— О, недалеко. Теперь онъ погоститъ пять л?тъ въ тюрьм? Мустафы. Молодецъ попался съ поличнымъ… Ему, впрочемъ, не въ первый разъ приходится отсиживать. Его высочество уже высид?лъ гд?-то три года. Да, позвольте, я даже припоминаю гд?: у васъ въ Тараскон?.
— Въ Тараскон?!…- вскричалъ Тартаренъ, которому вдругъ все стало ясно. — Такъ вотъ почему онъ зналъ только одну часть города…
— Само собою разум?ется… Ту часть, что видна изъ тюремныхъ оконъ… Ахъ, мил?йшій мой господинъ Тартаренъ, надо держать ухо очень востро въ этомъ проклятомъ краю, не то зд?сь живо обд?лаютъ на вс? лады… Вотъ хоть бы взять вашу исторію съ муэзиномъ.
— Какую исторію? Съ какимъ еще муэзиномъ?
— Ге! А вы и не подозр?ваете!… Вонъ съ т?мъ муэзиномъ, что волочился за Байей… Въ Акбар? [5] разсказана эта исторія сполна, и весь Алжиръ еще о ею пору надъ ней пот?шается… На самомъ д?л? трудно придумать что-нибудь забавн?е этого муэзина, который, расп?вая молитвы на своемъ минарет?, у васъ передъ носомъ обьяснялся въ любви съ вашею сожительннцей и назначалъ ей свиданія, выкрикивая хвалы Аллаху…
— Да они зд?сь вс?, поголовно, мошенники и негодяи! — завопилъ несчастный тарасконецъ.
— Таковъ уже, знаете, всегда новый край, — философски зам?тилъ Барбасу. — Какъ бы то ни было, однако, послушайтесь моего сов?та и возвращайтесь-ка поскор?е въ Тарасконъ.
— Легко вамъ говорить: возвращайтесь… А съ ч?мъ бы это я возвратился?… Деньги гд??… Вы, стало быть, не знаете, какъ меня ощипали тамъ въ пустын??
— Э, за этимъ д?ло не станетъ! — разсм?ялся капитанъ. — Зуавъ отходитъ завтра, и, если хотите, я предоставлю васъ на родину… Согласны, землякъ?… Ну, и чудесно. Теперь вамъ остается одно. Тутъ есть еще н?сколько бутылокъ шампанскаго и кое-какая закуска… садитесь, наплюйте на вс? досады и выпьемъ…
Посл? минутной нер?шимости, ради поддержанія собственнаго достоинства, тарасконецъ посл?довалъ благому сов?ту: с?лъ, чокнулся и выпилъ. На звонъ стакановъ сошла сверху Байя, доп?ла конецъ Marco la Belle, и кутежъ протянулся далеко за полночь.
Около трехъ часовъ ночи, съ облегченнымъ сердцемъ и слегка заплетающимися ногами, добрякъ Тартаренъ провожалъ своего друга капитана. У дверей мечети онъ вспомнилъ про муэзина, весело разсм?ялся надъ его прод?лками и тутъ же придумалъ чудесный планъ мести. Дверь мечети была отдерта. Тартаренъ вошелъ въ нее, поднялся на л?стницу, поднялся на другую л?стницу и добрался до маленькой турецкой молельни, осв?щенной прор?знымъ жел?знымъ фонаремъ, подв?шеннымъ къ потолку.
Тутъ на диван? сид?лъ муэзинъ въ своей большущей чалм?, въ б?ломъ балахон?, съ трубкой въ зубахъ, и попивалъ холодный абсентъ изъ огромнаго стакана, въ ожиданіи часа, когда ему сл?дуетъ сзывать правов?рныхъ на молитву. При вид? Тартарена онъ со страху выронилъ трубку.
— Сиди смирно, — сказалъ тарасконецъ. — И живо давай сюда чалму и балахонъ!
Муэзинъ, дрожа вс?мъ т?ломъ, отдалъ чалму, б?лую рясу, все, что отъ него требовалось. Тартаренъ облекся во все это и важно направился на площадку минарета.
Вдали сверкало море. Лунный св?тъ серебрилъ б?лыя крыши домовъ. Морской в?терокъ доносилъ откуда-то звужи запоздавшихъ гитаръ. Тарасконскій муэзинъ съ минуту подумалъ, потомъ поднялъ руки и завопилъ неистовшсъ голосомъ:
— Ли Алла иль Алла… А Магометъ старый плутъ… Востокъ, Коранъ, кадіи и башъ-аги, львы и мавританки не стоютъ ослинаго уха!… Турки нигд? н?тъ… остались одни проходимцы… Слава Тараскону! …
И въ то время, какъ африканскій в?теръ разносилъ надъ городомъ, моремъ, равниной и горами пот?шныя ругательства, выкрикиваемыя знаменитымъ Тартареномъ на невообразимой см?си языковъ арабскаго и провансальскаго, муэзины съ другихъ минаретовъ подхватили призывъ къ утренней молитв?, и правов?рные верхняго города благогов?йно прис?ли на пятки и набожно стали колотить себя въ грудь.
