— Если вы не нашли их тел и полагаете, что команчи не увезли их с собой, то они должны быть где-то в тех местах.
— Не знаю. Как долго могут продержаться малыши — без пищи, без снаряжения, без помощи? И все же, — добавил Сквайрс, — одна вещь смущает меня с тех самых пор, как я оставил этот сожженный караван. Что сталось с большим жеребцом? Я изучал следы, оставленные команчами; поверьте, я хоть сейчас могу нарисовать следы каждой лошади; но отпечатков копыт жеребца там точно не было.
— Харди мог скрыться вместе с лошадью, — сказал Скотт Коллинз. — Этот жеребец следовал за ним по пятам, как щенок, с тех самых пор, как был маленьким жеребенком. — Он выбил трубку и встал. — Я возвращаюсь, Сквайрс. Если дети живы — я их найду, если нет — отыщу их тела и похороню.
Билл Сквайрс посмотрел на него из-под лохматых бровей.
— Зима на подходе, парень. Когда я уезжал оттуда, погода стояла еще неплохая, но теперь перелом может наступить в любой день. — Он помолчал. — Ты должен посмотреть правде в глаза, Скотт. Если малыши сумели ускользнуть — а я думаю, что они сумели, — то сейчас их уже нет в живых. Просто невозможно, чтобы они там выжили.
Коллинз натянул куртку и подхватил винтовку.
— Мальчик работал со мной с тех пор, как стал ходить. Он сообразительный и серьезный не по летам. Он умеет ставить силки и охотиться на кроликов с самодельными луком и стрелами. Я воспитывал его так, чтобы он сумел о себе позаботиться. И еще, — добавил он, — если мальчик жив, он будет ждать меня. Что до Биг Реда, то этот жеребец обгонит любую лошадь на Великих Равнинах. Если дети взберутся на эту лошадь -никакому индейцу их вовек не поймать.
— Ну что ж, — поднялся Билл Сквайрс. — Двух мнений здесь быть не может. Поехали, поищем.
— Вы оба дураки, — проворчал Дэрроу. — Как бы мне ни было больно об этом говорить, но индейцы убили обоих малышей. — Он поднял глаза на Коллинза. — Не обижайся, Скотт, но подумай сам: если вы туда поедете, в результате только убьют еще и вас.
— Фрэнк, этот мальчик — все, что у меня осталось.
Дэрроу неохотно встал.
— Вы оба безмозглые идиоты, но, Скотт, я не могу отпустить вас со Сквайрсом в эту глушь. Я знаю Сквайрса — уж с ним-то вас точно убьют.
Небо было серым, и холодный ветер дул с гор Уинд-Ривер. На вершинах лежал снег, а кустистая трава и деревья, росшие на равнине, по которой ехали эти трое, были бурыми и пожухшими.
— Ты знаешь мальчика, — говорил Сквайрс, — так что тебе и карты в руки. Поставь себя на его место, вспомни все, что мальчик знает, и ты сможешь представить себе, что он сделал.
Как поставить себя на место семилетнего мальчика, оставшегося в обществе крохотной девочки и лошади? Если они и в самом деле были с ним… Хуже всего, что Коллинз с друзьями не были ни в чем уверены. Однако кое-что Коллинз знал точно. Во-первых, Харди был упорен и настойчив, для мальчика его лет ему часто приходилось оставаться одному. Во-вторых, Харди наверняка двинется на запад, а если что- то помешает — станет держаться возле дороги.
Коллинз изо всех сил старался не дать страху овладеть собой — страху, который жил в нем, поднимался, разрастался до тех пор, пока сердце не начало тяжело биться, а суставы пальцев, сжимавших поводья, не побелели. Харди… его сын… его мальчик… где-то там, один и в опасности! Нет, не один: с ним маленькая девочка, едва ли не грудной ребенок, и о ней надо позаботиться.
Сквайрс, видимо, угадал его мысли.
— Скотт, — резко окликнул старый горец, — тебе надо забыть о том, что может произойти. Ты должен думать только о том, как их найти. Ты должен жить только днем и часом встречи с ними. А иначе сойдешь с ума.
Скотт Коллинз заставил себя успокоиться. Караван был атакован на равнине. К западу от нее местность становилась овражистой, с пологими холмами и длинными долинами, а севернее дороги возвышались горы. По берегам ручьев росли деревья, отдельные рощицы поднимались даже на гребни холмистых гряд.
