абордажными воплями действительно выстукивал 'пост-бит-недо-панк'. Неудивительно, что после такого шоу Назимов получил приглашение принять участие в записи очередного альбома 'ЧайФа'.
За три года существования группы в ее активе значились недооцененный современниками изумительный акустический альбом 'Жизнь в розовом дыму', а также сыгранный импровизированно- джазовым составом 'Однажды вечером в Свердловске'. Несмотря на всю искренность и обаяние этих работ, полноценного электрического альбома у 'ЧайФа' все еще не было.
'Мы как-то не умеем в студии работать, - признавался в те времена Шахрин. - Я могу спеть в зале более эмоционально, чем 'в стену'. Я просто не могу себя заставить петь перед стеной!'
В начале осени 87-го года психологическую проблему студийных казематов группе наконец удалось решить. Произошло это не без помощи звукооператора Алексея Густава, организовавшего запись нового альбома 'ЧайФа' в пыльном, но просторном подвале одного из свердловских домов культуры. Вокруг стояла жуткая духота, в конце августа в здании для профилактики включили отопление, но 'ЧайФ' не могло остановить даже землетрясение.
'В тот момент очень многое совпало: наша врожденная борзость, оптимизм, вера в себя, - вспоминает Бегунов. - Это был наш самый мобильный звездный состав. Не в плане рок-звезд, как это сейчас называется, а в плане того, что мы безумно нравились друг другу и нам жутко нравилось вместе играть'.
В отличие от наркологических сессий большинства современных рок-групп единственным стимулятором 'ЧайФа' в процессе этой работы был т.н. ' чай второго сорта', мерзостный вкус которого попросту не поддается описанию. Этот 'напиток богов' заваривался в кофеварке 'Бодрость', обладавшей уникальной способностью превращать любое дерьмо в отменный сургуч. Не случайно в аннотации к альбому не без иронии упоминались Зугдидская чаеразвесочная фабрика и чайный завод имени Зураба Соткилавы.
Несмотря на то что вся обработка звука производилась на шипящем эквалайзере 'Электроника' и пружинном ревербераторе Tesla (внутри которого периодически происходили микровзрывы), 'ЧайФ' умудрялся добиваться вполне пристойного гаражного звучания. На пленке оказался зафиксирован максимализм и юношеский задор людей, которые никого и ничего не стеснялись, а просто рубились в студии насмерть. Глаза музыкантов полыхали бешеным огнем, дыхание учащалось, организм излучал энергию, а большинство композиций было пропитано бесшабашной удалью и здоровым стебом.
'Там действительно получилась живая музыка, сыгранная очень искренне и пронзительно, - вспоминает Алексей Густав, для которого это был звукорежиссерский дебют. - Такого простого и энергичного рок-н-ролла тогда у нас было очень мало. Энергия в студии била через край, и когда настало время сводить альбом, мне пришлось выгнать музыкан-тов из подвала - во избежание кровопролития на тему 'почему не слышно мой инструмент?'. И буквально за три дня я с Нифантьевым все это веселье смикшировал'.
За неполные две недели группе удалось записать около двух десятков композиций, которые затем были разделены на два альбома - 'Дерьмонтин' и 'Дуля с маком'. Первый из них получился более впечатляющим и со временем стал классикой раннего 'ЧайФа'. Название придумал Бегунов, умышленно написавший слово 'дерматин' с тремя орфографическими ошибками.
'Возможно, 'Дерьмонтин' оказался таким рок-н-ролльно-разгильдяйским альбомом, потому что отражал наше отношение к окружающему миру, - говорит Шахрин. - Мы в то время еще работали: кто в ментовке, кто на стройке, но изнутри нас все достало до крайней точки, и поэтому протест, который присутствует на альбоме, совершенно искренний. Из нас это перло на каждом шагу. Сегодня мы уже не пишем подобных песен, потому что это будет вранье. А тогда все это было очень честно'.
