против нас. И еще он говорит, что тебе лучше было бы оставаться в Европе. Я намекнул ему о том, что с тобой стряслось. На это Адмирал твердо сказал, что ты представляешь угрозу для Соединенных Штатов. Как ты думаешь, Крисчен, он прав?
Крисчен: Да.
О’Рурк: (повышая голос) Что?! Ты хочешь сказать мне, что я разговариваю с уголовником?! В таком случае можешь проваливать. Ну а теперь, серьезно, Корнелий. Скажи мне честно, как ты теперь относишься к американским девчонкам?
Крисчен: Бляди, все до одной.
О’Рурк: Эй-эй, я не советовал бы тебе произносить вслух это слово, пока ты в моем заведении.
Крисчен: А почему бы и не произнести?
О’Рурк: Потому что это вранье. Моя жена американка. И, по твоему мнению, выходит, что она блядь. Ты именно это сказал на днях Адмиралу, после чего с ним случился припадок. Правда, когда он оправился, он согласился с тобой. А затем добавил, что если он еще хоть раз увидит тебя на ринге, убьет тебя за твою болтовню. Он разозлился не на шутку. Сказал, что такие, как ты, подстрекают черножопых и жидов к захвату государственной власти…
Крисчен: Прекрасно.
О’Рурк: Что значит «прекрасно»? (Клятвенно кладет руку себе на грудь.)…А также к высылке ирландцев[2] из Америки. Вот видишь? Как ты думаешь, кто поддерживает в этом городе порядок и справедливость? Подожди, не отвечай — я тебе скажу правду об Адмирале. Он должен быть здесь с минуты на минуту. Собирался сделать у нас маникюр. Адмирал — он ви-ай-пи и просто хороший человек. Весь Нью-Йоркский порт находится под его контролем. Порт, который приносит огромную прибыль городу и стране. Он патронирует всю береговую линию Нью-Йорка, и его безмозглая шпана здесь периодически продырявливает друг дружке головы. Может ты спросишь меня, зачем Адмирал придет сюда? За тем, чтобы сделать здесь себе маникюр! Ты ведь не ханжа, Корнелий? Ты ведь знаешь, что мужчинам тоже нужно делать маникюр? Или, может быть, ты думаешь, что все мы тут пидорасы? (Бродячий философ Крисчен увлеченно и с профессиональной наработкой настукивает кулаками по боксерской груше.) Ну, что же ты молчишь? Может, ты и вправду считаешь всех нас гнойными пидорами?
Крисчен: Ага.
О’Рурк: Я бы не советовал тебе говорить здесь и об этом тоже.
Крисчен: А почему бы и не говорить?
О’Рурк: Потому что это брехня — вот почему! Послушай, ну если я был бы пидор, то откуда взялись бы десять моих детей, которых я вынужден кормить, — это же надо понимать. У меня просто нет времени, чтобы быть геем. Понимаешь? Стоит мне прийти домой, устроиться отдохнуть в кресле, как все детки сидят уже у меня на голове, сводят папочку с ума. У меня нет времени даже на нормальный секс. Вот поэтому я и обалдеваю от этой ванной, зачавшей ребенка. Ну, ты же образованный человек, Корнелий, ответь же мне на мой простой вопрос!
Крисчен: По законам физики это возможно.
О’Рурк: (повышая голос) По законам чего? Иди ты со своей физикой, со всякой хуйней! Ты скажи просто, могла эта чертова баба подзалететь или нет? Ты обязан ответить мне, потому что я всю ночь спорил об этом со своей женой и не мог заснуть. Она ведь и разбудила меня специально для того, чтобы сказать мне об этой сраной дуре, которая умудрилась забеременеть, сидячи в ванной. Я велел жене заткнуться Христа ради, ведь Рождество уже прошло и к нашим детишкам не явится сегодня ночью ни молочный человечек, ни ледяной… ни какой другой человечек, просто какая-то ебнутая дура забеременела, драя свою вонючую жопу в засранной ванной.
Крисчен: Тем не менее, это возможно — это всё, что я могу тебе сказать.