Лето было засушливое, безводное. Однако Сквайрс говорил, что Харди внимательно слушал его советы вожатому каравана и потому мог запомнить места расположения источников. Но больших источников мальчику придется избегать из-за индейцев.
Один за другим Коллинз рассматривал и отбирал шансы Харди выжить в прерии. Мальчик знал несколько слов на языках сиу и чиппевеев; кроме того, он немного владел и языком жестов — ведь они жили на границе Висконсина близ индейских поселений. Порою индейцы останавливались возле их дома, и Скотт всегда угощал их; иногда и они оставляли ему кусок оленины. В год большого пожара, когда леса горели, подожженные молниями, а дичь перебралась на юг, Скотт спас жизнь дюжине индейцев, подкармливая их даже тогда, когда и самим приходилось туго.
— Когда индейцы напали на караван, фургоны находились в трех днях пути от Брода Ларами, и ребятишки не могли пройти слишком много. — Сквайрс перекатил жвачку за другую щеку. — Нам предстоит еще долгий путь, прежде чем мы до них доберемся.
— Ты ехал быстро, — сказал Скотт, — как ты думаешь, сколько дней дети оставались одни?
— Я вез послание на Восток, — отозвался Сквайрс, — и лошади у меня были припрятаны. Я менял их три раза. Думаю, дети идут не дольше недели… И не меньше шести дней.
Это долго. Чем они питаются? Без винтовки им не добыть дичи. Хотя с луком и стрелами Харди сумеет подстрелить кролика или белку. Может быть, даже кустарниковую курочку.
Три человека ехали быстро, почти без остановок, внимательно изучая по дороге землю и окрестные холмы. Они все еще находились далеко от тех мест, где могли найти следы детей, но Скотт боялся их пропустить.
У подножия гор они увидели оленя, несколько раз пересекали следы антилоп. Однажды им встретилось стадо лосей, а в другой раз — табун лошадей. Они съехали с дороги, чтобы внимательно присмотреться к мустангам, но гнедого жеребца среди них не заметили.
— Нам еще не встречались индейцы, — сказал Дэрроу, -и это благословение Господне.
— В такую пору эти места нравятся им не больше, чем нам, — проговорил Сквайрс. — С наступлением зимы они отправляются в Холмы и прячутся там в какой-нибудь уютной долине, где полно топлива и всего, что надо.
— Билл, — спросил Коллинз, — как поступят индейцы с малышами, если поймают?
— Здесь ты можешь гадать с тем же успехом, что и я. Я знавал случаи, когда индейцы разбивали им головы о дерево или камень, но известно также, что они брали детей к себе и заботились о них. Со своими детьми индейцы обращаются очень хорошо — лучше, чем большинство белых. С пленными — другое дело. Тут уж трудно что-либо сказать… — Он замолк не меньше, чем на минуту, потом добавил: — Я бы сказал, чем младше дети, тем лучше для них.
Они продолжали ехать, пока лошади не устали настолько, что уже еле передвигали ноги. Тогда Билл Сквайрс решительно заявил:
— Пора дать отдохнуть нашим пони, Скотт, или мы окажемся пешими.
— Они уже недалеко, Билл, нам надо ехать.
— Если мы загоним лошадей, то не найдем детей никогда. Подумай об этом.
— Если память меня не подводит, то впереди река, — заметил Дэрроу. — Там должны быть трава, вода и дрова. Я предлагаю остановиться на денек, дать лошадям отдохнуть, а самим тем временем немного разведать окрестности. И подумать, что делать дальше.
Скотт понимал, что это здравый совет. И лагерь они разбили надежный, укрытый не только от ветра, но и от глаз любого случайного индейца, расположенный под ветвями деревьев, рассеивающими дым костра.
Когда они расседлали и пустили пастись лошадей, уже начинало смеркаться. Скотт Коллинз взошел на невысокий холм за лагерем и стоял, вслушиваясь в ночь. Если дать Биг Реду волю, он мог бы сам довезти детей сюда; он был прекрасным конем и любил мальчика.
Ночной ветер был холодным. Есть ли у Харди куртка? А у малышки Пауэлла? Если она просто встала и пошла за Харди, она наверняка одета очень легко — совсем не подходяще для холодной осени Вайоминга.
Больше часа Коллинз простоял на холме, напрягая слух, стремясь различить и опознать каждый звук,
