— Неслыханное преступление! Из ряда вон выходящий грабеж! Похищено больше чем на сто тысяч долларов драгоценностей! Интересные подробности!
Так выкрикивали оборванные, чумазые мальчишки на одной из главных улиц Чикаго, ловко вскакивая на площадки проходивших трамваев и навязывая только что вышедшие газеты пассажирам. Товар раскупался бойко, так как каждому хотелось ознакомиться со статьей, заглавие которой «Тридцать два грабежа в два месяца», напечатанное крупнейшими буквами на первой странице, назойливо лезло в глаза.
Один из маленьких продавцов особенно старался, забравшись в трамвай, он даже не смотрел на деньги, которые ему совали покупатели, а быстро перескакивал от пассажира к пассажиру, вкладывая им в руки газетные листы. Вероятно, благодаря именно этому рвению, он и не обратил внимания на господина средних лет с проницательным взглядом, который взял у него газету и быстро развернул ее. Мальчишка, вероятно, не отнесся бы так равнодушно к этому покупателю, если бы знал, что он не кто иной, как знаменитый американский сыщик Ник Картер, по делам очутившийся в Чикаго.
«Есть ли в Чикаго полиция? — читал Ник. — Или все наши „охранники“ уснули? Кажется, последнее предположение недалеко от истины. Дерзкие грабители, вероятно, составили себе алфавитный список всех обитателей города, которым есть, что терять, и решили пустить их по миру. Последний грабеж, должно быть, для разнообразия перенесен был в одну из богатейших вилл в Лак-Вю. „Рыцари легкой наживы“ посетили, значит, южную окраину нашего города. Несколько дней назад совершено было ограбление двух рядом стоящих вилл в Лак-Форресте в то время, когда еще не совсем улеглось волнение по поводу дерзкого вторжения в виллу мистера Армульда, в Лайланд-парке. Здесь грабежи, там грабежи, всюду грабежи, грабежи и грабежи. Ни одна из окрестностей столицы не избежала посещения взломщиков. Мы нисколько не удивимся, если узнаем в один прекрасный день, что украдена и вся наша полиция. Не случилось ли, грехом, этого уж и теперь? Что-то о ней ничего не слышно. Что же будет, серьезно говоря, дальше? Из дома Сундерлина похищено денег и драгоценностей более чем на сто тысяч долларов. Другие грабежи были тоже выдающимися по количеству украденного, так что по самому скромному подсчету сумма похищенных за последние девять недель денег и драгоценных вещей достигает трех миллионов долларов. Самое непонятное при этом то, что многие из ограбленных вилл снабжены автоматическими сигнальными аппаратами, бьющими тревогу при всякой попытке забраться в дом и, таким образом, казалось бы, являются застрахованными от покушений. Такими аппаратами, между прочим, обладала вилла Сундерлина, Эдкомб, резиденция Армульда, Огдена Свифта и т. д.
Все грабежи произведены по одному и тому же шаблону. Преступник или, вернее, преступники не оставляя никаких следов, забираются в намеченное, очевидно, заранее помещение и хозяйничают в нем так, словно родились и выросли в данном доме. Они обманывают чуткость самых подозрительных собак, свободно открывают замки любой конструкции, без какого бы то ни было повреждения запоров, забираются в потайные кассы и т. п. „Чистота“ работы доходит до того, что сами ограбленные не могут сказать, когда именно, то есть в какую ночь они пострадали. Несомненно, мы имеем дело с гениальными на этом поприще людьми. Не подлежит сомнению, что их изобретательность далеко превосходит собой проницательные умы наших полицейских аргусов и поэтому таинственные преступления навсегда останутся нераскрытыми!..»
Ник Картер, дойдя до этого места статьи, казалось, потерял всякий интерес к чтению. Он небрежно сунул газету в карман, выскочил из трамвая и сел в первый попавшийся кэб, приказав вести себя в направлении, как раз обратном тому, в котором только что ехал.
Через несколько минут экипаж остановился у какого-то дома; сыщик расплатился, юркнул в подъезд, поднялся по лестнице на второй этаж и, вынув из кармана ключ, открыл одну из дверей.
Квартира, в которую вошел Картер, была одной из бесчисленных квартир сыщика, имевшихся в его распоряжении чуть ли не во всех городах Северной Америки. Она более походила на большую театральную уборную, чем на жилище честного человека: повсюду были развешаны разнообразнейшие костюмы, шляпы, пальто, плащи. На столах грудами лежали парики, накладные усы, бороды и косички всевозможных оттенков. Румяна, белила, карандаши для грима дополняли сходство с уборной театра. На стенах висели большие зеркала, позволявшие оглядывать себя со всех сторон.
