вместо crocus martis[31], что явилось причиной его смерти. Короче говоря, гибель Грандье была предрешена; бесстыдство его судей дошло до того, что они и не пытались хоть как-то замаскировать гнусные меры, к которым прибегали.
Дознание продвигалось весьма бойко. Поскольку первой из неизбежных формальностей была очная ставка, Грандье написал прошение, в котором поведал о случае со святым Анастасием. На Тирском соборе[32] этому святому было предъявлено обвинение некой распутницы, которую он в глаза не видел, и когда она вошла в зал, чтобы повторить свое обвинение публично, священник по имени Тимофей встал и, представившись Анастасием, заговорил с нею. Она ему ответила, после чего всем стало ясно, что святой невиновен. И вот Грандье потребовал, чтобы несколько мужчин его роста и с таким же, как у него, цветом волос были одеты в точности, как он, и показаны монахиням; кюре был уверен, что поскольку он их никогда не видел и одержимые тоже, скорее всего, его не встречали, то они его не узнают, хотя утверждают, что сносились с ним непосредственно. Просьба его была справедливой и настолько опасной, что на нее даже не ответили.
Между тем епископ Пуатье, одержавший победу над архиепископом Бордосским, который был бессилен перед приказом кардинала-герцога, отозвал назначенных им отца Эске и отца Го и заменил их своим богословом, находившимся в свое время в числе судей, вынесших Грандье первый приговор, и монахом-францисканцем отцом Лактансом. Оба монаха даже не дали себе труда скрыть, на чьей они стороне, и сразу же разместились в доме Никола Муссана, одного из самых заклятых врагов Грандье, а на следующий день отправились к настоятельнице и приступили к изгнанию дьявола. С первых же ее слов отец Лактанс заметил, что она очень плохо знает по-латыни, отчего допрашивать ее весьма небезопасно. Поэтому он велел отвечать ей по-французски, хотя сам продолжал пользоваться латынью. Когда же кто-то из присутствующих имел смелость возразить, что, дескать, дьявол, как сказано в требнике, знает все живые и мертвые языки и должен отвечать на том же наречии, на каком ему задают вопросы, монах заявил, что таково условие договора с нечистым, и добавил, что иногда попадаются дьяволы, которые невежественнее последнего крестьянина.
Вслед за обоими францисканцами и двумя кармелитами — Пьером де Сен-Тома и Пьером де Сен- Матюреном, которые с самого начала принимали участие в изгнании бесов, к этой операции присоединились якобы присланные «серым кардиналом» отцом Жозефом четверо капуцинов[33], отцы Люк, Транкиль, Поте и Элисе, так что дело пошло как никогда быстро; сеансы экзорцизма проводились сразу в четырех разных местах: монастыре урсулинок и церквях Святого Креста, Сен-Пьер-дю-Марте и Нотр-Дам-дю-Шато. 15 и 16 апреля ничего особенного не произошло; во всяком случае, в заключении врачей за эти дни нет никаких подробностей и лишь написано без каких бы то ни было пояснений, что
23 апреля сеанс выдался более любопытным: когда отец Лактанс спросил у настоятельницы, в каком обличье вошел в нее дьявол, она ответила, что в виде кота, собаки, оленя и козла.
— Quoties? — осведомился монах.
— Я не обратила внимания, какой это был день, — отозвалась настоятельница.
Бедная женщина перепутала слова quoties u juando[34].
Видимо для того, чтобы искупить эту ошибку, настоятельница в тот же день объявила, что у Грандье на теле есть пять отметин, сделанных дьяволом, и что только в этих местах кюре уязвим. В связи с этим хирургу Манури было поручено проверить сие утверждение; осмотр назначили на 26 апреля.
Во исполнение полученного наказа Манури утром 26 апреля прибыл к Грандье, заставил его раздеться и выбрить все волосы на теле, после чего завязал ему глаза и велел лечь на стол. Но дьявол снова промахнулся: отметин, то бишь родимых пятен, у Грандье оказалось лишь две — на лопатке и на бедре.
И тут началась невероятная по мерзости сцена: Манури, держа в руке зонд, игла которого выдвигалась с помощью пружины, прикасался к телу Грандье, которое по утверждению монахини везде, кроме родимых пятен, было нечувствительно к боли, причем делал вид, что игла выдвинута, хотя на самом деле пружина удерживала ее внутри. Дойдя же до одного из пятен, хирург нажал на пружину, и игла глубоко вонзилась в тело испытуемого, который от боли и неожиданности вскрикнул так громко, что его услышали даже те, кто, не сумев проникнуть в дом, стояли на улице. От пятна на спине Манури перешел к проверке отметины на бедре и воткнул в нее иглу на всю длину, однако к его изумлению Грандье на сей раз не издал ни крика, не стона, ни даже вздоха, а напротив, начал читать молитву, и хотя Манури еще дважды воткнул иглу в бедро и лопатку, его пациент лишь продолжал молиться за своего палача.
