– Володя, – говорит, – откуда? Рад бы, да нету. Получка через неделю.
– Ну, пошли тогда.
– Пошли.
А сам боком-боком, и в другой торец, в штучный отдел. Там портвейн, сухое – тоже можно взять. Спрятался за спины, стоит, глазом на нас зыркает.
Мы туда:
– Макарыч, ты чего? И тут в долг не дают.
– Ребятки... Золотые... Поглядеть... Названья почитать... Тоже приятно.
Продавщица ему:
– Вам чего?
– Соку ему, – говорю. – Сливового. С мякотью. Двести граммов.
– Не, – говорит, – сто.
Выпил, заплатил – и рванул из магазина. Глядим в окно: бежит, плюется, кулаком машет. Пустячок, а приятно. Тут Полуторка вдруг нагнулся, цоп чего-то в кулак!
– Чего нашел?
А он глаза вывалил, заикается:
– Де... де... деньги...
– Ври!
– Ей... ей-Богу...
– Сколько?
В кулак заглянул:
– Ммм... много...
Мы хором:
– Бежим!
А он вдруг надулся и говорит:
– Куда это – бежим? Никуда не бежим. Деньги чужие, требуют возврата.
– Ты что? – шепчем. – Твои они, ты нашел…
А он уперся – не сдвинешь:
– Вот я опрошу народ... Если не объявится хозяин, тогда мои.
– Васёк, – кричу, – не моги! Убью, Васёк!
А он громко, на весь магазин:
– Граждане-товарищи, кто деньги потерял?
Бабка из очереди – скок-скок:
– Я, сынок.
Тут уж мы не выдержали, грудью Полуторку заслонили:
– Чем ты докажешь? Сказать всякий может.
Бабка кошелек показывает:
– Вишь, пустой. Были да выпали. Кабы не выпали, так были.
– Откуда они у тебя были, старая?
– Накопила, сынок. Во всем себе отказывала.
А глаз у нее пройдошный, сразу видно – врёт.
– Сколько у тебя было? – спрашиваем.
Тут уж она в задумчивости. И сказать надо, и ошибиться боязно.
– Сколько было, сынок? Да столько и было. Что поднял, все мои.
– Ты это, бабуся, брось,– говорю. – Мы тоже не фантики. Цифру называй.
А она в лицо глядит, угадывает:
– Тридцать, сынок... Не, сорок... Не... Осьмнадцать...
Полуторка спиной загородился, деньги сосчитал:
– Ошибаешься, бабуська. Не твои.
– Как не мои?! Ты, может, неверно складывал. Дай перечту.
– Иди, бабуля, – говорит Иван. – Иди, пока ноги носят.
– Куда это мне идти? От своих от кровных...
Разоралась– не угомонишь. Чую – до беды близко.
– Ну, – шепчу Полуторке, – двигаем!
– Не,– говорит, – еще спрошу.
А нас уж колотун бьёт:
– Ты что? Издеваешься?! Твои деньги, понял, твои!..
А он, дурак, за свое:
– Граждане-гражданки, кто деньги потерял?
Тут молоденькая подплывает: крашенная-перекрашенная, щипанная-перещипанная, задом без надобности вертит.
– Я, – говорит, – потеряла. Вот на этом на месте.
И показывает, гадина, верное место. Это надо же! Меня аж потом прошибло!
– Сколько, – говорю, – было?
А она:
– Сколько – не помню, помню какими деньгами.
– Какими?
– Там, – говорит, – могли быть рубли, трешки, пятерки и десятки. Верно?
Полуторка в кулак заглянул:
– Верно.
– Но нет там двадцатипятирублевых, пятидесяти и сторублевых. Верно?
Полуторка опять:
– Верно.
– Мои деньги. Давайте сюда.
Мы стоим, руки-ноги трясутся, слова сказать не можем. Чуем – чего-то не так, а чего?..
А Полуторка – на что уж дурак – сощурился и говорит:
– Чаво это – давайте... Ишь, хитрюга. Назвала все деньги, какие бывают. Этак всякий угадает. Ты мне цифру говори.
А она:
– Точно не помню, но наверняка меньше сорока.
Полуторка опять завял:
– Точно. Меньше...
Вижу – отдать хочет. Как так отдать?! Наши, кровные...
– Стой! – кричу. И к бабе: – Говори быстро, какого цвета кошелек?
Тут она и споткнулась:
– Красного... Не, синего... Черный... Оранжевый...
– Иди, – говорю, – милая. Иди отдохни. Деньги у нас без кошелька найдены.
– Я буду жаловаться! – кричит.
– Жалуйся. Всё с тобой. Поезд ушёл.
И к Полуторке:
– Наши, Васёк, деньги. Отстояли от обманщиков. Пошли пропьём.
А кассирша из будки:
– Давайте их сюда. Может, кто придет, спросит, я и отдам.
– Нечего, нечего! – и Полуторку в спину пихаем. – Мы и сами отдадим, пусть только придет.
Вышли на улицу, а бабка не отстает:
– Сынок, дал бы пятерочку. С удачи.
– Какую тебе пятерочку, старая? Тебя пенсия кормит.
– Ну, троячок дай.
Полуторка встал и говорит:
