История диджеев

Пьедестал

Многим, кто был связан с клаббингом с момента его возрождения в 1988 году, показалось, что появление сверхновой звезды диджея сигнализировало о потере невинности и измене танцпольному единению. Подскочившие зарплаты поставили под удар первоначальные идеалы равенства. Эти цели, впервые выраженные в нью-йоркском клубе Loft Дэвида Манкузо в семидесятые годы, наиболее полно реализовывались в Великобритании в период грязного эгалитаризма рэйв- движения.

Дэйв Доррелл (из первого поколения британских хаус-диджеев) признается, что был разочарован столь резким взлетом диск-жокея.

«Я полностью разделял принцип: «Никакого деления: диджей, танцпол и мы все — одно целое», — говорит он. — Я это обожал».

В ранних эсид-хаус-клубах Дорреллу очень нравились дымовые машины. Они, по его мнению, всех уравнивали. «Никто не знал, что происходит. Это было здорово. Вы находились в своей кабинке, но сливались с теми, кто танцевал в зале».

И все же он не мог не заметить, как пробиваются зерна славы.

«Разумеется, кое-кто, оказавшись на пару футов выше других, потерял голову в облаках. Диджеи вдруг решили, что они должны ездить на «Феррари» или «Порше», ну, вы понимаете. А их кейсы с пластинками несли через толпу, словно королевские доспехи».

Некоторые считают звездный статус диджея откровенной нелепицей, указывая на то, что парню за вертушками никогда не обрести магнетической ауры традиционного исполнителя, такого, например, как Джеймс Браун.

«Диджеям просто не дано летать на такой божественной высоте, — настаивает Мэтт Блэк из Coldcut. — Но все равно они взбираются на этот огромный пьедестал. Нам говорят: «Вот новая звезда», а мы видим лишь застенчивого паренька, который ничего особенного и не делает, а только все время поправляет наушники».

«Попробуйте, назовите Джима Моррисона среди диджеев», — просит он.

Торговля звездными диджеями

Музыкальный бизнес вращается вокруг звезд. Они здорово смотрятся на обложках пластинок и журналов, могут давать интервью, у них есть фанаты и, что особенно важно, — длинная и прибыльная карьера, основанная на выпуске альбомов. Как только диджеи обросли всеми этими атрибутами, предприниматели в индустрии грамзаписи сразу же навострили уши.

Впервые крупные фирмы активно занялись танцевальной музыкой в пору расцвета диско. Но они не знали, как его продавать, и потому больно обожглись (почти все хиты диско изданы независимыми лейблами). Мэйджоры не нашли подхода к музыке, в которой нет узнаваемых лиц. Диско записывалось студийными продюсерами и сессионными музыкантами, поэтому, если не считать Донну Саммер, тинейджерам не кому было отправлять трогательные, закапанные слезами письма.

С хаусом все сложилось иначе.

Сосредоточив маркетинговые усилия на диджее-звезде, рекорд-компании начали делать с хаусом то, что им (кроме одного или двух примеров и за исключением саундтреков) никак не удавалось добиться с диско, а именно, продавать его широким массам в формате альбомов. Этому способствовало и то, что некогда подпольная деятельность интенсивного, подпитываемого наркотиками клаббинга быстро становилась традиционным видом ночных развлечений.

Так на рубеже веков нашелся преемник героя с гитарой, лицо для всех анонимных мелодий.

Почти все первые попытки сделать диджея альбомным артистом в качестве продюсера, которые, в частности, предпринимали Фрэнки Наклс и Дэвид Моралес, провалились, но в 1992 году родилась идея (легальной) компиляции диджейских миксов. Это были сборники не собственных композиций диджея, а работ других музыкантов, смикшированных как клубный сет. Организация Disco Mix Club открыла серию Mixmag Live альбомом миксов Карла Кокса и Дейва Симана (Dave Seaman), а под названием Journeys By DJ вышла компиляция Билли Нэсти (Billy Nasty). Диск-жокею предстояло стать альбомной звездой.

До 1990-х годов молодежь приобретала синглы. Эти семидюймовые возбуждающие пластиночки определяли нашу жизнь. А нынешнее звуковое сопровождение юности — компакт-диски с миксами, такие, например, как Ministry Annual или Essential Mix Пита Тонга, которые расходятся стотысячными тиражами. Они продаются благодаря именам самых видных диджеев планеты, получающих большие деньги за свою подпись (сам материал нередко сводится звукоинженером при помощи компьютерной программы Pro-tools). В этом случае диджей- знаменитость выступает в роли узнаваемого доверенного лица, предлагающего нам песни, которые мы бы иначе не взяли. Он — музыкальный бренд. Компакт с Essential Mix покупают примерно по тем же причинам, что и пару кроссовок Nike.

«Люди доверяют логотипу Ministry of Sound, или Бой Джорджу, или мне, или Sasha, — говорит Пит Тонг. — По-моему, в этом и состоит грандиозная революция, произошедшая за последние пять лет». Он рассматривает такие микс-альбомы как своего рода моментальные снимки диджейского сета, как легитимацию процветавшей в начале девяностых торговли кассетными пиратскими записями. «Это очень хороший, сжатый способ оценить их умение развлекать».

Суперклубы и всемирные бренды

Можно поблагодарить ненавистный многим «Акт об уголовном судопроизводстве» 1994 года за подъем мейнстримного клаббинга. Так как правительство решило запретить крупномасштабные танцевальные мероприятия, вырвавшаяся на свободу энергия молодежи должна была найти себе другое русло. После того как закон словно обухом по голове ударил по рейвам, люди потянулись в клубы. Они сменили грязные поля на ковры и хром и продолжали веселиться. Андеграундная сцена была легализована (и сильно приглажена), деньги потекли рекой. Все это казалось решительной победой потребительства. Циники даже говорили, что экстази вовсе не раскрепощает, а представляет собой верх консьюмеризма: теперь вы можете купить не только музыку и место для танцев, но и отличное настроение, располагающее к вечеринке в любой удобный вам момент. Можно спорить о справедливости такого взгляда, но коммерческая клубная культура, какой мы ее знаем, поднялась из пепла любвеобильного и дружелюбного Е-движения.

В начале девяностых лицензионные управления в целях создания альтернативы порочным рейвам стали выдавать разрешения на проведение в клубах танцев до все более позднего времени при условии их безалкогольного характера (что для поколения Е не составляло проблемы). Законные танцы круглую ночь добрались наконец до лондонского гей-клуба Trade, а затем, в конце 1991 года, — и до Ministry of Sound.

Как только танцевальная музыка была загнана в помещения и причесана, она стала шикарной. Родилась клубная мода. Отныне одежду выбирали не из соображений практичности, как широкие футболки, мешковатые брюки и кеды Kickers, а ради стиля и декадентской броскости. Повсюду