Анти-Popper: Социальное освобождение и его друзья

демонстрирующий реальную диалектику демократии и борьбы за социализм; здесь хорошо видно, как действуют силы, защищающие капитал, и как — трудящихся.

В этой связи не могу не отметить любопытную деталь из авторского «Послесловия для российского читателя». Поппер упоминает о том, что многое в его личных взглядах изменилось после того, как была расстреляна демонстрация левых, в которой он участвовал (или собирался участвовать?). При этом он не упоминает — кем, почему и как она была расстреляна. Этот тезис он использует только для того, чтобы показать опасность привлечения людей к акциям, которые могут привести к жертвам. Но ведь Поппер прекрасно знает, что в мирные демонстрации рабочих первыми стреляли представители власти: вспомним расстрел демонстрации 9 января 1905 г. в России, расстрелы многочисленных демонстраций рабочих, в том числе в Западной Европе, и, наконец, ельцинский расстрел Парламента в 1993 г. Этот опыт многогранен и достаточно убедителен, и не случайно поэтому сам Поппер пытается его попросту проигнорировать.

Не могу не процитировать большой отрывок с семью признаками демократии, которые Поппер использует для критики марксистской теории.

«(1) Демократию нельзя сводить к власти большинства, хотя институт общих выборов является наиболее важным ее элементом. Ведь большинство может править и тираническими методами. (Большинство людей, рост которых меньше б футов, может решить, что меньшинство людей ростом выше б футов должно платить все налоги.) При демократии власть правящих сил должна быть ограничена. Критерий демократии состоит в следующем: при демократии народ может сместить правительство без кровопролития. Таким образом, если те, кто обладает властью, не охраняют социальные институты, обеспечивающие меньшинству возможность производить мирные изменения, то их правление является тиранией.

(2) Необходимо различать всего две формы правительств, а именно — правительства, имеющие упомянутые в первом пункте институты демократии, и все остальные, т. е. тирании.

(3) Истинно демократическая конституция должна исключать только один тип существующей системы — те изменения, которые могли бы представлять опасность для ее демократического характера.

(4) При демократии полная правовая защита меньшинства не должна распространяться на тех, кто нарушает закон, и особенно на тех, кто подстрекает других к насильственному свержению демократии.

(5) Политика формирования институтов защиты демократии всегда должна проводиться в предположении, что возможны скрытые антидемократические тенденции как среди правящих, так и среди подчиненных.

(6) Если разрушается демократия, то нарушаются все права. Если при этом за подчиненными и сохраняются какие-то экономические преимущества, то они сохраняются только из милости.

(7) Демократия обеспечивает прекрасное „поле сражения“ для любой разумной реформы, поскольку она допускает проведение реформ без применения насилия. Однако, если при проведении каждого „сражения“ на этом поле боя не придается первостепенного значения сохранению демократии, то скрытые антидемократические тенденции, которые всегда имеют место (и которые апеллируют к тем, кто страдает под гнетом цивилизации, как я выразился в главе 10), могут привести к падению демократии. Если этот принцип еще не понят, то нужно бороться за его ясное понимание» (с. 187–188).

Здесь необходим целый ряд важных комментариев. «При демократии народ может сместить правительство без кровопролития». На самом деле это крайне двусмысленная формулировка. Вы прекрасно знаете, господин Поппер, что в большинстве случаев правящий класс будет защищать свою власть от побеждающих социалистических сил путем насилия, и в этом случае никакие демократические механизмы не могут помочь побеждающим социалистическим силам удержатся у власти, что в полной мере продемонстрировал пример расстрела демократического правительства Альенде Пиночетом. Не будем забывать о том, что за формальной демократией скрывается реальная гегемония капитала, что было показано при анализе предыдущих материалов и что на практике доказано многократно во многих странах.

Что касается третьего пункта («конституция должна исключать только один тип изменения системы, а именно, тот, который изменяет его демократический характер»), то в этой связи хотелось бы задать вопрос, наверное, риторический, автору этого положения: если предстоит углубление демократии, ее развитие, считаете ли вы возможным в этом случае реформирование системы? В частности, достаточно известно, что многие подвижки в современном мире требуют развития так называемой низовой демократии и самоуправления, которые, в конечном итоге, могут привести к ликвидации той демократической формы, которую вы проповедуете, а именно парламентской системы.

В защите именно нынешней модели автор подчас доходит до цинизма и даже упоминает о том, что для демократии достаточно двух одинаковых партий, где одна будет взаимодействовать с другой просто для того, чтобы сохранить некоторую оболочку формального противопоставления и иметь видимость оппозиции, которая будет осуществлять контроль. Я думаю, что в упомянутый выше пункт Карл Поппер вкладывает единственный смысл: нужна конституция, которая сохранит господствующую социально- экономическую систему и адекватные ей политические институты.

Любопытно также, что демократию в строгом смысле слова Поппер определяет гораздо более убого и ограниченно, чем даже «Декларация прав человека» 1948 г. и многие демократические конституции тех стран, которые он приводит в качестве примеров. И это не случайно.

В целом, выделив эти пункты, Поппер и не пытается их обосновывать — ни эмпирически, ни какими-либо серьезными теоретическими, фундаментальными соображениями. Единственное обоснование — его собственное мнение, что так возможно преодолеть тиранию и другие негативные последствия. При этом он отнюдь не задается вопросом, который, наверно, был бы вполне в стиле попперовской логики: а кто сказал, что не может быть другого способа обеспечить представительство интересов граждан, кроме той модели демократии, которая здесь представлена?

Важно, что Поппер приписывает марксизму стремление вызвать у рабочих подозрительность по отношению к демократии (см. с. 188), стремление обвинить демократию во всех бедах и показать, что никакие реформы невозможны, а единственный способ улучшения положения дел — полное завоевание политической власти при игнорировании роли демократии как возможности для смягчения противоречий.

Здесь опять марксизму приписывается целый ряд положений, которые на самом деле характерны (и то лишь отчасти) для его сталинской версии. Марксизм, напротив, призывает рабочих к последовательному развитию демократии, показывая при этом ограниченность существующих буржуазных форм демократии, показывая, что за ними в действительности скрывается экономическая и социально-политическая власть капитала и что именно поэтому они недостаточны, что демократии должно быть больше и в перспективе она должна стать другой. Но Поппер здесь переворачивает логику марксизма с ног на голову. Вместо того, чтобы показать, что марксизм требует развития существующих форм демократии и их углубления, он пытается приписать марксизму стремление уйти от этой демократии, что, в лучшем случае, может иметь отношение к сталинской версии марксизма.

Точно так же никогда марксизм не обвинял демократию во всех бедах; он характеризовал демократию как одну из возможных политических форм, причем форму гораздо более благоприятную, чем любые другие, для развития политических процессов в рамках буржуазного общества. Обвинять демократию в бедах капитализма, с точки зрения марксизма, по крайней мере было бы глупо. Другое дело, что марксизм показывает ограниченность демократических систем в рамках капитализма, но это совершенно иной акцент.

По поводу трактовки Поппером проблемы революции и реформ — мне бы не хотелось повторяться — марксизм считал необходимым и возможным развитие реформ как важнейшего условия для продвижения к новому будущему обществу, в том числе как создание более полных предпосылок для того, что Поппер называет полным завоеванием власти.

Еще одно любопытное соображение: