скрыться в душевой, но даже натянуть на лицо выражение «а-я-тут-просто-мимо-проходил».
Впрочем, у сержанта присутствие Руни сколько-нибудь заметных эмоций не вызвало.
— Тебе чего, курсант? — равнодушно бросил он.
— Я… это… ммм… бельё взять, — Руни, наконец, вспомнил, зачем он сюда пришел.
— Так возьми, — и сержант, небрежно махнув рукой в сторону кладовки, удалился.
А Руни подумал, что сержантово «возьми» прозвучало как-то двусмысленно. Причем, на второй смысл, который не относился к белью, тут же бодро отреагировал член Руни.
«Меченый» в это время поднял грязное полотенце, кое-как вытерся и напялил комбинезон. Потом кинул полотенце в стиральный автомат. Руни подумал, было, что «меченый» не видит его. Но тут каторжник подошёл, встал перед Руни так, как положено «меченым» — руки по швам, глаза долу.
— Шаид курсант, я могу идти?
Конечно, Руни хотел его отпустить, а вот член Руни — нет. Тем более, сейчас, когда «меченый» был так близко и казался ещё красивее. Хотя, и не такой юный, каким издалека выглядел, он раза в два старше Руни… или ещё старше… Но это всё ерунда. Наоборот, «меченый» от этого ещё соблазнительней — не пацан-неумёха, а опытный мужчина… А что, если?.. Нет, правда, почему бы не попробовать? Что тут такого? Сколько ж можно нецелованным-то ходить?! Вон, татуированный Дикарь так с ума сводит, что скоро уже руки отвалятся… Эх, была — не была!
Руни прокашлялся для солидности:
— Ээ, как тебя там?
— Марис, шаид.
— Марис, не мог бы ты… — всё, дальше слова из Руни не лезли, иссякла его решительность. Впрочем, разбухшая ширинка была куда красноречивее и откровеннее.
— Как пожелаете, шаид.
От Руни не укрылось, что «меченый» запретно стрельнул в него взглядом, и красивые губы на долю секунды изогнулись в ироничной усмешке. И от этой случайно подсмотренной мимолетной непокорности всё поплыло перед глазами, и Руни, и его член желали как угодно, лишь бы побыстрее…
Марис всё понял правильно. Он без промедления опустился перед «шаидом курсантом» на колени, расстегнул ширинку на штанах Руни и взял в рот настрадавшийся от долгого ожидания член.
Руни, едва ощутив влажную теплоту, неожиданно для себя захныкал по-детски и вцепился пальцами в серебристый ёжик, будто испугавшись, что «меченый» может передумать, прервать своё занятие. Притягивая к себе голову Мариса, толкнулся в него — и будто весь очутился там, во рту, окунулся с головой в топкую, мягкую глубину. Так сладко стало, так славно и уютно, что Руни тут же кончил, издав при этом смешной удивленный вскрик…
Полотенце не понадобилось. Марис проглотил сперму и принялся старательно вылизывать член Руни. Горячий бархатный язык был таким умелым и шустрым, что Руни захотел опять. Промелькнуло, правда, в голове: «Может, будет с меня удовольствий на дармовщинку?» Но то была даже не мысль, а мыслишка, и она тут же потонула в мутном потоке желания… Руни подался бедрами к Марису, давая понять, что ждёт продолжения. Но «меченый» отстранился, провел тонкими пальцами по блестящему от его слюны члену и тихо произнес:
— Пожалуйста, шаид, не сердитесь, но… Могу я попросить об одолжении?..
Руни понимал, что в этих изящных пальцах сейчас настоящая власть над ним, что он — как беспомощный ребенок перед «меченым». И кто его знает, что захочется каторжнику? Однако, несмотря ни на что, Руни в данный момент больше всего заботило, чтобы просьба Мариса оказалась выполнимой. Лишь бы снова барахтаться в сладкой трясине… лишь бы «меченый» дал ему кончить, как следует…
— Да, — с готовностью кивнул Руни, и Марис продолжил.
