Но поступь у неё легка так, что само предчувствие не замечает ничего, когда она подходит ближе. О, подойди она сейчас к моей алкающей душе, от напряжения рвущей жилы, пытаясь близость ощутить! С любовью рядом быть приятно, но как груба бывает злость, нагло ворвавшаяся в близость. Вот если бы приятности насильно пробирались в близость — такой любви желал бы всяк. Однако ж, так любовь себя не проявляет. Молчалива любовь и склонна забывать, и громких звуков не выносит, пронзительных, как фальшь сама. Любовь богата, и слова ей не нужны, чтоб о себе напоминать: ужасно, страшно, кошмарно далеко она уйти бы не смогла отсюда. Живое чувство говорит об этом мне. Пусть в ожиданье меня терпенье не покинет — только об этом и молю. Решил я ждать, и решено, как если б так решил приказ. Влюблённые ждут с наслажденьем; мечтанье о возлюбленной переворачивает время. И что есть время как не брань нетерпеливости, теперь умолкшая? Но блеск я вижу? Спускается с галереи вниз по лестнице.
Король: Я ничего не понимаю. Зачем я здесь совокупляюсь с бездельем? Для совокупления я слишком стар уже. Меня разум клянёт, и пальцем тычет, со смехом глядя на меня, но разве этим здесь поможешь? Я стар, и значит, в полном праве быть дураком. Смирение идёт одним путём с седыми власами, рука об руку. Смирюсь, что сын опекуном моим себя вообразил. Каприз хромает за старением, как нам известно, и каприз велит мне подчиниться юным капризам. Я как будто сплю. Моим серебряным сединам подстать усталость, и уму качающего головою старца весьма подходит жажда сна. Принц (стоит внизу с одной туфлей в руке) : Вот этот найденный предмет в пример грядущей пышности и обожания возьму. Такая туфля тонкой ножке должна принадлежать. Она собою выражает сущность приятности, как если бы был у туфли и рот, и речь. Такой изящный пустячок не сёстрам–глыбам по ноге. Им неоткуда взять изгиб ступни для узости туфли. Чья эта туфелька? Вопрос этот тревожит и ему непросто противостоять. Возможно ль это? Туфелька той девушки? Конечно, нет. Я сам себя терзаю зря. Откуда взять ей серебро и золото и прочий блеск, достойный только королей? Но странное предчувствие твердит о Золушке, кивком указывает на её уход, манеру — на саму её. Я знаю, даже волшебство возможно здесь. Хочу я верить в то, что понять я не могу. Задумчиво поднимается по лестнице. Наверху стоит Золушка в платье служанки; в руках она держит подарок Сказки.