Открывался альбом рок-н-ролльным 'ванькой-встанькой' - подъездной по духу композицией 'Шаляй-Валяй'. 'Мы не будем больше пить, материться и курить' - и все это на фоне звона стаканов, сдавленного смеха и вполне различимых реплик: 'хлебу-то дайте!'. Дальше - больше. 'Пост-бит-недо-панк' в версии 'ЧайФа' был представлен несколькими рок-н-роллами ('Четверть века', 'Рок-н-ролл этой ночи'), псевдонаркоманской лирикой ('Гражданин Ширяев'), панком ('Белая ворона'), ритм-энд-блюзом ('Твои слова') и распевными фолк-песнями ('Вольный ветер', 'Вместе теплей', 'Шаляй-Валяй'), наиболее достоверно отражающими такое аморфное понятие, как 'русский рок'.
Композиции 'Твои слова' и 'Вместе теплей' посвящались свердловскому писателю Андрею Матвееву, который в 84-м году явился первооткрывателем и активным пропагандистом этой рок-группы. В свою очередь, начинавшийся звуками балалайки 'Вольный ветер' являлся 'посвящением наоборот', адресованным местной 'акуле пера' Марии Кирилловне Пинаевой, самым сильным впечатлением которой от первого свердловского рок-фестиваля было то, что 'музыканты держат в руках электрогитары, как автоматы'. После типично совдеповской статьи, опубликованной Пинаевой в газете 'На смену!', Шахрин и сочинил 'Вольный ветер' - невеселую песню про уральских 'ребят от сохи', которые во внерабочее время читают 'Дао' и занимаются тай-чи. Как гласит история, во время записи 'Вольного ветра' острый на язык Бегунов постоянно интересовался у Назимова: 'Вова! А ничего, что мы гитары держим, как автоматы? Как ты думаешь, стрелять-то мы не будем?'
В завершении рассказа о 'Дерьмонтине' нельзя не упомянуть еще два эпизода, отражающие моральный дух группы в те времена. Дом культуры, в котором происходила запись, принадлежал заводу 'Уралобувь' - передовому соцпредприятию, прославившемуся на всю страну своими кирзовыми сапогами. Найденный Густавом подвал формально служил репетиционной базой для духового оркестра вышеназванного завода. Обнаружив в подвале оставленную 'духовиками' трубу, Шахрин, который весьма смутно представлял технологию использования духовых инструментов, дунул в нее так, что все вокруг стало рушиться и падать, включая Бегунова, который чудом не сломал себе ногу.
Шахрин был человеком без комплексов. Одухотворенное соло на трубе в 'Гражданине Ширяеве' незатейливо переходило в автономный инструментальный номер 'Балалайка-блюз', во время которого идеолог 'ЧайФа' излил всю свою душу.
Поскольку не все в группе одинаково уверенно владели инструментами, дефицит мастерства 'ЧайФ' с немалым успехом компенсировал самоотдачей и дерзкой непосредственностью. Что касается 'профи' Назимова, то когда при температуре 30 градусов от него стали требовать играть в бешеном темпе 'под панк' 'Белую ворону', он, предвидя конечный результат, неожиданно забастовал.
'Из вас Sex Pistols, как из дерьма пуля, - беззлобно огрызался он, сидя в душной кабине, завешанной шторками и рейками. - Ну будьте же вы реальными людьми!'
В итоге 'Белая ворона' (с фразой 'приходи ко мне ночью, будем слушать 'Маяк'), окаймляемая мелодией из наутилусовского 'Ален Делона', записывалась следующим образом. Гитары играли быстрее, чем надо, барабаны замедляли темп, не успевая ввязаться в подобную мясорубку, а бас Нифантьева безуспешно пытался сгладить очевидные темповые диспропорции. Со стороны это выглядело как безумная пародия на панк, воспринимавшаяся однако участниками записи как нечто вполне самодостаточное и аутентичное.
'Для 'ЧайФа' в тот период сложные ритмы были такой же неразрешимой проблемой, как и теорема Ферма, - вспоминает Назимов. - Для них 'другой ритм' и 'другой гимн', отличный от четырех четвертей, означал немалые муки. Я с немыслимыми боями добился усложнения ритмического рисунка в песне 'Вместе теплей'. И когда они в очередной раз ошиблись, сказал: 'Ребята! Я вас поздравляю! Музыка King Crimson вам не грозит!'
Никто из музыкантов на подобные реплики не обижался. С юмором, в отличие от сыгранности, проблем у 'ЧайФа' не возникало никогда.
Настя Тацу (1987)
сторона А
Ариадна
