Что такое теория значения?

том, что Фреге не настаивал на том, что теория смысла должна объяснять, в чем же проявляется понимание смысла говорящим; и эта позиция Фреге обусловлена требованиями построить теорию смысла в рамках реалистической теории значения, оперирующей понятием условий истинности предложений. Смысл, полагает Фреге, есть нечто объективное; т. е. можно точно установить, употребляют ли двое говорящих какое-либо выражение в одном и том же смысле, и при этом один говорящий может эффективным образом сообщить другому смысл, который он придает тому или иному выражению. Это возможно только в том случае, если смысл слова однозначно определяется через наблюдаемые характеристики его языкового употребления (т.е. только если смысл — это употребление); отсюда следует, что понимание смысла слова полностью проявляется в том, каким образом использует это слово говорящий. Если бы было необходимо представить понимание говорящим смысла слова как знание им какого-нибудь суждения, осознание которого предполагало бы выход за пределы всякого простого практического знания, т.е. если бы смысл слова нельзя было исчерпывающе объяснить посредством способности употреблять конкретным образом предложения, содержащие это слово, тогда смысл не был бы полностью коммуникабельным: мы никогда не были бы уверены, что, обучив кого-нибудь определенной языковой практике, мы тем самым действительно сообщили ему правильный смысл этого слова. Тезис Фреге о том, что смысл объективен, является, таким образом, имплицитным предвосхищением (в отношении того аспекта значения, который конституирует смысл) доктрины Витгенштейна, в соответствии с которой (или одной из семейств такого рода доктрин) смысл есть употребление. Однако Фреге так и не сделал из этого выводов в отношении форм, в которых может проявляться смысл слова. Так, в случае собственных имен, в самом грубом приближении понимание говорящим смысла имени следовало бы представить как способность эффективно определить, по отношению к любому данному объекту, является ли он носителем этого имени. В соответствии с любой заслуживающей доверия теорией значения, это объяснение следует обобщить. В соответствии и с верификационистской, и с фальсификационистской теорией, нам следовало бы сказать, что понимание смысла имени заключается в способности распознавать то, что следует считать средством окончательного установления для данного объекта, того, что он является носителем имени. Однако в соответствии с реалистической теорией даже это является слишком ограниченным объяснением: мы должны сказать, скорее, что понимание смысла имени заключается в знании того, что должно быть истинно по отношению к любому данному объекту для того, чтобы он был носителем этого имени; а поскольку условие, которое должно быть выполнено объектом, может быть таким, что будет выходить за пределы нашей способности распознавать, в тех или иных случаях, соблюдается оно или нет, то понимание имени при таком толковании не будет, вообще говоря, тем, что может быть полностью выявлено в процессе употребления имени. Подобным же образом требование Фреге о том, что предикат должен быть всюду определен, выражено им в виде требования, чтобы он был определен для любого объекта, независимо от того, приложим к объекту этот предикат или нет; но он эксплицитно допускает, что мы можем и не быть способны в тех или иных случаях сделать это. Наша способность распознать, что предикат тем не менее определен, должна, следовательно, зависеть от придания нами этому предикату такого смысла, что мы можем сказать, что имеется определенное условие для его применимости, не зная при этом, как показать, выполняется это условие или нет; и снова из этого следует, что наше понимание смысла предиката не может полностью проявиться в нашем употреблении этого предиката. Можно было бы утверждать, что определенные черты этого употребления, например в конкретных случаях применения закона исключенного третьего, свидетельствуют о нашем убеждении в том, что предикат обозначает некоторое условие, которое определенно либо выполняется, либо не выполняется каждым объектом; но наше употребление предиката никогда не может полностью выявить, каково же то условие, которое мы связываем с данным предикатом. Первый из двух доводов Фреге в пользу различия между смыслом и референтом имеет целью показать, что нельзя приписать говорящему знание референта какого-либо выражения, не приписывая ему знание определенного суждения; но Фреге не сумел решить проблему, каким образом в объяснении понимания говорящим какого-либо выражения как знания им соответствующего суждения можно избежать порочного круга, если знание суждения не может быть в свою очередь объяснено без апелляции к способности формулировать это суждение. Именно из-за этого он не сумел дать убедительного объяснения связи между смыслом и знанием.

Заменить реалистическую теорию значения верификационистской теорией — значит сделать первый шаг в выполнении требования, чтобы мы включили в нашу теорию смысла объяснение того основания, исходя из которого мы судим об истинностных значениях наших предложений, поскольку это действительно объясняет значения выражений с учетом реальных человеческих способностей распознания истины. Я уже отмечал, однако, что этот шаг сам по себе еще не приводит нас к удовлетворению этого требования, и у меня нет ясного представления о том, как это можно сделать. Естественно считать это требование чрезмерным и рассматривать его как требование, чтобы теория значения взяла на себя функции теории знания. Если бы мы были убеждены в том, что мы понимаем в принципе, каким образом смысл предложения определяет то, что мы считаем свидетельством истинности предложения , и что проблемы в этой области, как бы сложны они ни были, касаются отдельных деталей, тогда вполне можно было бы отнести их к другой философской дисциплине; но трудность состоит в том, что мы не вправе так поступить. Концепция значения — т.е. выбор центрального понятия для теории значения — является адекватной только в том случае, если существует общий метод получения, из значения предложения как оно дано, каждой характеристики употребления предложения, то есть всего, что должно быть известно говорящему, если он собирается правильно употреблять это предложение; несомненно, среди тех вещей, которые он должен знать, есть и то, что является основанием истинности предложения. Большинство из нас безмятежно полагает, что теория значения, оперирующая понятием условий истинности, способна выполнить эту роль, не останавливаясь при этом на трудностях создания рабочей теории такого типа. С учетом нашего нынешнего, весьма несовершенного понимания этих вопросов нам следует признать, что верификационистская теория значения более предпочтительна, чем радикальная реалистическая теория, а фальсификационистская теория, вероятно, еще лучше. Но до тех пор, пока мы не имеем при том или ином выборе центрального понятия теории значения убедительного объяснения того способа, которым каждая особенность употребления предложения может быть определена, исходя из значения предложения, посредством применения к нему центрального понятия, мы остаемся без твердого основания, которое позволило бы нам заявить, что мы знаем, чем, в сущности, является значение. И до тех пор, пока мы остаемся в этом неустойчивом философском положении, любую проблему, решение которой, при условии что выбор центрального понятия для теории значения сделан, поможет ответить на вопрос о правильности этого выбора, следует считать прямым делом философии языка.

,

Примечания

1

 Это включает в себя принцип двузначности для  утверждений данного класса, но несколько превосходит его по  содержанию, ибо слово 'определенно' включено сюда не для  риторического эффекта. Данная формулировка охватывает также тот  семантический принцип, который связан с законом  дистрибутивности так, как принцип двузначности связан с законом  исключенного третьего. Назовем его принципом рассечения. Из  принципа двузначности нам известно, что в отношении отдельного утверждения А имеются лишь две возможности: А истинно или А ложно. Однако нам нужен также принцип рассечения, если мы хотим сделать вывод о том, что в отношении двух утверждений А и В имеются лишь четыре возможности:А и В оба истинны; А истинно и В ложно; А ложно и В истинно; А и В оба ложны. Этим соображением я обязан X. Патнему, хотя, как мне  представляется, он не согласился бы с тем, что для реалистической  интерпретации требуется допущение либо принципа двузначности, либо принципа рассечения. Однако для целей настоящего  обсуждения мы можем приблизительно отождествлять реализм