Собственно говоря, эти гонки почти ничего не значили, простое состязание для разогрева, и они бы не значили вовсе ничего, если бы не одно странное обстоятельство: в них собиралась принять участие Зинни Бауэр. Эйнни была профессионалкой из Гамбурга, и Паула помнила, как в прошлом году та обошла ее па финальной дистанции «Ironman», уверенно, словно машина. Паула понять не могла, зачем Зинни разменивается на такие мелочи, когда ее ждет столько по-настоящему важных дел. По дороге она сказала об этом Джейсону.
– Не то чтобы я волнуюсь, – пояснила она, – просто это странно.
Был сухой, жаркий вечер, в воздухе витал запах прибоя, солнце уже почти утонуло за Гавайями. На Джейсоне была вылинявшая куртка 49-го размера и такие широкие шорты, что ноги казались в них просто тростинками. Он бросил на нее непроницаемый взгляд, потом постучал по своим наручным часам, поднес их к уху и нахмурился.
– Остановились, вот напасть, – пробурчал он. И только когда они забрались в машину, он вернулся к Зинни Бауэр. – Это же так понятно, детка, – сказал он, невозмутимо пожимая плечами. – Она просто пытается запугать тебя.
Он любил смотреть, как она ест. Она не стеснялась это делать – не то что другие девушки, с которыми он имел дело раньше, сидящие на постоянной диете. Сев с ними за стол начинаешь чувствовать себя двухголовой собакой, что бы ты ни ел: бигмак или мексиканские блюда. Пауле не требовалось никаких «салатов с приправой на краю тарелки», никакого хлеба без масла и детских порций. Она набрасывалась на еду, как лесоруб на дерево, и в этот момент ее лучше было не трогать. Для начала она взяла картофельную запеканку под белым соусом с хлебным мякишем и умяла ее с половиной буханки итальянского хлебца с корочкой, которой подбирала оставшуюся пищу на тарелке, пока та не заблестела. Затем последовали феттучини Альфредо, а в третий раз она положила себе с макаронной стойки целую тарелку мостачиоли маринари с горячими сосисками и взяла еще хлеба, она всегда брала много хлеба.
Джейсон заказал себе пива, не раздумывая, закурил сигарету и от души намотал на вилку спагетти карбонара с соусом. В следующее же мгновение он поймал на
– Уберите ее, пожалуйста, – произнес официант.
– Конечно, старина, – ответил Джейсон, взмахнув рукой, так что дым заклубился вокруг него, как вокруг залитого костра. – Вот только я, – пуфф, пуфф, – еще разок затянусь, а вы, – пуфф, пуфф, – найдите мне где-нибудь пепельницу… Не может быть, – пуфф, пуфф, – чтобы у вас не было пепельницы, верно?
Конечно, коротышка всю дорогу держал ее перед собой, словно этакий переносной ночной горшочек, но сигарета уже догорела, от нее остался один дотлевающий окурок, хабарик и только, и Джейсон, протянув руку, раздавил его о пепельницу и сказал:
– Спасибо, парнишка, хотя, по правде, не сигарета и была, так, просто окурок, не больше.
Тут подоспела Паула, взявшая уже четвертую за вечер тарелку ангельских волос, салат из трех видов бобовых и разноцветных нарезанных фруктов.
– Из-за чего был шум? Из-за твоей сигареты?
Джейсон промолчал, намотав на вилку спагетти. Потом основательно отхлебнул пива и пожал плечами.
– В общем, да, – признал он наконец. – Привязался тут очередной фашист.
– Тебе не стоит вести себя так, – сказала она, подгребая корочкой хлеба разбегающуюся по тарелке еду.
– Как?
– Ты и без моих объяснений знаешь, что я имею в виду.
– Правда? – Он прищурил глаза. – О чем ты говоришь?
Она вздохнула и отвернулась. Этот ее вздох разозлил его, ему даже захотелось перевернуть стол или хотя бы бросить в окно несколько тарелок. Он был уже пьян. Ну, или на три четверти пьян, какая разница. Тут она, наконец, разомкнула губы.
– Вовсе не все на свете хотят дышать дымом сгоревшего табака. Люди ведут здоровый образ жизни.
