понимает, что от них не зависит, сбрасывать бомбу или нет. От них зависит лишь, куда сбросить. Он реалист и не хочет зря тратить время и возбуждать какие-то надежды у этого славного старика Леги.
— Господа! По поручению президента комитет ученых вынес рекомендации. Прошу вас, профессор Оппенгеймер.
Он допущен. Штатский. Его считают своим эти мундиры всех цветов, увешанные орденами, украшенные золотым шитьем. Точнее — почти своим.
— Я не знаю военного положения Японии, — начинает Оппенгеймер. — Если можно заставить ее капитулировать другими средствами…
Он ни на кого не смотрит, он смотрит в сырую ночь, где летит с моста Джейн…
Стимсон с усмешкой косится на Гровса. Не выдержав, Гровс перебивает Оппенгеймера:
— Простите, профессор, мы так никогда не доберемся до существа.
Оппенгеймер умолкает. Никто не вмешивается Все ждут, что произойдет. Это не секунды, а миги последнего сопротивления Оппенгеймера, он все еще пытается удержаться… А потом что-то происходит. То есть в том-то и штука, что ничего, совсем ничего не происходит, если не считать возросшего до невыносимости напряжения.
— Для выявления максимального эффекта атомной бомбы, — начинает Оппенгеймер совершенно новым, бесцветно-ровным голосом, — избранные объекты должны представлять тесно застроенную площадь на равнине, желательны деревянные постройки. Они создадут дополнительный эффект из-за пожаров. Чтобы воздействие бомбы было достаточно наглядным, цель следует выбирать из объектов, которые еще не подвергались бомбардировке…
Леги с шумом отодвигает свое кресло. Чего угодно, но этого он не ожидал, и от кого, от этого шпака!..
— Такая война не для моряка моего поколения.
Надо отдать должное Гровсу, мгновенно он срабатывает в защиту своего компаньона:
— Профессор Оппенгеймер докладывает техническое заключение, — подчеркивает он и, не дожидаясь продолжения, кладет на стол фотографии намеченных к уничтожению городов. — Наш комитет по выбору цели должен на случай облачности предложить на выбор не менее трех-четырех городов- мишеней. Нам нужно визуальное бомбометание.
— Что выбрано конкретно? — спрашивает Стимсон.
— Хиросима, двести тысяч жителей, двадцать пять тысяч солдат, армейские склады, порты; Ниигата — порт, двести тысяч жителей, промышленность; Киото, миллион жителей, культурно-промышленный центр…
Поворачиваясь в вертящихся креслах, они передают друг другу большие фотографии — снимки городов сверху, снимки площадей, узких многолюдных улочек, парков, дворцов. Чья-то рука держит фотографию храма со сложным и тонким рисунком крыш и лакированными колоннами, длинная процессия паломников тянется к храму, где восседает гигантский Будда.
Но члены комитета выше Будды, они боги богов, они решают судьбы храмов и городов, сотен тысяч людей — кто из них останется на земле, а кто исчезнет, испарится вместе с дворцами, синтоистскими храмами и буддистскими храмами и школами…
— …Нагасаки, порт, триста тысяч жителей.
— В Нагасаки лагерь наших военнопленных, — вспоминает адмирал Леги.
— Но там японские военные доки, — настаивает Гровс.
— Вот в них-то и работают военнопленные.
Гровс идет на уступку:
— Тогда есть Киото. Прекрасная цель. Большая площадь застройки. Можно точно определить радиус разрушения.
Стимсон рассматривает фотопанораму Киото с его пагодами, садами, с золотыми павильонами, великолепный замок Нидзе, императорскую виллу Капура, ярко-красный лакированный храм…
— Киото… невозможно, — говорит Стимсон, — немыслимо, это же древняя столица Японии. Я там был. Боже, какие там дивные памятники старины!.. Нет, лучше пусть останется Нагасаки…
— Думаю все же, что наше дело заботиться не о памятниках, — твердо возражает Гровс. — Киото имеет наибольшую площадь, и для меня как для военного человека это лучшая цель.
Стимсон покачивается на стуле, сохраняя внушительность и уверенность министра, ему надо осадить этого генерала, который сейчас чувствует себя хозяином положения: он владелец нового оружия. И кажется, такого оружия, которое сделает все их штабы, и корабли, и военных, и академии — ненужными… Отныне и вовеки веков?.. Война кончена, но война начинается.
— К счастью, Гровс, нам приходится думать не только о наших интересах.
В одной руке фотография Киото, в другой — Нагасаки. Они решают, они делают выбор, кому остаться на этой земле…
Последний взгляд на Нагасаки, и на месте города разливается море огня. Пламенные смерчи поднимают в небо крыши домов. Плавится железо, течет камень, все превращается в прах, в летучий смертоносный пепел.
На бетонном полу котлована с помощью мостового крана физики выкладывают графитовые и урановые блоки. Растет основание реактора, диаметр его около восьми метров. Блоки урана и графита складываются специальной решеткой. Тянутся провода от счетчиков нейтронов, от неоновых сигнальных ламп. Каждый слой укладывается с величайшей предосторожностью. Восемнадцатый… двадцать первый…
Сколько намучились с этим графитом, пока стали получать от заводов вот эти чистые плотные бруски. А урановые блоки кругленькие, с тусклым желтоватым блеском.
Гуляев наносит точки на график. Кривая должна показать, как возрастает плотность нейтронов с каждым законченным слоем. На схеме реактора каждая ступенька — слой — отмечена номером. Всего их семьдесят. Гуляев обводит кружком тридцатку. Уложен тридцатый слой.
Курчатов вычисляет с логарифмической линейкой в руках.
— Теперь каждый слой стройте с вдвинутыми предохранительными стержнями.
Три кадмиевых стержня спущены в каналы.
— Вот сюда… Аккуратнее. Ими регулировать и останавливать. Иначе…
Над котлованом в дюралевых трубах висят кадмиевые стержни. В любой момент по сигналу они падают в каналы реактора. Это надо, чтобы быстро погасить цепную реакцию. На аварийный случай. Потому что всякое могло быть.
Курчатов возвращается к себе, у дверей кабинета его поджидает Федя.
— Волнуетесь, Игорь Васильевич?
Напряженная деловитость Курчатова как бы спотыкается. И вдруг, неожиданно для себя, доверчиво решается:
— Я? Очень.
— Я тоже, — с облегчением и даже радостно признается Федя. И обоим от этого признания становится спокойнее.
Все с большей осторожностью идет укладка блоков. Плотность нейтронов растет. Уже вспыхивают неоновые лампы па пульте управления. Раздаются щелчки нейтронных датчиков.
Пятьдесят восьмой слой. Быстро поднимаются стержни. На короткое время слышны щелчки.
— Все в порядке. Приближаемся, — говорит Гуляев.
Он звонит по телефону:
— Игорь Васильевич, уложили шестидесятый слой… Хорошо… Ждем…
— Придется всем уйти, — говорит Гуляев.
Курчатов приходит, осматривает пульт, оглядывает график, проверяет приборы радиационной опасности.
— Игорь Васильевич, ну как, попробуем?
— Рано.
