Официанта поглядела на него с некоторым подозрением.
– А почему это так уж важно?
– Это мой отец, ясно? Достаточно важная причина?
Официанта покраснела:
– Извините, возможно, вам лучше поговорить с моим боссом? Он хорошо знал этого ковбоя! Он сейчас здесь!
Мужчина, что сидел у входа в театр, вошел и у стойки налил себе немного холодного чая со льдом. Она подозвала его.
– Это Андре, – представила она его Райану.
Андре был субтильным мужчиной с кудрявыми волосами и такой же кучерявой бородой; спокойным и улыбчивым.
Райан показал ему фотографию.
– Хотелось бы выяснить, не знаете ли вы этого человека? Его зовут Роберт Килгор. Он мой отец.
Андре улыбнулся, внимательно рассматривая фотографию, затем взглянул на Райана.
– То‑то вы показались мне знакомым. Конечно, я его знаю. Вы его сын?
Райан кивнул.
Андре протянул руку.
– Рад знакомству!
– Вы не в курсе, где его можно найти?
Улыбка словно примерзла у него к лицу. Он оглянулся на официантку.
– Ну, это совсем иное дело!
– Что вы хотите сказать?
– Давайте выйдем и поговорим, но сначала мне нужно пообщаться с шерифом…
Райану было непонятно, при чем здесь шериф, но и расспрашивать Андре не хотелось.
Он пошел следом за ним. Они миновали пролет лестницы, которая вела через душную и людную кухню кафе, и наконец вышли в патио.
«Подождите минутку», – попросил Андре.
Когда он вернулся, то сел рядом с Райаном в одно из кресел, что стояли в патио, и вздохнул. Оба еще немного поговорили о здешних местах, прежде чем Андре завел разговор об отце Райана.
– Я долго был знаком с твоим отцом. Он провел здесь свои последние дни.
– Последние дни? – переспросил Райан. Казалось, его слова опережали мысли. – Хотите сказать, он умер?
– Мне очень жаль. Да, – произнес Андре, и по выражению его лица Райан понял, что тот говорит совершенно искренне.
Из‑за угла появилась женщина‑шериф, которая приблизилась к ним. Было ясно, что Андре уже успел поговорить с ней.
– Полагаю, мне удалось кое‑что выяснить о Роберте Килгоре, – сказала она, глядя на лист бумаги, похожий на официальный документ. – Вот копия свидетельства о смерти. Он скончался 8 августа 2007 года в госпитале Кайзер Перманенте в Санта‑Розе. От цирроза печени.
Какое‑то время Райан сидел молча. А чего он ожидал? По крайней мере, не этого! Во всех возможных ситуациях, которые он мысленно себе представлял, так или иначе фигурировал живой отец, с которым можно было встретиться лицом к лицу, которого можно было обнять или проигнорировать. Услышать голос. Ощутить присутствие. И Райан всегда верил, что в свое время непременно его найдет.
– Он упоминал, у него кто‑нибудь был из иждивенцев?
– Да, на самом деле это было последнее, что он сделал. Он просил разрешения самому записать их имена: Дэйв, Джим и Райан.
– Спасибо, – поблагодарил Райан.
После ее ухода он сказал Андре:
– Может, вы расскажете мне все, что помните об отце?
– Конечно, – Андре уселся поудобнее. – Мы обычно называли его ковбоем из‑за его шляпы и пристрастия к вестернам. Его любимым актером был Джон Уэйн. У него никогда не водилось денег, но мы его все равно кормили. Все лучше, чем позволить ему рыться в дампстерах[7]. И когда у него случалось то одно, то другое, он всегда мне обещал непременно заплатить. Он был очень гордым. Но мне было ясно, что дела у него неважнецкие. Думаю, что Мадлен, та дама, с которой он жил в доме на холме, ушла от него, как только у него ухудшилось состояние здоровья. Должно быть, ему пришлось нелегко. Но, по его словам, он это вполне заслужил, что бы он под этим ни имел в виду. И потом, он всегда сильно пил. Думаю, вам это известно.
В ответ Райан утвердительно кивнул.
Андре продолжил:
– Он все твердил, что собирается вернуться на Восточное Побережье. Говорил, там у него осталась семья, но я знал, что он никуда не уедет.
У него было слишком слабое здоровье. Да и с деньгами было туго. Потом, в 2007 году, мы его не видели примерно два месяца. Однажды утром он появился, и не в лучшем виде. Выглядел ужасающе бледным, исхудавшим, едва ноги волочил; просился, чтобы его пустили ненадолго передохнуть в театре. Просто посидеть. В тот день было сыро, а кондиционер работал хорошо. И я согласился. Он просидел в театре весь день до закрытия. А потом… – Андре опустил голову. – Потом наша официантка Тереза вызвала «Скорую помощь».
– Вы не против, если я загляну в театр? – спросил Райан у Андре, помолчав немного.
– Разумеется, пойдемте со мной!
Интерьер в помещении театра был старомодным, кресла обиты красным бархатом, на полу потертый ковер с орнаментом из роз.
– Если не возражаете, мне хотелось бы здесь немного посидеть.
– Нет проблем. Я подойду попозже, – сказал Андре.
Он прошел по проходу между кресел и закрыл тяжелую дверь. Зал погрузился в полутьму. Райан остался в зале совершенно один, наслаждаясь тишиной и размышляя о том, что в этом месте пролетели последние сознательные мгновения жизни его отца.
Спустя час Райан уже стоял на мосту с видом на реку Русская. Он не помнил, что именно делал в течение предшествующего часа. Помнил, что спускался по главной улице и заглядывал в окна. Помнил ощущение, словно ему нужно кому‑то позвонить, он даже смотрел на мобильник, потом убрал его в карман. Ему ничего не хотелось, только пройтись пешком. И именно это он, в конце концов, и сделал.
А мужчины, что были на реке, к тому времени наконец уже отцепили от скалы ветку вместе с мусором, что застрял из‑за нее, образовав затор. Они бродили по берегу, собирая мусор в большие пластиковые пакеты.
К Райану подошел Андре.
– Шерифу и мне удалось выяснить, где именно похоронен ваш отец, если вам это важно.
– Где?
– Там, в окрестностях Севастополя. Это не кладбище в полном смысле слова, скорее, поле для захоронения лиц без родственников.
