излишества'‚ – утверждает он. 'А слон? А бегемот?' – 'Они не толстые‚ они огромные'. Но это никого не убеждает. Шествуют на обед животы‚ чтобы напитать многоплотие‚ свысока оглядывают обезжиренные создания‚ и Шпильман отправляется следом.
– Живот требует внимания‚ – говорит на ходу. – Его надо накормить‚ напоить‚ одолеть пучи-мучи в кишках‚ облегчить в тягостных потугах‚ простонав гимн избавления‚ натереть кремом для загара‚ укрепить массажем‚ примочками и притирками‚ выкупать в полезных водах‚ умастить помадами‚ облачить к вечеру в одежды‚ сводить в ресторан‚ раздразнить соленостями и ублажить разносолами‚ уложить в постель‚ побаловать прикосновениями к иному телу‚ чтобы в положенный срок отвезти к врачу‚ просветить рентгеном‚ наполнить лекарствами‚ похоронить с подобающими почестями‚ – впрочем‚ это уже забота родственников или социальных работников.
Выслушал – и понравилось. Выслушал – укорил сам себя:
– Галушкес‚ ты просто завидуешь...
7
В зале для принятия пищи сосредоточенная суета‚ как на перроне перед близким отходом поезда. Встревоженный гул голосов. Деловитые перебегания от прилавка к прилавку. Нетерпеливые ожидания возле расторопных служительниц‚ которые наваливают на тарелки мясо разных приготовлений, рыбу по- польски, курицу по-китайски, кускус по-левантийски. Азартное насыщение‚ разгул вкуса с обонянием: хочется попробовать всё или почти всё‚ выставленное на обозрение, нет сил оторваться и невозможно вместить‚ но каждый старается‚ бегает торопливо по залу‚ сверх меры растягивает кишочки. 'Чем больше ешь‚ тем вернее окупаешь расходы'‚ – стыдит себя Шпильман и бегает вместе со всеми. 'Зачем столько? – взывает его желудок. – Ну зачем?! Для чего впихивать в меня такие количества? Почему я должен их переваривать? Страдать от унижения‚ изжоги‚ непомерного разбухания? Хорошего из этого не выйдет, а выйдет нечто безобразное. Не хочу! Не буду! Забери обратно...'
Смотрит на них старческая пара в углу – угасшие тела‚ выдубленные на солнце лица‚ раздавленные трудом ладони‚ обмочаленные мускулы‚ истаявшие желания с сожалениями. Взяли по стакану сока‚ по ломтику мяса‚ горку салата‚ булочку на двоих‚ не осуждают – не одобряют‚ как говорят неслышно: 'Рано распустили ремни. Рано начали жировать. Нам этого не простят. Другим не прощают‚ но терпят‚ а нас не захотят видеть на свете в покое и довольстве'.
Пиршество тянется без конца‚ а когда не втеснить больше ни крошечки‚ располагаются за столами и беседуют в ожидании очередного приступа аппетита или закрытия помещения. По соседству разместились сослуживцы – так Шпильману кажется. Поели. Выпили кофе. Разговаривают не спеша. Тема замечательна: порции горя и радости‚ отпущенные на каждого. 'Выдайте при рождении. Всё сразу. А я распоряжусь. Радость буду беречь‚ чтобы возрастала в цене‚ горе потрачу немедленно. Погорюю и перестану‚ а затем – только радость. Крохотными порциями‚ до старости...' – 'Это не по мне. Радость надо истратить мгновенно‚ единым глотком. Чтобы вспоминать всю жизнь. А горе распределить малыми частями‚ до конца дней – тогда это не горе...' – 'С этим следует еще разобраться. Что принимать за радость, что за горе. В неведении мой покой...'
Шпильман не выдерживает:
– Извините‚ но я подслушал ваш разговор‚ и у меня есть дополнение.
Разглядывают его. Четверо мужчин. Женщина.
– Каково оно?
– Перед вами человек‚ отягощенный желаниями. Хочет полюбить‚ и это уже радость. Нет любимой‚ а это всегда горе.
Женщина взглядывает внимательно. Промелькивает в глазах – на единый миг – анфилада потайных пространств‚ куда можно отправиться и не вернуться назад...
...Тали – назовем ее Тали‚ а может Далия‚ Анат‚ Ариэла‚ Ноа‚ Лимор, Ифат. За каждым именем мудрецы угадывали тайну‚ судьбу‚ характер‚ непостижимость и недостижимость‚ – где они‚ те мудрецы?..
