами. И лучше бы было не отправляться в дальний путь, подождать, пока просохнут горные тропки и дороги, но Хмаре не терпелось поскорее получить в свои руки почту из-за рубежа. Он отправил за почтой вместе с Кучмой Реброруба и Стреляного. Ведь в почте этой были зашифрованные инструкции руководства закордонных частей организации украинских националистов в край, их здешней агентуре, обосновавшейся на украинской земле, о том, как действовать националистам дальше.
…Посыльные Хмары идут гуськом по горной лесной тропе, что петляет над отвесным обрывом. Слева к ней почти вплотную примыкает Черный лес. Буки и бересты закрывают вечернее солнце, низко повисшее над небосклоном. По лужам, по скользкой почве, на которой остаются глубокие следы от сапог, можно определить: был сильный дождь. Потому так глухо гудит внизу под обрывом ставший желтым и широким горный ручей.
— Собачья дорога! — выругался Стреляный. — Все время было сухо, а как за почтой идти — потоп. Рацию далеко от почты спрятали?
— Там не только рация, — сказал Дмитро. — Там большой пакет с американскими медикаментами и генератор.
— Как же мы все ночью понесем? — проворчал Стреляный. — И так скользко, а тут еще на дождь натягивает. Вон как тучи надвигаются отовсюду…
— Я говорил проводнику, чтобы он послал с нами четвертым Дыра — не захотел, — сказал Кучма.
Впереди маячит спина Реброруба. Он осторожно движется, просматривая все вокруг, иногда замедляя шаги и останавливаясь, проверяя, нет ли чего подозрительного на пути, нет ли засады?
Соответственно ритму движения ведущего, метрах в ста позади идут над обрывом Стреляный и Дмитро.
Позволяет профиль пути — они рядом, там же, где дорога суживается, превращаясь в узкую тропинку, шагают осторожно гуськом или, как говорят верховинцы, “на гусака”.
— Хмара не хотел рисковать вторым курьером, — пояснил Стреляный. — Сколько мы вас ожидали — и вдруг что-либо случится? Кстати, ты давно Дыра знаешь?
— Нас в Мюнхене соединили. Перед отлетом.
— Учились вместе?
— Нет, в разных школах. Он во Франкфурте-на-Майне, а я в Бадене обучение проходил.
— А до этого ты с ним встречался?
— Нет, а что?
— Да просто так… — И, желая перевести разговор на другое, Стреляный спросил: — Как там сейчас немцы к нам относятся?
— Пренебрегают. Смотрят, как на быдло, — сказал Дмитро.
— От гады! Ничему их война не научила, — буркнул Стреляный.
— Ну, ничего, мы теперь хитрее, — продолжал разговор Дмитро. — Мы их используем как только можем…
— Слушай, выдра, а вас служба безопасности мюнхенская перед отправкой хорошо проверяла?
— Как на рентгене, — пошутил Дмитро. — Почему тебя это интересует?
— Тебе могу сказать, ты человек верный. Тебя Хмара лично знает. Очень похож твой Дыр на одного красного, к которому я попал в лапы, когда они громили в Черном лесу отряд Резуна. Не будь часовой шляпой, дал бы он мне прикурить! Едва-едва вырвался. Но тот чекист был без усов.
— Эка невидаль! — засмеялся Кучма, силясь перекричать шум потока, загудевшего еще сильнее за поворотом. — Усы можно отрастить. А ты не говорил Хмаре о своих подозрениях?
— Еще не успел.
— Эх ты, тяпа, — пожурил Дмитро, подзадоривая Стреляного на дальнейшую откровенность. — Смотри, как бы тобой самим не занялись. Подозревать такое и молчать…
— Я его все это время издали наблюдаю. Как он ведет себя. И все время, понимаешь, стоит у меня перед глазами его лицо. Без усов. Не хотел раньше времени спугнуть. Но сейчас, только вернемся, скажу Хмаре. Пусть проверит, из Санока ли он, а может из… Киева?
“А что если Стреляный говорит неправду и уже рассказал Хмаре о своих подозрениях, — думал Кучма. — И сейчас Кравчука пытают там, в лагере, на “станке”? И тогда в глазах людей, поверивших моему раскаянию, отпустивших меня в банду, я невольно окажусь предателем, выдавшим Кравчука. Тогда никогда уж больше не стать мне честным человеком, не выбиться на верную дорогу. Но вряд ли бы Хмара мог начать допрос Кравчука без очной ставки со Стреляным! Ведь это очень опасный свидетель, способный
