жизнь идеалы материального благополучия, Манагер изо всех сил колотил по гвоздям и в какой-то момент неожиданно слился с образом. 'Внезапно я начал понимать, что общаюсь с мертвым лесом и трупами деревьев, - вспоминает он. - Гвозди, входя в дерево, превращались из железной руды в часть земли, никак не протестуя против этого... Когда я дотронулся до гвоздя, он весь пылал, и мне показалось, что гвоздь разрывается на части от невозможности изменить свое состояние'.
Во время сессии Манагер предложил Летову и Кузе Уо напевать в монотонной манере слова 'это песня гвоздя', сопровождая хоровое пение ударами молотка по железу. Сам Манагер прочувствованно нашептывал в микрофон: 'Холодно... Никак... Жарко... Больно... Жарко... Больно... Больно! Больно!!', постепенно переходя на душераздирающий крик. 'Это было непрерывное полуактерство, записанное с одного дубля, - вспоминает Манагер. - Я настолько плотно вошел в роль, что начал ощущать, как по мне бьет кувалда'.
Остальные манагеровские откровения являли собой обрывки фраз и монологов (исполненных на фоне монотонного негромкого пения), жанровые сценки, а также несколько номеров, сыгранных в духе экстремального хардкора. Короткие, но энергичные опусы типа 'Опоздавшей молодежи' вообще были сыграны исключительно на одной ноте.
Для пестроты восприятия в альбом были включены и два вполне самодостаточных инди-хита: 'Кровь' ('Сулили золотые горы, подменяя любовь кайфом'), исполняемый под похоронную мелодию саксофона, а также 'Парики, шиньоны, косы', представлявший собой речитативное перечисление названий магазинов, попавшихся на глаза Манагеру во время прогулки по Ленинграду. Завершала нелегкое путешествие по лабиринтам подсознания 12-минутная композиция 'Стачка шахтеров в Кузбассе', проникновенно напетая музыкантами 'Гражданской обороны' в духе хоралов на репетиционной точке 'Аукцыона' за полгода до описываемой сессии.
За пять ноябрьских дней 89-го года, в течение которых осуществлялась запись этого двойного альбома, Манагер, безвылазно находясь в летовской квартире, довел себя до состояния 'внутреннего распятия'. К примеру, техническая сторона работы воплощалась для Манагера в разного рода образы и чудеса. Студийную аппаратуру он воспринимал не иначе как части собственного тела. Пульт казался ему неким преобразователем, в который следовало входить в виде электрического сигнала и выходить измененным в форме готовых песен. Если же магнитофоны ломались или вели себя как-то непредсказуемо, Манагер начинал с ними ругаться, плеваться в них, создавая противодействие непокорной технике.
Несмотря на то что Егор Летов и Кузя Уо относились к своему соратнику как к 'экспонату творчества', Манагер самозабвенно и доходчиво объяснял им свои требования к звуку. Для этого он не ленился рисовать сотни графических эскизов будущих инструментальных партий. Гитарные соло изображались им в виде движения ломаной вверх - с последующей закольцовкой на самой вершине. Уместно вспомнить, как большой ценитель современного искусства Никита Сергеевич Хрущев, глядя на подобные графические наброски, обычно говорил: 'Эти педерасты-авангардисты рисуют сплошную жопу'.
Спустя несколько месяцев после завершения работы над 'Гаубицами' Манагер в рамках проекта 'Цыганята и Я с Ильича' записал еще один альбом 'Арджуна-драйв', отражавший религиозную сторону жизни и переводивший слушателей из состояния шока в состояние недоуменно-задумчивого ступора. Сам Манагер считал 'Арджуну-драйв' чем-то вроде 'чистилища', но, скорее всего, эта работа напоминала то ли гимн периферийному зрению, то ли затянувшийся звуковой ряд к фильму ужасов. 'Это счастливая вещь - успеть заглянуть с телескопом в собственное подсознание, - признается Манагер. - Успеть зафиксировать разрыв внутри самого себя, каким бы ужасным он ни казался потом'. Видя перед собой необозримые дали и хороводы теней, Манагер планировал создать из этих альбомов полноценный художественный триптих, последний элемент которого носил бы название 'Рай'.
Судя по всему, эти студийные работы не были предназначены для широкого прослушивания. Подобную антимузыку могли осилить лишь эстеты-мазохисты или прошедшие огонь и воду ветераны меломанского движения. Глазами сегодняшнего дня и 'Гаубицы лейтенанта Гурубы', и 'Арджуна-драйв' напоминают интенсивный артобстрел массового сознания, включающий в себя крик, плач и слезы, стоны и смех, чтение писем, наивные акустические зарисовки, шумовые перфомансы, хоровые импровизации, разговоры с самим собой и ворчание под нос в духе старых блюзменов с берегов Миссисипи. В конце концов - это яркое проявление раскрепощенного сознания Олега 'Манагера' Судакова - настолько буйное и необычное, что даже самые 'завернутые' опусы Трента Резнора выглядят на этом фоне академичными, словно звучание Лондонского симфонического оркестра.
1990
Коммунизм Хроника пикирующего бомбардировщика (1990)
сторона А
Туман
Приключения медвежонка Ниды
The Birds Of Paradise
Иваново детство
Повесть о настоящем человеке
Пять мальчиков
Белый свет
Маленький принц возвращался домой
сторона В
Нюркина песня
Засиделся за костром
Про мальчика, невидимый трамвай и веточку
Гавна-пирога
Сад
Про покупку
Как в мясной избушке помирала душа
Хроника пикирующего бомбардировщика
На определенном этапе деятельности 'Гражданской обороны' Егор Летов сотоварищи пришли к выводу о том, что художнику 'невозможно выразить абсурдность, кошмарность и игривость окружающей действительности... адекватнее и сильнее, чем сама реальность - ее объекты и проявления - конкретная музыка, произведения народной и официальной культур'. В результате подобных выкладок и возникла группа 'Коммунизм', в рамках которой музыканты начали экспериментировать с полузабытыми музыкальными слоями двадцати-тридцатилетней давности. В своей программной статье-манифесте 'Концептуализьм внутри', опубликованной в журнале 'Контркультура', Летов и Кузя Уо нарекли подобные опыты c уже готовым, написанным ранее материалом 'коммунизм-артом'. 'Внезапно мы поняли, что при отстраненном взгляде на знакомые объекты нам открывается целая линия жизни', - вспоминает Олег 'Манагер' Судаков.
