Красно-белый Ворон отбивал такт подбородком по дулу ружья, локтями взмахивал, как крыльями, и, колотя себя по бокам, вдруг закричал: «Кар-кар-кар», так подражая ворону, что Сильвина отступила в ужасе. Даже Напасть выразила глухим рычанием свое неодобрение звукам, которые режут ухо и собаке.
— Не понимаю вас, — сказала Сильвина.
— Я — трагедия! Я — бич! Я — все, что вы видите, и в миллион раз более того! Ведь вы не из подлунного мира, не правда ли? Ведь вы упали с неба, не правда ли? Вас буря загнала сюда, как я вижу. Что же делается на луне? Надеюсь, что с ангелами вы расстались дружелюбно, не правда ли?
— Я несчастная девушка из самого настоящего подлунного мира, — отвечала Сильвина, почти убедившись, что ей нечего опасаться этого странного существа. — Отряд, в котором я находилась, подвергся нападению индейцев, и я едва успела спастись бегством. Могу вас заверить, что я самая обыкновенная, очень несчастная смертная, потому что голодна, утомлена и встревожена неизвестностью об участи своих друзей. Если вы можете накормить и приютить меня, то этим окажете милость, которая не останется без воздаяния.
— Бобры и бизоны! Если бы не вы сами это говорили, я бы никогда не поверил, что вы простая смертная. Да и теперь сомневаюсь. Чтобы удостовериться в том, я должен осязать вас. Мне кажется, что вы улетучитесь как дым, лишь только я прикоснусь к вам.
Ворон осторожно придвинулся к Сильвине и протянул цивилизованную руку, чтобы осязать ее вещественность, но она в испуге отступила, а Напасть с ворчанием стала между ними.
— Боюсь, что моя собака не позволит вам фамильярностей, — сказала Сильвина.
— Ваша собака, очаровательна, похожа на демона, сорвавшегося с цепи. Не продадите ли вы ее мне вместо пугала? Вероятно, вам неизвестно ее происхождение. Бьюсь об заклад, что она происходит от медведицы и дикого кота. Лучше бы ей не ощетиниваться на меня, а то, пожалуй, я угощу ее последней болезнью, если она не будет благоразумнее. Ведь я Ворон Красной реки, кар-кар!
Воздух печально оглашался отголосками его карканья.
Между различными типами человеческого рода, прошедшими перед глазами Сильвины, ей никогда еще не случалось видеть что-нибудь подобное. Немудрено, что она невольно ощущала чувство недоверия и опасения.
— Божественная, я монарх Севера! Я царь здешних озер, рек и гор! Я единственный в своем роде! Как видите, я не красный и не белый. Я самый искусный из искуснейших смертных. Если вы промокли, я вас высушу, если вы озябли, я вас согрею, если вы голодны, я вас накормлю, если вы хотите спать, я вам приготовлю постель, если вы одна, я буду вашим собеседником.
— Благодарю и постараюсь как можно меньше беспокоить вас.
— Беспокоить меня? О, цветок полей, мое беспокойство состоит в том, что у меня нет беспокойства. Я беспрерывно рыскаю по северным краям, исходил их вдоль и поперек, и все затем, чтобы отыскать беспокойство. Если есть лакомство, приятное для ваших розовых уст, или рыба в хрустальной воде, или пташка, порхающая под безоблачным сводом, или животное, бродящее по зеленым лугам — скажите одно слово, и я весь к вашим услугам, Надо ли пробежать сто миль, чтобы отыскать приятное вам, только скажите. Вот мой дворец, — продолжал он, указывая на шалаш, — войдите и царствуйте в нем. Летом в нем прохладно, зимой — тепло. Возьмите с собой и дикую кошку. Кар-кар!
Напасть опять заворчала, как бы оскорбленная криками незнакомца.
Сильвина сама не знала, принять ли ей приглашение, однако необходимость заставила решиться.
— Мне сдается, что вы вольный охотник и только переоделись ради шутки, — сказала она, желая произвести приятное впечатление на хозяина шалаша.
— Я так же волен, как вольна природа. Даже Великая Красная река и та не может быть вольнее меня. Что касается переодевания, так этого я не понимаю. Если это послужит пропитанию, так за мной дело не станет, — отвечал он, доставая табак из кожаной сумки, висевшей на дикой стороне его тела.
— Вероятно, вы состоите при одной из компаний по торговле мехами? — спросила Сильвина.
