недоверчивый шаг наружу. Пугающее падение в бездны с восторженным взлетом под облака. Первая боль с первым облегчением. Проснулся: спит тихо‚ его голубка. 'Нас интересуют ваши тридцать‚ – сказал без звука. – И сорок. И пятьдесят ваших лет'. Поцеловал‚ лестницу перекинул через окно – и в бега. Он был веселый непоседа‚ Боря Кугель‚ и когда казалось‚ что теряет эту замечательную способность‚ – лестницу через окно и в путь. 'Почему в окно‚ Боря? – изумлялись друзья. – Ну почему не в дверь?' – 'Начинаем новую жизнь'. Он не желал поддаваться никому – Соне‚ жизни‚ самому себе‚ а потому перепрыгивал с места на место‚ чтобы не упустить себя. 'Господи! – говаривала жена его Соня. – С кем годы прожиты?..' Мужа следует выбирать на вырост, но за Борей было не угнаться. Раздельщик рыбы на сейнере. Зимовщик на полярной станции. Бурильщик нефти в глубинных болотах. Охотник промысловой артели: дробинкой в глаз‚ чтобы не портить шкуру. Возвращался на время‚ ходил с портфельчиком в школу – и снова в бега.
Когда Боря ушел через окно‚ взволновались разом Сонины подруги‚ прикладывая к себе подобную невозможность‚ ибо бурлили вокруг страсти‚ случались измены с разводами‚ что заставляло сплачиваться и дрожать‚ ожидая беды. У Сони были подруги‚ с которыми она не откровенничала: откровения утянули бы их в иной мир‚ где другим нечего делать. У Сони были неустроенные подруги‚ очень чувствительные на обиды‚ которые они перебирали на досуге‚ подпитывая угасающие чувства. Они никогда и никому не звонили первыми‚ ее подруги: у обидчивого хорошая память. Даже от покойника они бы потребовали‚ чтобы прежде позвонил он – выслушать их соболезнования. 'Мы вас вычеркнули‚ – говорили они‚ обидчиво поджав губы. – Из списков приятелей. Позвоните – впишем обратно'. Боря взбаламутил их покой – такой дикий‚ такой невозможный‚ и Сонины подруги дружно его возненавидели. 'Соня‚ – потребовали они. – Немедленно разведись!' – 'Погожу еще‚ – отвечала Соня. – Мне нравится ждать. Ожидание не хуже встречи'. Он приезжал. Она говорила: 'Хочу еще одного'. Боря не прекословил: 'Тебе лишь бы плодиться. Хоть почкованием‚ хоть как...' – 'Ты же обещал‚ Кугель: охраню и размножу'.
Боря пропадал в бегах‚ возвращаясь на побывку‚ лез в окно по водосточной трубе‚ клал Соне под подушку камень-самоцвет‚ кедровую шишку‚ беличью шкурку‚ будил поцелуем: 'Пошто жена опечалена?..' Он убегал от нее восемь раз. И восемь раз женился‚ возвращаясь. Приходили гости‚ кричали 'Горько!'‚ снова вручали подарки‚ которые раз от раза становились скромнее. Первую половину побывки была гулянка: Кугель здоровался с друзьями-приятелями. Вторая половина посвящалась расставанию: Кугель прощался с теми‚ с кем только что здоровался. Соня не спала‚ не ела‚ лишь стояла на кухне и пластала хлеб до мозолей на руках‚ пластала колбасу‚ варила картошку в мундирах и без‚ откупоривала бутылки с банками; Боря уезжал – впадала в спячку на месяц. 'Соня‚ – возмущались подруги. – Как ты его выносишь?' Соня была тихая и упрямая. Соня отвечала негромко: 'У меня терпения – не перебрать'. Но и она не выдержала. 'Вот что‚ – пригрозила Соня. – Еще убежишь‚ я тебе изменю'. – 'С кем?' – 'Да хоть с кем'. Он убежал. Она изменила. 'И как?' – спросил по возвращении. 'Ты лучше‚ – сказала Соня и некрасиво заплакала. – Ну почему ты лучше?..' – 'Я не виноват'. – 'Ты! Ты виноват! Один ты!.. Неделю потом отмывалась! – И в постели‚ плотно-плотно‚ в переплете рук с ногами‚ горловым‚ изнутри‚ всхлипом: – Господи! Вот радость...'
