в силах была ответить, поэтому князь, помолчав, добавил: — Ты настолько прекрасна, что об этом тебе наверняка говорило множество мужчин.
Анцеллы хватило лишь на невыразительную улыбку.
— Нет… никто… этого не говорил.
— Я — первый?
Она, подтверждая, кивнула.
— И тебя никто не целовал?
Она покраснела и решительно ответила:
— Конечно же, нет!
— О, моя любимая, я не верил, что такое возможно: встретить не где-нибудь, а в казино такую женщину, такое совершенство, как ты, и узнать, что она — невинный ангел! — Он улыбнулся и добавил: — Возможно, это было подсказано свыше — назвать тебя при рождении Анцеллой.
— Не многие знают, что по-гречески это означает… ангел.
— Я слегка запустил греческий, — признался князь, — но вспомнил это слово, как только ты назвала себя.
— Вы не должны… разговаривать со мной подобным образом, — через силу произнесла Анцелла. — Меня наняла ее сиятельство, и если бы она узнала, что мы… вместе, она наверняка отослала бы меня… назад в Англию.
— Вот почему, мой милый ангел, мы обязаны быть предельно осторожны, — пояснил князь.
Анцелла выпрямилась.
— В этом не будет надобности, ваше сиятельство.
Князь тихо засмеялся.
— Ты делаешь мне замечание, и это справедливо. Но мы вместе прошли уже столько, что возвратиться к исходному пункту не в силах. Это невозможно!
Анцелла думала точно так же, но решительно не могла позволить князю обращаться к ней в подобной манере.
— Вы привезли меня сюда, чтобы я увидела Эзу… — начала она.
— Ничего подобного, — возразил князь. — Мы приехали, так как мне нужно было увидеться и поговорить наедине. Ты живешь на нашей вилле недавно, но наверняка уже знаешь, что Борис доносит моей матери обо всем, что происходит. Он подслушивает под дверью, а чего недослышит, то додумывает сам.
— Я догадывалась, — призналась Анцелла, зная теперь наверняка, кто обыскал ее комнату, как только она приехала. — Но если вам это известно, то… почему вы его держите?
— Потому что он всегда состоял в прислуге моей матери, которая любит знать все и вся. Это ее развлекает. И вообще, кому во вред быть в курсе разных событий? В то же время… — Его лицо помрачнело, когда изменившимся голосом он произнес: — Я не верю Борису и никогда его не любил.
— Я чувствую, что это ужасный человек, — произнесла Анцелла. — И я боюсь его!
— Он вел себя с вами грубо? — резко спросил князь.
— Нет-нет! Просто при мысли о нем… мурашки бегут по телу, а кроме того, сознание, что ты под постоянным наблюдением, оскорбляет.
Она раздумывала, стоит ли говорить князю, что Борис обыскал комнату и копался в ее личных вещах, но, понимая, что доказательств у нее нет, оставила эту тему.
— Мне хочется, чтобы мама была счастлива, — объяснил князь. — Время от времени она сильно тоскует и нервничает. Поэтому, когда она рядом со мной, здесь или где-нибудь еще, я стараюсь ее не беспокоить. Вот почему я не хочу, чтобы она узнала, что мы сегодня встречались. И это единственная причина!
Князь говорил горячо и искренне, и Анцелла знала, что, если понадобится, он не постыдится открыто признаться. Она была довольна, но ее не покидала мысль о том, что подумала бы маркиза.
— Расскажи мне о себе, — попросил князь.
— Мне почти нечего рассказывать, — ответила Анцелла. — После смерти матери я жила в деревне. На протяжении последнего года присматривала за тяжело больным отцом. Он умер месяц назад.
— Иными словами, ты оставалась в стороне от светской жизни и была знакома с узким кругом мужчин.
— Очень узким, — подтвердила она с улыбкой.
— Возможно, поэтому ты не испорчена и тем необычна, — заметил князь. — Но дело касается еще и другого.
— Чего? — живо поинтересовалась Анцелла.
— Чувств, которые мы питаем друг к другу.
— Вы… наверное… ошибаетесь, — сказала Анцелла. — Возможно, оттого лишь, что мы встретились… так неожиданно, а позже вы… увидели, как я что-то… делаю, то, что может не повториться… следующие тысячу лет.
— Но если это повторится, то я там буду! — вскричал князь. — Я уверен в этом так же, как и в том, что тысячу лет назад мы сидели в этом же месте и говорили друг с другом, встретившись впервые накануне ночью.
Он сказал это таким тоном, что Анцеллу пронизала дрожь. Когда днем ранее она невольно подслушала разговор князя с маркизой, то поймала себя на мысли, что слушала скорее его голос, чем то, о чем говорилось. Сейчас этот голос звучал почти как музыка, он затронул в ней какую-то потаенную струну, поэтому Анцелла с трудом нашла в себе силы, чтобы не протянуть руку и не прикоснуться к князю.
— Ты наверняка скажешь, что я русский и куда легче, чем европеец, поддаюсь чувствам. Но я готов присягнуть тебе, Анцелла, что никогда в жизни не испытывал к женщине подобного чувства!
— Что… вы хотите этим… сказать? — прошептала Анцелла.
— Что я полюбил тебя с первого взгляда!
— Но ведь это… невозможно!
— Ты так думаешь? А разве ты не почувствовала то же самое, когда мы взглянули друг другу в глаза? Мы оба поняли, что произошло нечто необычайное, что мы узнали ДРУГ друга.
— Это… не может быть… правдой, — дрожащим голосом произнесла Анцелла.
— Это — правда, и ты знаешь, что это правда, — сказал князь. — Когда я привез тебя сюда, у меня и в мыслях ничего подобного не было. Хотелось просто поговорить с тобой, возможно, очаровать тебя, добиться твоего расположения. Вместо этого я поведал тебе, что чувствует мое сердце. Я хочу, чтобы и ты была со мной откровенна.
— Это… невозможно! Вы ведь знаете, что… невозможно!
В тот момент, когда она выдавливала из себя эти слова, вспомнила, что в России, как и в Европе, случались смешанные браки. Тут же ей припомнилось сказанное княгиней о смешанных браках, и Анцелла поняла: если князь и говорит о любви, то это не та любовь, которая венчается браком.
Она приложила неимоверные усилия, чтобы произнести:
— Я думаю, что ваше сиятельство ошибается, а поскольку меня наняла ваша мать, я обязана вести себя рассудительно и не слушать того, что вы мне говорите. Или мы поговорим о чем-либо другом, или вернемся на виллу.
— Я был уверен, что ты воспримешь мои слова как скороспелое признание, — сказал князь. — Но рядом с тобою я могу говорить лишь правду, потому что чувствую, что какие-либо увертки или притворство были бы неестественными. — Князь вздохнул. — Могу лишь просить, чтобы ты меня простила. — Он протянул ей руку. — Ты простишь меня, мой маленький греческий ангел?
Анцелла чувствовала, как она дрожит, слыша его полные страсти слова. Она не могла удержаться, чтобы не взять его руку в свою. Его пальцы сжали ее ладонь, а когда он поцеловал ее, Анцелла ощутила, как все ее тело сковала слабость от прикосновения его уст.
Он отпустил ее руку и, поднявшись, произнес:
— Пойдем! Я должен отвезти тебя домой, но сначала мы выпьем вина в старой таверне, которая, я уверен, существовала здесь уже тогда, когда сюда пришли римляне.
С трудом, оскользаясь на гладких камнях, они прошли часть дороги, и князь отворил дверь дома, на