— Было время, когда я принадлежал к обеим, но теперь я принадлежу самому себе. Компании немного значат для меня — нет! Ни та, ни другая. Контрабандисты — вот кто эти компании, как Гудзонова залива, так и Северо-Запада. Присядьте, если найдете удобное место, сладость медовых сот! Сознаюсь, я имею обыкновение сидеть на полу, не хуже любой индеанки. Давно уже я не прибирал своего жилища. Вот как польется дождь, начинает немного протекать.
Сильвина подняла глаза кверху и увидела сквозь крышу синее небо.
— Не бойтесь, ангел неба, — продолжал хозяин, — я разведу огонь и угощу вас медвежьим окороком. Потерпите немножко, скоро мы насладимся, моя королева! Прогоните-ка вашу противную собаку, мой дикий цветочек, мне не по нраву ее противная морда.
— Она ничего вам не сделает, пока вы будете вежливы, — отвечала Сильвина, — она некрасива, но это славное животное!
— Ах, моя фиалочка, я всегда вежлив с дамами! Ведь я идол двух племен, изображаемых мной. Белые девы и красные девы не на шутку ссорились из-за Тома Слокомба. Ведь я великий Бродяга Севера — Ворон Красной реки. Кар-кар-кар!
Как настоящая невежа, Напасть зарычала с явным негодованием на хозяина.
Том Слокомб, заметив, что его гостья не намерена садиться на землю, выбежал из шалаша и притащил чурбан, на который положил вчетверо сложенное одеяло. Она приняла предлагаемое кресло, но не успела сесть, как хозяин уже уселся напротив и, облокотившись на колени, а голову положив на руки, упорно таращил на нее глаза, выражая при этом удивление своеобразными восклицаниями и движениями.
— Горы и реки! Это совсем сразило Великого Красного! Дух перехватывает!
Можно себе представить затруднительное положение Сильвины.
Солнце зашло, тени прокрадывались в шалаш. Девушке становилось страшно и от ночной темноты, и от любезностей Тома Слокомба. Ей было жаль, что она произвела такое впечатление на полоумного беднягу. По ее просьбе он, однако, развел огонь и поставил перед ней ужин, которым при данных обстоятельствах не следовало пренебрегать. Напасть получила свою долю и, наевшись до отвала, улеглась у ног Сильвины, аппетитно облизывая лапы. Сильвина была совсем разбита от усталости, и потому, несмотря на все душевные муки, скоро заснула.
Глава XV
ВОРОНОВО ГНЕЗДО
Громкое ворчание разбудило Сильвину. Она открыла глаза и увидела Тома Слокомба, сидевшего на корточках у потухающего огня и смотревшего на нее с выражением любопытства и восторга, которые не сходили с его лица с тех пор, как он впервые увидел ее.
— Ваша дикая кошка почему-то ворчит, но не пугайтесь, красавица. Никто не может провести Тома Слокомба.
— Моя собака очень умна, и по ее ворчанию можно предположить, что приближается неприятель.
— Как я уже говорил вам, я — черта разъединения между белым и красным племенами, и потому готов принимать все партии. Одной стороной я обращаюсь к индейцу, другой к бледнолицему, — отвечал Ворон спокойно.
— Но мне есть чего опасаться, — заметила Сильвина, — и потому я поручаю себя вашему покровительству. Умоляю вас, без моего согласия не выдавайте меня ни бледнолицему, ни краснокожему.
— Выдать вас, чародейка? Нет, этому не бывать, и я клянусь в том Северным полюсом! Кто бы ни был тот, кому вздумается вас похитить, уж я угощу его последней болезнью. Ага! Вот увидите, каков я в бою! Ведь тогда я становлюсь легионом, целой армией, землетрясением в сорок тысяч лошадиных сил.
— Если вы знакомы с языком собак, то, наверное, понимаете, что в значении ее предостережения нельзя сомневаться! — воскликнула Сильвина с жаром.
— Животное чует, что происходит, но меня это нимало не беспокоит. Впрочем, я вижу, что вас это пугает, я выйду посмотреть, что там такое.
— Может быть, вам грозит опасность, ведь индейцы всегда отправляются отрядами. Легчайший шорох может выдать вас, и вы падете под их ударами.
— Господь да благословит вас, милое дитя! Неужели Том Слокомб ребенок в таких делах? Разве мало я
