положительные стороны. У него появилась третья свободная, никем, не видимая рука, которую он прятал под плащом. И, которой он пользовался по своему усмотрению. Как и его земляк Акопян, Самвел создавал иллюзию. А иллюзия дарит надежду.
Подойдя к прилавку с сантехникой, иллюзионист левой рукой, также одетой в кожаную перчатку, указывал продавцу на китайский шаркран, а протез, продетый в правый рукав плаща, держал на виду. Создавалась видимость полной безопасности. Перебирая товар, придирчивый покупатель тянулся к дальнему ряду и ложился животом на прилавок. В этот момент правая цепкая кисть выныривала из-под полы, и заранее примеченный итальянский смеситель исчезал в недрах необъятного плаща.
Армяшка не наглел и больше одной 'покупки' в день не делал. Добычу он тут же сплавлял за полцены, снимал протез и шел пировать. А завтра все начиналось сначала.
– Хочешь, возьму билет до Еревана и дам денег на дорогу? – Предложил бывшему сослуживцу Левша.
Армяшка тяжело вздохнул и наклонил на бок поседевшую, как лунь, голову. Как будто прислушиваясь к только для него одного звучавшей далекой мелодии, зовущей в неизведанное.
– Я уже никуда и ничего не хочу. Скорей бы туда, где нет конвоя и труда.
Он давно не мытой третьей рукой указал на небо, перекрестился и скрылся в базарной толчее.
– Чем меньше человеку нужно, тем ближе он к Богу, – подумал Левша.
Позже он узнал, что, напившись в очередной раз, Самвел попал под трамвай и лишился ноги. Умер он морозной лютой зимой в подземном переходе. Когда кавказские торговцы шаурмой, решившие его похоронить, с трудом разжали задубевшие от мороза и смерти руки, то в правой, спрятанной под плащом, ладони обнаружили ценность, которую Самвел не хотел отдавать даже после смерти.
На пыльный бетонный пол упала потрепанная сберкнижка, внутри которой притаилась смонтированная из отдельных частей потертая фотография, на которой ничего нельзя было разобрать.
Левша не был суеверным, но иногда ему казалось, что фарт был напрямую связан с неудачником- армяшкой. Не стало Самвела и работа пошла на убыль. По решению горисполкома с Магистрали убрали все киоски и ларьки. Кормушка опустела. Левша в последний раз собрал поредевший коллектив и объявил расход.
– Нет нам больше фарта в этом деле. Пора разбегаться по мастям, по областям.
Через полгода Левша работал в 'обмене валют' швейцаром и охранником одновременно. Открывал двери с черного хода и запускал внутрь клиентуру. Посетителям он почему-то не очень нравился, они подсознательно чувствовали в нем чужака и старались его не замечать или посматривали свысока. Левшу меньше всего интересовало их мнение о его персоне и должности. Когда пахнущие дорогим одеколоном, наглаженные, жизнерадостные толстяки на правах старых знакомых при встрече панибратски улыбались и протягивали руку, Левша жал потные ладони и улыбался в ответ. Здесь было не до самолюбия. Главное, находиться рядом с денежным потоком, а там течение само поднесет все необходимое. Нужно только набраться выдержки и терпеливо ждать.
В тот вечер через приоткрытую дверь Левша наблюдал, как кассир 'прокручивал' всю имеющуюся в кассе наличность. По обе стороны счетной машинки высились стопки банкнот, но он продолжал нагибаться к открытому сейфу и доставать новые пачки долларов, евро и отечественной валюты. Из-за груды банкнот на свет Божий выглядывал вспотевший от напряжения кассир и улыбался сидевшей напротив посетительнице. Кассир шел на маленькую хитрость. Он уже давно 'сбил' кассу и крутил деньги по второму кругу. Создавалось впечатление, что деньгам не будет конца. Это была демонстрация финансового могущества. В кресле для клиентов сидела пышногрудая блондинка, затянутая в короткую кожаную куртку и облегающие лосины в ромбик, придающие ей удивительное сходство с курочкой Рябой. Поздняя посетительница торговала парфюмерией на соседнем рынке, и почти ежедневно захаживала к кассиру в конце рабочего дня.