У Бори Кугеля мало фотографий Сони. Очень мало. Боря ненавидит это занятие – прихватывать мгновения и пространства‚ заключать в снимки‚ а снимки в альбомы‚ словно бабочек на булавках. В прошлой своей жизни Кугель сам был бабочкой и к булавкам относится враждебно. Что из того‚ что теперь он тощий‚ голенастый‚ с выпирающими на стороны коленками? Бывали дни – и Боря порхал. С земли с завистью задирали головы: 'Ах‚ окрас! Ох‚ пыльца!..' – 'Пыльца... – суматошилась Соня. – Не сбей мне пыльцу!' Бабочка Кугель хохотала в ответ‚ кувыркаясь с Соней над примятыми травами‚ посреди сосен со смолистыми натеками‚ раскидывая на стороны излишние Сонины одежды. Бабочка Соня дрожала от ужаса‚ ибо привыкла порхать в ином мире‚ куда другим нет доступа‚ а в этом мире стеснялась без одежд – на виду у птиц и насекомых. Боря просил: 'Войди в комнату‚ полную незнакомых людей‚ поздоровайся с каждым легко и непринужденно. Имей мужество поздороваться!' Боря предлагал: 'Убежим вместе. В разные стороны. Побродим. Повидаем мир. Встретимся случайно: то-то весело!' Но Соня не пожелала. Ей было неуютно в меняющемся мире‚ который чужел на глазах‚ и убегать она не собиралась. Ей было покойно в доме‚ где она постоянно вязала свитера‚ распускала и снова вязала‚ добиваясь совершенства узора. 'Соня‚ у тебя уже есть свитер. Зачем еще?' – 'Пусть будет'. – 'Соня‚ ау! Где ты?' А она нигде. Она в ином мире‚ расцветая в уединении. 'Голубка моя‚ – уговаривал Боря. – Плод сладчайший! Дерево раскрыто в цветении. Ромашки на рассвете. Речные струи‚ готовые принять. Открытость не обнаженность‚ Соня'. Думала. Колебалась. 'В другой‚ может‚ раз...' – 'Я ее люблю!' – хохотал Боря‚ а ночью уходил в бега по веревочной лестнице. Так оно интереснее.
Подступал к Боре соблазн: лестницу за окно – и в путь. Подступала к Боре болезнь: лестницу наружу – и по коням. Поступала смерть – в далеком приисковом поселке. Боря лежал лицом к стене‚ говорил через силу: 'Не дождетесь у меня...' Боря Кугель – злостный оптимист. А в коридоре грохот. Смерть зацепилась за веревочку‚ которую Боря заблаговременно протянул. Рухнула. Костями загремела и косой наточенной. 'Пропади ты пропадом! – возопила в сердцах. – С тобой связываться...' Боря сел на диване. Захохотал. У Бори Кугеля рот до ушей: 'Живем‚ мужики! Живем живьем!' Лестницу за окно – и в галоп... 'Ты переживешь тех‚ кого любишь'‚ – в молодости наворожила цыганка. Разве он любил тогда? Всё дожидалось впереди.