VIII
Тарасконъ! Тарасконъ!
Полдень. Зуавъ развелъ пары; онъ готовъ въ отходу. На балкон? кофейной Валентена офицеры навели на нароходъ подзорную трубу и по чинамъ, начиная съ полковника, смотрятъ на счастливцевъ, отплывающихъ во Францію. Это люблмое развлеченіе штабныхъ. Набережная и рейдъ залиты солнцемъ. Пассажиры торопливо собираются въ путь. Носильщики и лодочники таскаютъ багажъ.
У Тартарена изъ Тараскона н?тъ багажа. Нашъ герой идетъ по Морской улиц?, черезъ рынокъ, заваленный бананами и арбузами; съ нимъ идетъ и его другъ Барбасу. Несчастный тарасконецъ оставилъ на мавританскомъ берегу свои ящики съ оружіемъ и свои иллюзіи и теперь собирается восвояси съ пустыми руками. Только что онъ усп?лъ войти въ шлюпву капитана, какъ увидалъ, что съ горы во вс? ноги мчится огромное запыхавшееся животное и направляется прямо къ нему. Это верблюдъ, в?рный верблюдъ, ц?лыя сутки разыскивавшій по городу своего хозяина. Увидавши его, Тартаренъ изм?нился въ лиц? и притворился, что не узнаетъ его; но верблюду и д?ла н?тъ до этого. Онъ б?гаетъ по набережной, зоветъ своего друга и смотритъ всл?дъ ему н?жнымъ взглядомъ, точно говордтъ: «Возьми меня, возьми съ собой и увези далеко, далеко отъ этой опереточной Аравіи, отъ см?шнаго Востока, въ которомъ свистятъ локомотивы и пылятъ дилижансы… гд? мн?, заштатному дромадеру, д?лать уже нечего… Ты — посл?дній турка, я — посл?дній верблюдъ. Не покидай же меня, о, мой Тартаренъ!»
— Это вашъ верблюдъ? — спросилъ капитанъ.
— Знать его не знаю! — отв?тилъ Тартаренъ.
Сердце у него замерло отъ одной мысли явиться въ Тарасконъ съ такимъ см?шнымъ спутникомъ и, безстыдно отрекшись отъ товарища своихъ злоключеній, онъ ногой оттолкнулъ лодку отъ алжирскаго берега.
Верблюдъ понюхалъ воду, вытянулъ шею, потоптался немного на м?ст? и со вс?хъ ногъ бросился въ море. Сл?домъ за шлюпкой онъ направился къ пароходу изъ одно время съ ней подвалилъ къ его борту.
— Мн? жаль, наконецъ, несчастнаго дромадера! — сказалъ капитанъ Барбасу. — Я возьму его на бортъ. А въ Марсели подарю зоологическому саду.
Верблюда втащили кое-какъ на палубу, и Зуавъ пустился въ путь.
Въ теченіе двухъ дней, что длился пере?здъ, Тартаренъ просид?лъ одинъ одинешенекъ въ своей кают?, не отъ качки и не отъ того, чтобы страдала его феска, — н?тъ, море было спокойно, — а потому, что проклятый верблюдъ, какъ только его хозяинъ показывался на палуб?, сейчасъ же подлеталъ къ нему съ своими верблюжьими н?жностями. Никогда еще и никого верблюдъ не ставилъ въ такое дурацки-см?шное положеніе!
Часъ за часомъ, выглядывая изъ полупортика каюты, Тартаренъ вид?лъ, какъ бл?дн?етъ алжирское небо. Наконецъ, раннимъ утромъ, сквозь серебристый туманъ онъ съ неописуемымъ восторгомъ услыхалъ звонъ марсельскихъ колоколовъ. Прибыли. Зуавъ отдалъ якорь.
Багажа, какъ изв?стно, у нашего героя не было; не говоря никому ни слова, онъ тихомолкомъ сошелъ на берегъ, торопливо прошелъ городъ, все боясь, какъ бы его не догналъ верблюдъ, и вздохнулъ свободно лишь когда ус?лся въ вагонъ третьяго класса и на вс?хъ парахъ понесся къ Тараскону. Обманчивое спокойствіе! Не усп?лъ по?здъ отойти двухъ лье отъ Марсели, какъ вс? головы высунулись въ окна; послышались крики, выраженія удивленія. Въ свою очередь, выглянулъ въ окно и Тартаренъ… и увидалъ… увидалъ верблюда, своего в?рнаго, неизм?ннаго верблюда, вихремъ мчащагося по шпаламъ, сл?домъ за по?здомъ, не отставая отъ него ни на сажень. Тартаренъ въ отчаяніи опромнулся на скамью и закрылъ глаза.
Посл? столь плачевно кончившейся экспедиціи онъ разсчитывалъ вернуться домой тихохонько, незам?тно. Присутствіе этого громаднаго четвероногаго д?лало его планъ неисполнимымъ. Что же это такое будетъ? Господи Боже!… Ни денегъ, ни львовъ… А тутъ еще верблюдъ!…
«Тарасконъ!… Тарасконъ!…»