Из-за шума счетной машинки Левша не слышал, о чем толковала эта парочка. Но, судя по выражению лица, курочка Ряба имела виды на кассира. И тот отвечал ей взаимностью.
'Ловко устроился, прохвост', – подумал о кассире Левша. На таком фоне самый неказистый мужичек покажется красавцем.
Кассир выключил счетную машинку, закрыл на два оборота сейф и собирался проводить курочку Рябу до двери.
– Ой, у меня шнурок развязался, – заметила парфюмерша. Поставив ногу на порожек и, нагнувшись, она стала поправлять обувь. Отставший на полшага кассир с интересом смотрел на открывшийся ему, далеко не последний аргумент курочки Рябы.
Левша посмотрел в глазок, неспешно отодвинул засов и впустил запоздалого клиента. Это был хорошо откормленный, розовощекий, слегка женоподобный джентльмен, юрист по профессии. На швейцара он посмотрел свысока, потому, как занимал важный пост при мэре города, чем очень гордился. Он долго и убежденно спорил с кассиром о курсе обмена, незаконно используя при этом свое профессиональное красноречие.
Выпуская постоянного клиента, Левша замешкался у двери, чем вызвал недовольство юриста.
– Вы не на своем месте, – сделал он замечание швейцару. – В вашем возрасте нужна работа побезопасней.
– Самая опасная профессия у банщика в Ереванских банях, – усмехнулся швейцар, – все остальное дорожная пыль.
Но, так или иначе, адвокатишка был прав. Эта работа была ему не по нутру, и пора было заняться чем- то другим.
Когда Левша все таки встретил черноглазую красавицу Мону -Лизу Джокондо, у неё отсутствовали два передних зуба, в улыбке не было ничего загадочного и только мушка на щеке оставалась прежней. Растолстевшая карманная воровка торговала пивом в привокзальном буфете, и клиенты постоянно жаловались на недолив.
'Лучше бы я ее так и не встретил, – подумал Левша, покидая пивной бар. – Оставалась хотя бы иллюзия. А иллюзия дарит надежду'.
Часть вторая
И прости нам грехи наши…
Каким шальным ветром и как прибило к ним Стефа – тощего, безликого очкарика лет за тридцать, смахивающего на странствующего музыканта – шарманщика, у которого от тяжелой шарманки перекосило плечо, Левша затруднялся и припомнить. Личность это была неприметная, и было неудивительно, что он вначале не обратил на Стефана внимания.
По вечерам, на углу двух улиц, у привокзальной 'Магистрали', в кафе 'Экспресс', где ближе к вечеру собирались наперсточники, лотерейщики, подкидчики с переворотчиками и прочая шершавая аферистическая публика, Стеф скупал 'рыжье'. Обручалки, перстни, сережки и цепочки были желанной добычей аферистов и, ввиду не совсем благовидного происхождения, продавались ниже реальной стоимости. Золото Стеф взвешивал на маленьких весах с дужкой, на которых охотники отмеряют дробь. Подозрительный карманник Венька Шуфутинский, продавая ему, попавшиеся в краденом кошельке, золотые коронки, засомневался в их точности, но клиенты Стефа на это не обратили внимания. Скупщику было не по нутру замечание слишком внимательного щипача, но он ни как на него не отреагировал. Подняв вверх правое плечо, Стеф плотнее закутался в серое твидовое пальто, цветастым носовым платком протер очки и подальше спрятал перетянутое резинкой тугое портмоне. Левша часто наблюдал за новоявленным скупщиком и по старой лагерной привычке пытался, анализируя, отнести его к той или иной группе или категории проходимцев. Делалось это очень просто. Он мысленно перебирал в памяти бесчисленное множество самых характерных типажей, с которыми приходилось сталкиваться, и, проводя параллель, примерял к ним объемный портрет Стефа. Учитывалось не только внешнее сходство, но и мимика, одежда, характерные движения и другие мелочи, на которые чаще всего никто не обращает внимания. На