– Номи‚ скажи ты.
Голос глуховатый‚ с трещинкой‚ который притягивает:
– Я всё потратила. Как не получала.
– Номи‚ – повторяет Шпильман. – На-ооо-ми...
Эхо скрытых глубин‚ отзвук потаенных страстей‚ гулкая пустота безмерного колодца‚ сберегающего воды на дне. Как распознать ту‚ которую пока не нашел? Не распознать ту‚ которую потеряешь...
8
Зеленеет дно в бассейне. Пальмы на газоне шевелят вознесенными ввысь ветвями. Розы истлевают на припеке в лепестковом огне‚ зной выедает ароматы‚ иссиня-темные гроздья спекаются на виноградной лозе. На лежаках распростерлись тела‚ обнаженные‚ обмазанные кремом‚ отдающиеся безоглядно жгучим лучам‚ как не отдавались‚ возможно‚ никому и нигде.
Гора за спиной – скальной породой до середины‚ вековой осыпью к подножию‚ будто излишества плоти у некогда могучего мужчины. Дорога проложена понизу: просвистывают машины‚ проревывают грузовики. Шпильман располагается под пальмой в легком пластиковом кресле, словно принимает парад шествующих к бассейну. Живот генеральский‚ командный‚ готовый на таран любого препятствия на пути. Животик профессорский‚ академический. Живот не по чину без почтения к своему хозяину. Сытенькое пузцо – трусы на подтяжках. Бочонком на подламывающихся ножках. Обвислыми складками от шеи‚ как груди у женщины‚ выкормившей дюжину детей. Живот-безобразник‚ живущий самостоятельной жизнью‚ и ежели его владелец‚ к примеру‚ резко сворачивает за угол‚ он продолжает свой путь‚ не соответствующий изменению движения. Животы промежуточного типа‚ не поддающиеся распределению по видам и сословиям. О женских излишествах – умолчим...
Хватает телефон, набирает номер некоей дамы, изящной во всех отношениях:
– Приезжай. И немедленно. Нет моих сил!
– Шпильман, что случилось?
– Мне надо срочно взглянуть на женщину. Без телесных безобразий.
– Для этого я тебе понадобилась? Только для этого?!..
Возле бассейна прыгает девочка‚ ловкая‚ ладная‚ демонстрируя под музыку нехитрые упражнения. Десяток женщин и застенчивый мужчина повторяют за ней – кто в чем‚ кто без чего; в стороне от всех‚ чтобы не соседствовать с обнаженными телами‚ машет руками женщина в глухом балахоне до пола‚ запаздывая на пару движений. Мелодия оглушающая – нет сил вытерпеть, но в природе всё уравновешено‚ не расслабишься: утихает музыка – появляется Шмельцер.
– Кого я вижу?!..
Шмельцер? Это ужасно! Населивший землю таких не замышлял – хочется так думать.
Толст. Лицом красен. Волосат на тело. Голова вздернута‚ плечи развернуты‚ ноги ступают небрежно носками на стороны. Крупный‚ налитой дурной силой‚ обносившийся по жизни до дыр‚ отвратительный в мыслях и поступках‚ наглый и привязчивый – можно залюбоваться дерзостью его и бесстыдством.
– Шпильман! – кричит на подходе. – Ты что‚ не рад встрече?
– Рад. Почему не рад?
Но Шмельцер так сразу не поверит, Шмельцер‚ которого не обманешь. Имеет‚ должно быть‚ немалый опыт‚ когда бывали ему не рады.
– Редко видимся. А это плохо.
– Плохо‚ – соглашается Шпильман.
– Посидеть. Принять по рюмке. Я у тебя и дома не был.
– Не был‚ – соглашается Шпильман.
Видятся они не часто‚ по случаю‚ и всякий раз Шмельцер интересуется: 'Если приглашу‚ придешь в гости?' – но‚ к счастью‚ пока не приглашает. У Шмельцера грузный живот беспечного‚ неразборчивого в еде обжоры‚ как мешок‚ в который накидано без смысла. Когда обладатель такого живота опускается на низкую скамеечку‚ рыхлая плоть проваливается между ног и с облегчением укладывается на пол‚ добавляя обаяния своему хозяину. Шмельцеру это нравится. Шмельцер-шампур – сколько шашлыков прошло через него! – не
