так тоже нельзя…
БУДИЛЬНИК
Лютеранка Марта Карловна — простодушная финская бабка из Петрозаводска, любила поговорить со мной о Боге. Я тогда только-только начал приходить в церковь и горел желанием сразиться с инославием, а потому речи бедной старушки воспринимал очень болезненно.
— Однажды, — рассказывала Марта Карловна, — Иисус так сильно и великолепно помогал мне! Я вам расскажу, Алексей, и вы тоже будете великолепно удивлены!
— Ну, расскажите… — буркнул я, заранее придумывая контрдоводы к ее рассказу.
— Мне нужно было ехать в Сортавала, да. А поезд ходил очень рано, очень утром. А я, вы знаете, Алексей, такая сонная, — это просто ужас, мне стыд об этом говорить. Я очень люблю высыпаться. Но — нужно ехать, да. Я беру свой маленький разбудник… нет… будильник, извините. Беру будильник, чтобы он меня вовремя проснул. И — ах! — вижу, что будильник ломался! Совсем ломался и не может ходить, не может — как это? — дребезжать!
Марта Карловна гордо взглянула на меня, довольная тем, что вспомнила такое трудное русское слово, и продолжала:
— Что же мне делать, Алексей? Кто меня, такую сонную старуху, сможет проснуть?
— У соседей бы попросили будильник! — ворчу я, уже догадываясь, к чему клонит лютеранка.
— Нет! — лицо у Марты Карловны сияет, — Я придумала великолепное! Я стала просить Иисуса! Я встала к портрету, к иконе — вот так…
Марта Карловна грузно встает со стула, подходит к висящей у нее в комнате православной иконке «Спас Нерукотворный», картинно воздевает руки и произносит торжественно:
— Иисус! Прошу Тебя, чтобы я проснула совсем утром, чтобы я не опоздала! Помоги плохой, глупой, сонной старухе, я Тебя сильно прошу, да!
Она поворачивается ко мне, лицо ее взволнованно, в глазах блестят слезы.
— И Он меня проснул! — говорит она шепотом. — Ровно без половины шестого. И я успела на вокзал, приехать к своей бедной сестре в Сортавала… Это — великолепное!
Некоторое время мы молчим.
— Так-так! — говорю я через минуту, — Значит у вас, у лютеран, Бог вместо будильника? Здорово! Во всем свой практический смысл! Приспособили веру для хозяйства!
— Что-что? — рассеянно переспрашивает Марта Карловна, все еще полная воспоминаний о своей чудесной встрече с Богом, — Да, да, вместо будильника, да… Он меня проснул Своей великолепной рукой! Такую глупую сонную старуху… Да.
— Знаете, что это было на самом деле? — спрашиваю я, грозно прищурясь, — Это была прелесть! Вас, лютеран, Бог слушать не может!
Марта Карловна очень удивлена и обижена.
— Но меня, Алексей, Он услышал, да. Вам не надо злиться: я говорю правду.
Возмущенно фыркая, я удаляюсь.
А вскоре случилось мне купить билет на поезд, который отходил «совсем утром». И надо же такому случиться, что будильник мой сломался, а другой взять было негде. Я понял, что мне ничего другого не остается, как последовать примеру бедной, обиженной мной Марты Карловны. И вот, стою у иконы, и краснея, бормочу:
— Господи… Прости мя, грешного… Посли, Господи, ангела твоего, чтоб разбудил (чуть не сказал «проснул») меня…
И, помолчав:
— Прости мя, Господи, что обидел рабу Твою, Марфу…
Утром, в нужное время, проснулся, как от толчка. Великолепной Своей рукой Бог разбудил меня.
С тех пор так всегда и делаю, когда будильника рядом нет. И никогда не просыпал. А с Мартой Карловной больше не сводил случай, и не было у меня возможности попросить прощения у нее лично…
КОЛДУН
Когда моей бабушке было лет тринадцать, на нее обратил внимание деревенский колдун.
