Два глаза глядели от стены.
Два глаза – из глубин их души в глубины моей.
– Сгинь, нечистая сила! – заорал я, и кошка улетела с моей груди по крутой баллистической траектории.
А глаза остались.
И оттуда, от стены, исступленно и навзрыд:
– Избу надо купить. Сейчас же! Чтобы свое было. Огородное. Амбарное. Подпольное. Запасное – не покупное. Не желаю быть дачником. Владельцем – желаю быть!
Стоим на четвереньках, голова к голове, бормочем второпях, перебиваем сами себя:
– Чтобы печь была...
– И валенки теплые...
– И одёжа сухая...
– И хлеб с молоком...
– И лук – связками...
– И кошка, – черт с ней...
– Бабуля, – кричит вниз мой озабоченный друг, – избу не продашь?!
Аж осела с перепугу:
– Ты что... Что ты! Скажет такое...
Спрыгнули с печи.
Поскидали ее одежды.
Понадевали свои, сухие да прогретые.
– Бабуля, сколько с нас?
Не поняла:
– Это еще за что?
– За хлеб. За молоко. За печь теплую.
Опять губы поджала. То ли плакать собралась, то ли сердиться.
– Хлеб у меня не продажный. Молоко у меня не покупное. Печь у меня деньги не берет. Одарить бы вас чем?..
Теперь уж мы не поняли:
– За что это?
– Хлебца моего поели. В доме моем погостили. Одной-то как стыло: поминать вас буду.
И на табуретку полезла.
– Луку, – сказала. – По низочке. Крепкий да сладкий, такого и в городе нету.
– Не возьмем, – твердо сказали мы.
Снова губы поджала.
– Возьмем, возьмем!
Мы шли по улице, по самой ее середине, и на шее у нас висели связки до пояса, золотыми, крупными цибулями.
– Хлебом кормят, – блажил мой друг. – Молоком поят. Луком дарят. Сытеем, братцы!
Тут он и объявился, этот человек, нам на удивление. Стояла изба, раскрытая поверху, как крышу сняла – поздороваться, и глядел на нас сверху, из-за стены, мужчина с топором, в фуражке наискось, глаз щурил тертый.
– Наше вам, – сказал бодро. – Чего припоздали?
Сунулся из-за стены другой мужичок, на голову пониже, на тело пожиже, глазок круглый, пуговичный, спросил подозрительно:
– Кто такие?
– Кореша мои, – ответил первый. – Навестить приехали.
– Сергей! – заныл тот. – Изба раскрытая... Который месяц...Дожжем зальет...
– Не зальет, – сказал авторитетно. – Небось. Дождя нонче не будет.
– Сергей! Залило ночью... Плаваем ужо...
– Совесть у тебя есть? – возмутился Сергей. – Люди из города едут. За сто верст. Друга проведать. Почитай, с Отечественной не видались. А ты?
Засомневался:
– Молоды больно...
– Мальчонки были, – пояснил Сергей. – Сиротки. К роте прибились. Я им портки стирал. Я им носы подтирал. Я их с пулемету учил стрелять. Тот – первый номер, тот – второй.
Мужичок колыхнулся в раздумье:
– Может, подсобят? Вчетвером-то – как ладно...
Аж подпрыгнул:
– Да чтоб я! Да фронтовиков! Да вкалывать!! Ах, Петя, Петя, никудышная твоя душа...
– Сергей! – взвизгнул в отчаянии. – Отсырели! Размокропогодились! Покрой, Христа ради...
А этот – как маленькому:
– Отсырели – просохнем. Ты пойми, дур-человек: нельзя нынче крыть. Наше дело плотницкое: в дождь избу не кроют, а в вёдро и сама не каплет. Верно я говорю, ребята? День в день, а топор в пень.
Воткнул его в брус и полез вниз.
– Ну, – говорю, – чего делать будем?
– Уходить надо, – отвечает мой друг. – Не то загудим.
Куда там!
Вывалился из избы, покатился к нам, как собаки за ним гнались, на бегу руку тянул: одна нога целая, другая – колесом.
– Сергей, – кричал, – Михалыч! По кличке – облапоха! Пулеметчик, плотник, пасечник, несчастный в любви человек! Деньги у вас есть?
– Какие у нас деньги? – затемнились. – Так, копеечки...
Пришагал из избы Петя, дур-человек, встал в стороне, а Сергей деловито и категорически:
– План такой. Сначала гуляем на ваши. Потом на мои. Потом на Петины. Магазин открыт. Закуска есть.
Щелкнул ногтем по цибуле.
– Да мы, – сказал мой озабоченный друг, – избу намылились купить.
– А надо?
– Надо, – вздохнули. – Ой, надо!
– Петя, – велел тут же. – Продай им свою. Я те потом другую срублю.
– Не надо другую, – сказал Петя. – Ты мне эту покрой.
– Дур-человек! – закричал. – На кой тебе эта? Отступись! Гниль-труха! Пущай лучше люди купят.
Задумался:
– А быстро срубишь?
– До снега станет. И крышу крыть не надо.
Как укололо:
– Сергей! Вымерзнем! Бога побойся!..
– На печи-то? – сказал Сергей с пониманием. – На печи не вымерзнешь, хоть и без крыши. Пошли, что ли?
– Куда это? – спросили мы.
– Избу покупать. Заодно и обмоем.
И побежал вперекачку.
Мы за ним.
Дур-человек за нами.
– Чтоб те ежа против шерсти родить...
Крыша крышей, а погулять всякому охота.
3
Мы бежали гуськом по улице, как догоняли кого-то, связки с луком бестолково мотались на шее, и