– Люди? Не уверен. Может быть, ты и ведешь. А остальные только занудствуют. Они просто хотят ущемить в общественном месте мои права, – «ущемить», интересно, откуда словечко-то вылетело, – вот они и тычут мне в нос свои запреты. – От этой мысли он разозлился еще сильнее, и, заметив краем глаза пробирающегося между столиков официанта, яростно щелкнул пальцами. – Эй, парень, притащи еще пива, лады? Я имею в виду, когда у тебя выпадет минутка.
Тут-то и появилась Зинни Бауэр. В двери вошло существо, словно выведенное в научной лаборатории – такой она была тощей, с глубоко посаженными глазами и выступающими костями. С ней был некто – то ли тренер, то ли муж, то ли еще кто-то, – и он был словно из комикса про агента Икс, на голову выше всех в зале, с большими мясистыми бицепсами. Джейсон помнил их еще по Хьюстону – он летал туда с Паулой на очередной этап «Ironman», там она сломалась на беге и пришла шестой среди женщин, в то время как Зинни Бауэр, изумительная костистая женщина, легко заняла первое место. И вот они здесь, Зинни и Клаус – или Олаф, или как его там, – здесь, в «Миске спагетти», пришли поужинать, как обычные люди. Ему принесли пиво, холодное и прекрасное, в бутылке оно казалось зеленым, а в стакане сделалось светло- янтарным, и он выпил его в два глотка.
– Эй, Паула, – сказал он, не в силах сдержать веселых ноток в голосе. Он неожиданно очень обрадовался, хотя и сам не понимал, почему. – Hy-ка, Паула, хочешь посмотреть, кто там?
Она злилась на то, что он врал ей – так же, как отец врал ее матери – небрежно, не задумываясь. День рождения у Джейсона был вовсе не сегодня. Он сказал это, просто чтобы вытащить ее из дома. Он был пьян, и ему было наплевать, что послезавтра у нее соревнования, и сейчас ей необходимо полное спокойствие. Он просто эгоист, вот и все, бездумный эгоист. И к тому же это происшествие с сигаретой – он знал, как и все в штате, что с прошлого января принят закон против курения в общественных местах, и все равно нарушал правила, словно задиристый юнец, ищущий, с кем бы подраться. Да он такой и есть. Но и это бы ничего – она не могла понять, что здесь делает Зинни Бауэр.
Пауле не полагалось быть здесь сегодня. Она должна была сидеть дома, жарить оладьи и блинчики с сырным соусом, а потом расслабленно лежать на диване с пультом управления TV в руке. Это было накануне ночи перед рывком – время отдыха и настроя. Это из-за него, ее сладкоречивого героя в ношеных шортах, она оказалась здесь, в «Мискеспагетти», и ужинала на людях. И сюда же пришла Зинни Бауэр – та, которую она меньше всего на свете хотела бы видеть сегодня.
Уже это было очень скверно, но из-за Джейсона вышло еще хуже, намного хуже…
Джейсон превратил этот вечер в один из самых скверных дней в ее жизни. Все произошедшее казалось просто безумием, и если бы она знала своего друга хуже, то решила бы, что он все подстроил. Они пререкались из-за его сигареты и плохих манер – он был пьян, а она не любила смотреть на него пьяного, и тут он принял заговорщический вид и сказал ей:
– Ну-тка, Паула, хочешь посмотреть, кто там?
– Кто? – спросила она, взглянула через плечо и обмерла: там была Зинни Бауэр со своим супругом Армином, – О, черт, – пробормотала она и уставилась в тарелку, словно более занимательного зрелища в жизни не видела. – Как ты думаешь, она меня не заметила? Мы должны уйти. Скорее. Прямо сейчас.
Джейсон только ухмылялся. Он выглядел таким довольным, словно они с Зинни Бауэр были старыми друзьями.
– Но ты же взяла всего четыре тарелки, детка, – возразил он. – Тебе не кажется, что за свои деньги мы могли бы нагрузиться и получше? Я бы взял еще немного макарон – и ведь я еще не притрагивался к салатам.
– Хватит шутить, не смешно, – слова застревали у нее в горле: – Я не желаю ее видеть. Я не желаю с ней разговаривать. Я просто хочу уйти отсюда, понятно?