Был он очень сильным колдуном, известным на многие деревни вокруг. Про него, например, рассказывали такой случай. Дальние его родственники из соседней деревни женили своего сына. Колдун, даром, что далеко жил, но прослышал про это и начал напрашиваться, чтобы и его тоже пригласили на свадьбу. Родственники, конечно, побоялись прямо отказать, однако же и видеть этого человека за свадебным столом им вовсе не хотелось. Вот они и говорят: «Непременно пригласим тебя, да только мы еще не знаем, когда праздновать. Как договоримся о сроках, так сразу и пригласим!» — «Ну, смотрите… По-родственному чтобы все было… А то я ведь и обидеться могу». Бедные родственники от таких слов совсем запечалились. Но все же свадьбу твердо решили играть без колдуна. Так и сделали: обвенчали молодых, завели гостей в избу, сидят чин-чином — празднуют. В самый разгар праздника открывается дверь, влезает в избу колдун. Все притихли. Колдун, ни на кого не смотря, проходит к столу и прямо к жениху: «Что, Петя, жениться решил никак?.. Ну-ну… Женись-женись… Только нехорошо, что без меня свадьбу играете. Мы так не договаривались… Это, конечно, родители твои виноваты, но я тебя вместо них накажу… Расхочется жениться…» Развернулся и пошел обратно. После этого свадьба, конечно, пошла насмарку — еле-еле досидели до вечера; а ночью жениха схватило. Распухло все у него, и боль такая, что не дотронуться. Как с ночи начал кричать, так целую неделю и кричал без передышки. Потом замолчал — сил уже на крик не осталось. Отец жениха долго не хотел к колдуну на поклон идти — все пытался своими средствами помочь, — не знаю, уж, какими… Факт тот, что средства эти не помогли. Пошел к колдуну. «Ага!.. Прише-о-ол!.. Ну, коли пришел, так получай своего жениха назад. Мне-то он даром не нужен, только возни лишней прибавилось… Да уж очень вас, дураков, наказать захотелось…» И поправился жених, только проку от той свадьбы все равно не было.
Так вот, этот-то самый колдун, которого все окрестные деревни знали и боялись, положил глаз на мою тринадцатилетнюю бабушку. Он ведь стар уже был, или не то что стар, но уж очень весь скрючен, очень неладен — долго такие не живут… А колдунам перед смертью — делай, что хочешь, хоть вывернись наизнанку, — а колдовское свое мастерство непременно кому-то передай. И не первому встречному желательно, а особому, подходящему человеку. Не знаю, как там они подходящих узнают, только он на мою бабушку глянул — и узнал. И стал ее к себе приваживать — все словами-то ласковыми, да подарочками, да обещаниями. Бабушка про то, что он колдун, — знала. Но то ей и лестно было: вот, все боятся, все от него шарахаются, а она у него, как любимая внучка, и он пылинки с нее сдувает. Потом, он поначалу многого-то не говорил, самых страшных-то секретов не выдавал, а так: «Я тебе, девонька, про целебные травки расскажу, от болезней лечиться будешь, родных своих всех вылечишь, людям будешь помогать… Я ж человек-то добрый… Я ж тут добрее всех; только — и умнее всех тоже. А люди ведь не любят, когда кто-то умнее их выходит… Не любят… А если меня не любят, то и мне их любить не обязательно…»
Ну, травка за травкой, а дошло дело и до более серьезных вещей. Но прежде чем к ним приступать, нужно было ученицу показать начальству, чтобы получить визу на дальнейшее обучение. У колдуна известно, какое начальство. «Мы, — говорит, — девонька, пойдем с тобой в лес. Да ты-то пойдешь впереди, а я сзади. Что я буду говорить — ты не слушай, не надо, это я не тебе… А вот как крикну — ложись! — так ты сразу падай! И головой в мох! И потом, что ни услышишь — головы не поднимай, пока не скажу. Там всякое разное будет слышаться, но ты лежи, лежи… Главное — головы не поднимай!» Бабушка была не из пугливых — пошла. Идут по лесу. Колдун кого-то зовет, с кем-то разговаривает, кого-то ругает… Непонятно и неинтересно слушать — нить все время теряется. Как зашли подальше, к болоту к какому-то… Тут колдун