Не прошло и четверти часа, как Картер из торговца средней руки, под личиной которого ехал в трамвае, превратился в ремесленника очень интеллигентного вида.
— Я сильно удивлюсь, — бормотал он, зорко всматриваясь в свое изображение, отраженное большим стенным зеркалом, — если эти молодцы окажутся не теми самыми «артистами», которые время от времени «гастролируют» в Нью-Йорке, где полгода назад особенно рьяно проявили свое искусство. Инспектор полиции Мак-Глусски думал и без моего содействия «захлопнуть в западню», как он выражался, «этих птичек», но это ему не удалось. Когда на прошлой неделе у миссис Артемидоры Гульдс внезапно исчезли все ее бриллианты, Джордж должен был признать, что грабители, оперирующие исключительно среди высшей аристократии, не так легко попадаются в «западню». Итак, повторяю, я не удивлюсь, если здесь познакомлюсь именно с этими субъектами. К тому же молчание собак и неисправность сигнальных аппаратов совпадают как нельзя лучше. Если бы не упрямство моего милейшего друга Джорджа, то, вероятно, «красавец мичиганского озера» — Чикаго не был бы теперь во власти этих неуловимых.
Картер еще раз внимательно оглядев себя с ног до головы, вышел из квартиры и тщательно запер за собой дверь.
— Прежде всего, — улыбнулся он, спускаясь по лестнице, — я устрою маленький сюрприз здешнему начальнику полиции. Он, пока что не должен знать, что я взялся за расследование того самого дела, которое его служащим представляется «книгой за семью печатями». Я возьмусь за него с другого конца и на первых порах осмотрю виллу Сундерлина, где, по всей вероятности, еще остались кое-какие следы. Затем нужно будет перейти и к другим. В Чикаго следы несколько свежее, чем в Нью-Йорке, кроме, конечно, кражи бриллиантов у миссис Гульдс. Последняя «работа» выполнена так блестяще, что даже я сам стал в тупик. Правда, у меня есть кое-какие подозрения, но верных улик нет. Зато, я убежден, что вора следует искать среди бывших в тот вечер у Артемидоры Гульдс гостей. Очевидно, он ловко пробрался в спальню хозяйки и похитил ящичек с бриллиантами. Из числа трехсот человек, бывших на балу, меня интересуют в этом отношении двадцать, а уже из них особенно итальянская маркиза Джиолитта, за которой я и последовал сюда, в Чикаго. К сожалению, оказалось, что маркиза, к великому огорчению ее многочисленных друзей и знакомых, выехала прошлой ночью со всем своим штатом прислуги неизвестно куда. Положим, этим меня не проведут, я уверен, что маркиза дышит еще чикагским воздухом.
Во время этой речи Картер спустился с лестницы и зашагал по улице. Внезапно на губах его появилась насмешливая улыбка, когда он взглянул на вывеску, на которой большими золотыми буквами значилось:
ГИБЕЛЬ ВОРОВ!
Акционерное Общество для изготовления сигнальных аппаратов
Через несколько минут Ник уже находился в кабинете директора фабрики вышеназванного общества.
— Чем могу служить? — обратился к нему директор, откладывая в сторону перо.
— Мне хотелось бы, — начал Картер, садясь в предложенное ему кресло, — узнать кое-что о последнем грабеже на вилле Сундерлина в Лак-Вю. Как я слышал, дом снабжен сигнальным аппаратом?
— Ах, вот оно что, — недовольным тоном проворчал директор. — Вы, вероятно, репортер?
— Не угадали, — покачал головой Картер, показывая директору свой золотой значок. — Ах! Это для вас еще хуже? — удивился он, заметив, как насупился директор. — Не беспокойтесь, я не думаю доставить вам каких бы то ни было неприятностей.
— Вас послал сюда начальник полиции? — все еще ворчливо задал вопрос директор.
— Нет, — улыбнулся сыщик, поняв, что его принимают за одного из обыкновенных агентов полиции. — Я попал в Чикаго случайно, обычно же я работаю в Нью-Йорке. Между прочим, я имел случай оказать небольшую услугу и вашему обществу.
— А нельзя ли спросить вашу фамилию? — по-прежнему холодно осведомился директор.