При этой сцене присутствовал и г-н де Лобардемон.
На следующий день к дьяволу, сидевшему в настоятельнице, приступились с таким рвением, что он вынужден был признать: на теле у Грандье не пять отметин, а всего две, и к великому удивлению толпы нечистый точно указал, где они расположены.
Однако следующая проделка дьявола сильно снизила ценность этого его заявления. Когда его спросили, почему он отказался говорить в прошлую субботу, незадачливый бес ответил, что его не было в Лудене, так как он утром сопровождал в преисподнюю душу прокурора парижского парламента Ле Пруста. Кое-кто из мирян позволил себе в этом усомниться: проверив список умерших за субботу, они не обнаружили в нем прокурора по имени Ле Пруст, да и вообще в списке не было человека с таким именем. Изобличенный во вранье демон сделался уже менее занятным, а быть может, и менее страшным.
Сеансы изгнания бесов из других одержимых оказались не более удачными: когда отец Пьер де Сен- Тома, действовавший в кармелитской церкви, поинтересовался у одной из бесноватых, где находятся магические книги Грандье, та ответила, что их можно обнаружить в жилище некой девицы, и назвала ту самую особу, из-за которой аптекаря Адана осудили в свое время на публичное покаяние. Лобардемон, Муссан, Эрве и Менюо немедленно отправились туда, однако, обыскав все комнаты, перерыв все шкафы и ящики, добравшись до самых секретных уголков, так и не сумели ничего обнаружить. Вернувшись в церковь, они принялись упрекать демона в том, что он их надул, но тот пояснил, что книги взяла почитать племянница указанной девицы. Сыщики бросились к племяннице, но той не оказалось дома: она все утро находилась в церкви, готовясь к причастию, и священники заявили, что уйти оттуда она никак не может. Так что, несмотря на все свое желание угодить Адану, охотникам за бесами на этом пришлось остановиться.
Описанные нами ошибки увеличили число неверящих в бесов, поэтому на 4 мая объявили более любопытный сеанс, программа которого была столь обширной, что вызвала всеобщий интерес. Демон Асмодей пообещал приподнять настоятельницу на два фута над постелью, а увлеченные примером своего предводителя Эазас и Цербер взялись проделать то же самое с двумя другими монахинями. Четвертый же демон по имени Бегерит зашел еще дальше и решил заняться персоной самого г-на Лобардемона, заявив, что приподнимет шапочку с головы советника и будет держать ее в воздухе, пока читается псалом. Кроме того, священники пообещали, что шестеро самых дюжих мужчин не смогут удержать слабейшую из монахинь, когда та забьется в конвульсиях.
Нетрудно догадаться, что на подобный спектакль люди толпами повалили в церковь. Представление началось с настоятельницы: отец Лактанс потребовал, чтобы Асмодей выполнил обещание и поднял одержимую в воздух, после чего настоятельница принялась подпрыгивать на матрасе и на какую-то секунду словно бы повисла над ним, но как раз в этот миг один из зрителей приподнял уголок ее платья, и все увидели, что женщина, весьма, правда, ловко, стоит на цыпочках и никакого чуда тут нет. Раздался такой хохот, что Эазас и Цербер сконфузились и даже не стали отвечать на заклятия, однако Бегерит ответил, что готов приподнять шапочку г-на де Лобардемона в течение ближайшей четверти часа.
Но поскольку на сей раз изгнание бесов проводилось во второй половине дня, а не утром, как обычно, и уже наступал вечер, пора, удобная для всяческих фокусов, кое-кому из неверящих пришло в голову, что Бегерит попросил четверть часа, чтобы иметь время устроить свой фокус при свете факелов, а это было довольно просто. Кроме того, они обратили внимание на то, что г-н де Лобардемон сидит на стуле в известном отдалении от прочих, как раз под сводом потолка, в котором проделано отверстие для привязываемой к языку колокола веревки. Поэтому они вышли из церкви, поднялись на колокольню и спрятались там в углу. Через несколько мгновений на колокольне появился какой-то человек и стал что-то делать у отверстия; его тут же окружили и увидели у него в руках длинную леску с привязанным к ней