О’Рурк: Я разочаровался в тебе, Крисчен. Я сказал своей жене, что если кто- нибудь может разобраться в этом деле, это только ты. Ты изучал физику в университете. Про всякие там эмбрионы и микробы. (Звонит телефон. О’Рурк снимает трубку.) «Беллевю Морг», управляющий О’Рурк слушает. Нет. Да. Да. Майкл О’Рурк. Слушаю вас. Адмирал будет здесь с минуты на минуту, но я не позволю вам превращать мое заведение в публичный дом. (Повышая голос.) Женщинам здесь находиться запрещено. Это частный мужской клуб. Кто я такой? Я — главный инструктор по боксу. Кто вам сказал, что мы нетрадиционной ориентации? Нет, мы все спим с хорошенькими женщинами. Да. И я только что дискутировал с одним молодым человеком по этому поводу. С Корнелием Крисченом, если вы его помните, он долгое время жил в Европе. Да, а теперь вернулся. Рассказывает о тамошних женщинах. Говорит, что англичанки развращены донельзя и тому подобное. Извините, но вас это не касается: вам на них не придется жениться. Они занимаются этим, наверное, потому что им так нравится. Ну-ну. Да, мы вместе туда поедем. Ну, конечно, на яхте. Да, и в следующий раз скажите Адмиралу, чтобы он не звал своих девочек сюда, я пускаю вас к себе в последний раз… Здесь только мужчины. (Крисчену) Правда-правда, Крисчен, здесь только мужики. (по телефону) Это мужской клуб. Для настоящих мужчин. (Крисчену) Это, ха-ха, так и есть, Корнелий. (по телефону) Да нет у нас тут никаких пидоров! Да-да, Адмирал должен сейчас подойти. Адмирал никогда не обманывает меня, даже когда пьет чай. Я всегда уверен в том, что в его чашке. Правда, я изредка спрашиваю его, почему он не добавляет в чай молоко. Да, вы правы, в этом городе не ни одного честного человека. Кроме Адмирала, разумеется. (Вешает трубку.) Слушай, Корнелий, у меня родилась отличная идея. Адмирал ведь считает себя одним из самых крутых боксеров. Он демонстрирует всем свой кулак, похожий на пиратский крючок, вживленный вместо утраченной кисти, и говорит, что непобедим. (О’Рурк склоняется к Крисчену, как бы доверяя ему секрет.) Я думаю, что Адмирал намеревается здесь скоротать часок-другой в компании с очаровательной маникюршицей. У меня есть идея. Ты ведь страшно его рассердил. Своими идиотскими высказываниями ты ему нагрубил. А он не выносит грубости. Ему в жизни никто никогда не грубил. Я придумал, как уладить дело. Надо устроить так, чтобы ты вышел на ринг, ну, всего лишь на один-два раунда. Как ты на это смотришь? Я, пожалуй, даже для острастки скажу ему, что ты на самом деле еврей и называешься Крисченом[3], чтобы скрыть свое иудейское происхождение. Тебе нравится моя идея?
Крисчен: (переступает одной ногой воображаемый канат на ринге) Не знаю. Я и так достаточно скрытен.
О’Рурк: Ничего-ничего, это будет даже забавно. Притворись на некоторое время. Позволь ему насладиться победой, позволь нокаутировать тебя. Подыграй ему. Вместе с ласками маникюршицы твое падение произведет на него колоссальное впечатление. Адмирала это просто ошеломит. Ты на веки вечные станешь другом всех ребят с береговой линии, которая, как ты уже знаешь, принадлежит Адмиралу. Ну что же, ты согласен? Да — О, Боже! — и ты наверняка удостоишься того, что Адмирал возьмет тебя на свою яхту.
Крисчен: Я уже выдержал столько побоев в жизни, что не уверен, смогу ли я и дальше притвориться мальчиком для битья.
О’Рурк: Не бойся, все будет хорошо. Это всего лишь игра.
Крисчен: Я… Но такие вещи обычно разрушают душу.
О’Рурк: Я буду судьей. Ты взойдешь на ринг с таким видом, как будто ты твердо решил убить его. Несколько ударов левой в челюсть, легеньких, слабеньких, чтоб, не дай Бог, не свалить его. Стукни в живот. Покажи ему, что ты умеешь держать удар, а потом расслабься, как бы выйди из игры и позволь ему одолеть тебя.
Крисчен: Он заподозрит обман и остановит схватку.
О’Рурк: Он — не остановит. Особенно в присутствии маникюршицы.
Крисчен: Не знаю. Я вообще-то против насилия.
О’Рурк: А кто тебя насилует? Назови это иначе — насильственным омоложением Адмирала. Ну, а чего же ты хочешь — у него длинные руки, у связи далеко за пределами Нью-Йорка. Он гарант справедливости и порядка. А тебе в Нью-Йорке еще жить и жить, Крисчен.
Крисчен: Спасибо. Только что ты говорил, что они там каждый день убивают друг