6
Прошел год – в ужасе осмыслений. За ним другой – в глухоте тоски. Третий с пятым – в коросте печали. Не мог слушать музыку‚ смех погремушкой‚ томился пустыми разговорами‚ ел в одиночестве – стоя‚ у плиты‚ угрюмо и торопливо‚ из кастрюли‚ с куска‚ чтобы насытиться поскорее‚ и лишь через годы сел на привычное место‚ вилку положил слева‚ а нож справа – в стеснении и неудобстве. Сони нет. Боря теперь один. На кухне‚ в раковине‚ стоит алюминиевая кастрюля‚ в нее капает вода: тихие потенькивания‚ как в подойник‚ легкие шлепки в нескором наполнении‚ – Боря выливает воду‚ чтобы начать заново‚ Боре не так пусто на исходе дня. Порой просыпаются трубы‚ запрятанные в стене‚ рыжие‚ должно быть‚ заплаканные трубы; прорываются вдруг их жалобные рыдания‚ взлетая к верхним этажам‚ судорожно бьются под кровлей в поисках выхода‚ обессилев‚ проваливаются в глухие подвалы‚ клокочут напоследок старческой мокротой‚ немощно содрогаются в вялых бронхах‚ – и снова тихие потенькивания‚ как в подойник‚ поздние утехи одинокого мужчины. 'Старость человека не во днях его'‚ – это Боре известно‚ но отчего Соня ушла не в свой срок? 'Не согласен! Я не согла-сен!..' Отсидел на полу дни горького изумления. Отлежал без сна ночи. Ворот надорван. Щеки втянуты. Глаза провалены. Приходили знакомые‚ отвлекали беседами: 'Боря‚ – говорили с опаской‚ – ты просвечиваешь‚ дорогой‚ и нас это пугает'.
Боря спит на правом боку‚ лицом к стене‚ а позади пусто. 'Боря‚ – просила когда-то Соня. – Повернись. Я тоже хочу‚ чтобы в спину дышали'. Но Боря не поворачивался. 'Кугель‚ – умоляла, – мою спину обдувают ледяные ветры!..' Но Боря не снисходил. Он пробуждается в ночи взволнованный и растревоженный‚ ощущая Соню прежними прикосновениями‚ – в ладонях рук Бори Кугеля затаились тайники ее тела. Сони нет и не будет больше: вот тайна тайн; Сонина душа пребывает в мире‚ где всё иначе: тот ли это мир‚ в котором она уединялась при жизни? В матраце выемка‚ промятая Соней. От Сони осталась подушка с наволочкой‚ но лишь сейчас Боря понял‚ что Соня защищала его‚ прикрывая со спины‚ Соня- охранительница. 'Я ухожу в неведомое‚ Боря. А ты придешь на обжитое: я постараюсь‚ я тебя встречу'. – 'Оттого и уходишь первой?' – 'Дурачок'‚ – отвечает Соня‚ постигшая мудрость конечных дней. Она подвела его неожиданно и врасплох, как геронтолог Сасон подвел престарелых клиентов. Болеть нельзя: кто будет за Борей ухаживать? Хныкать бесполезно: кто услышит? 'Мне плохо'‚ – говаривал Боря‚ чтобы его пожалели. 'Тебе хорошо'‚ – отвечала Соня‚ не признавая жалости. 'Я болен'‚ – постанывал Боря. 'Ты здоров'‚ – и насморк исчезал с температурой. 'Соня‚ – просит теперь Кугель. – Похлопочи. Замолви за меня словечко. Чтобы за работой. Носом в стол. Не стать обузой на исходе лет'.
Души возносятся‚ омываясь в небесных потоках. Очищаются от земной накипи‚ чувств-ощущений‚ и если забывают про нас‚ не предают ли нас? Но если помнят-тоскуют‚ отчего так редко проявляются во снах‚ в непозабытых обликах?.. Боря живет. Удивляется. Поглядывает на женщин. Балует вниманием привлекательных старушек. Борю сватают: смешно-то как! Подступает оскорбительное привыкание‚ и тогда он бежит к Соне‚ выплакивается на могиле, – так ей слышнее, – со стеснением и томительным неудобством‚ ибо Соня без него затворилась бы до конца дней в тоске-воспоминаниях. Смерть Сони привязала накрепко к камню на кладбище; это мудрость Сони‚ месть напоследок до конца дней: теперь не убежишь‚ приучен и приручен. Смерть Сони наполнила его негодованием к самому себе. Тело Кугеля, презрев потерю, желает