— Если позволите мне воспользоваться вашей душевой… Вы могли бы взять меня сзади, прямо там, под душем, Вам понравится…
Это да, Руни был больше чем уверен, что понравится… И в то же время… Мысли беспорядочно метались. Вообще-то, обслуге нельзя в душевую курсантов, это нарушение. А с другой стороны, в кладовку тоже нельзя, но сержант ведь пустил… Если этот парень, Марис, даст в зад… черт… Руни даже не стал представлять, опасаясь, что не дотерпит до душевой.
— Да, да, пошли быстрее! — он схватил свою нежданную радость за запястье и поволок в душ. А то ещё, не ровен час, хватятся, отберут у Руни его сокровище…
…В душевой Марис разделся в один прием и метнулся под струи воды. Руни тоже всё с себя снял и стоял рядом, перетаптываясь с ноги на ногу. Он смотрел на блаженно зажмурившегося «меченого» и испытывал одновременно нетерпение и нерешительность.
Марис очнулся довольно скоро, хоть и с нескрываемым сожалением.
— Прошу прощения. Мы моемся в техничке, там вода для механизмов предназначена, всегда холодная и ржавая… Простите, шаид, я не жалуюсь, не сердитесь, что заставил Вас ждать…
Его тело, порозовевшее от теплой воды, покрытое прозрачными бусинками капель, выглядело таким нежным… Марис нагнулся, упершись руками в колени. А Руни… конечно, догадался, что это приглашение, но… кой-чего не хватало. Того, что всегда лежало у отца на столике возле кровати… и ещё на полочке в ванной…
— Смазать надо, — уверенно произнёс Руни. Его член, правда, протестовал, хотел получить своё немедленно, не теряя драгоценное время на поиски смазки. Да и где её, родимую, в такой час найдешь… Но Руни уже решил: всё должно быть, как полагается, по-людски. Чтобы «меченому» тоже приятно было.
— В этом нет надобности, — осторожно возразил Марис, оставаясь в той же позе. — После шаида сержанта… Впрочем, если Вы брезгуете, я могу вымыться…
Руни не брезговал. Во всяком случае, не настолько, чтоб, в угоду своему чистоплюйству, сделать больно… пусть даже каторжнику…
…Второй оргазм был не таким скоропостижным, как первый. Руни успел и насладиться сполна, и неуклюже — по неопытности — приласкать «меченого». А кончил в этот раз, когда увидел на спине Мариса — еле заметные на бледной коже — белёсые полоски. У Дикаря такие же, только не побелели ещё…
«Меченый» тоже удовольствие получил, сразу после Руни.
Потом Руни дал ему ещё немного поплескаться и попользоваться моющей пеной. А напоследок, когда заметил жадный взгляд «меченого», обращенный на сигареты, благодарно протянул Марису всю пачку:
— Держи! Хочешь, я тебе ещё принесу?
У него теперь была тайна…
Урвать десяток-другой бесценных минуток удавалось не часто. Но — удавалось. И всё бы хорошо, да беспокойство душу царапало. Прежде всего, из-за Сета. Казалось бы, теперь-то можно к нему по ночам прижиматься, без напряга. Но Руни впервые что-то скрывал от друга, и это мучило куда больше, чем желание секса с Дикарем.
Ещё было неловко от того, что с Марисом у них так… крадучись, пакостно как-то. И в сердце у него к «меченому» ничего нет, одно только хотение. Получается, Марис — лишь способ разрядки, нужен, чтобы от Дикаря отвлечь… Руни пытался откупиться от этой неловкости, делая своему тайному любовнику немудреные подарки, то скудное, что мог позволить себе курсант: пустить «меченого» помыться, припрятать для него кусочки мяса или фруктов из своего рациона, раздобыть курева…
…В конце концов, перед Сетом пришлось открыться. Шила в мешке не утаишь, да и совесть Руни замучила изрядно…
Как получилось: на ужин им выдали фруктовое желе. Руни его не любил и всегда отдавал свою порцию Дикарю. Раньше отдавал… А тут… Когда пристальный взгляд Сета уперся в прозрачную коробочку с лакомством, которое явно предназначалось не ему, Руни не выдержал.
— У меня появился… кое-кто…
И Руни рассказал про «меченого», про тайные встречи, про то, что Марис невиданно красивый и всякое разное умеет. Дикарь смотрел недоверчиво.
— Может, он тебе таким расчудесным кажется из-за того, что он у тебя первый?
