ВИКТОР. Честное слово, иду к тебе в гости. Не прогоните ж вы меня. Может, еще напоите чаем. Ну? Решено?
ГЕЛЯ
ВИКТОР
ГЕЛЯ. Только что была Москва и — вот… В каком мы веке? Витек, это чудо. Ты веришь в чудеса?
ВИКТОР. Все в мире — от электричества.
ГЕЛЯ. Ты ужасно шутишь, но я тебе прощаю за то, что ты меня сюда привел.
ВИКТОР. Что делать, если некуда деться.
ГЕЛЯ. Витек, не разрушай настроения.
ВИКТОР. Из нас двоих я — разумное начало.
ГЕЛЯ. Это новость для меня. Смотри, какая красавица. Ты бы мог ее полюбить?
ВИКТОР. Красавиц не любят, любят красоток.
ГЕЛЯ. Ты невозможен. Она прекрасна.
ВИКТОР. Уж очень несовременна. Лед.
ГЕЛЯ. Мы тоже будем несовременны.
ВИКТОР
ГЕЛЯ. Скорей, чем ты думаешь. Вспомни, что пишет Хайям.
ВИКТОР. А что он пишет?
ГЕЛЯ. «Еще умчался день, а ты и не заметил».
ВИКТОР. И далее он говорил: по этому поводу выпьем.
ГЕЛЯ. Здесь — хорошо. Ты отлично придумал.
ВИКТОР. У меня светлая голова.
ГЕЛЯ. Мне жаль, что ты не был в Кракове. Я бы водила тебя в Вавель.
ВИКТОР. А что это — Вавель?
ГЕЛЯ. Это древний замок. Там похоронены все польские короли. И многие великие люди. Словацкий, Мицкевич.
ВИКТОР. Все-таки это занятно, правда? Поэты плохо живут с королями, а хоронят их вместе.
ГЕЛЯ. Видишь, Витек, музей действует и на тебя. Ты стал очень… как это… глубокомысленный.
ВИКТОР. Я всегда такой.
ГЕЛЯ. В Вавеле еще лежит королева Ядвига. Она была покровительница университета, и все ученицы до сих пор пишут ей записки.
ВИКТОР. Что же они там пишут?
ГЕЛЯ. «Дорогая Ядвига, помоги мне выдержать экзамен». «Дорогая Ядвига, пусть мне будет легче учиться».
ВИКТОР. Ты тоже писала?
ГЕЛЯ. О, когда я приехала в Краков, я сразу побежала к Ядвиге.
ВИКТОР. Хотел бы я прочесть твою записку.
ГЕЛЯ. Я тебе скажу, если ты такой любопытный. «Дорогая Ядвига, пусть меня полюбит учитель математики».
ВИКТОР. И как, Ядвига тебе помогла?
ГЕЛЯ. Должно быть, помогла, я сдала экзамен.
ВИКТОР. Слушай, у меня родилась идея.
ГЕЛЯ. Надеюсь, ты шутишь.
ВИКТОР
ГЕЛЯ. Я говорила, ты сегодня… в ударе.
Какая прекрасная идея.
ВИКТОР. Дежурная, по-моему, спит.
ГЕЛЯ. Я боялась, что здесь будут экскурсии. Я очень не люблю экскурсии, это мой недостаток. Правда, ничего не надо объяснять? Пускай люди думают сами.
ВИКТОР
ГЕЛЯ
ВИКТОР. Мы сами себя защитим.
ГЕЛЯ. Но он очень сильный. Смотри, какие у него мышцы.
ВИКТОР. Видишь, что значит заниматься спортом.
ГЕЛЯ. Я знаю, знаю, — у тебя под кроватью две гири.
ВИКТОР. А что тут плохого?
ГЕЛЯ. Я немножко боюсь спорта. Спортсмены слишком ценят силу.
ВИКТОР. Это не грех.
ГЕЛЯ. Ты очень сильный?
ВИКТОР. Не слабый, конечно.
ГЕЛЯ. Приятно быть сильным?
ВИКТОР. Очень приятно.
ГЕЛЯ. А что тебе приятно?
ВИКТОР. Я сам не знаю… Должно быть, какая-то независимость.
ГЕЛЯ. Может быть — зависимость других?
ВИКТОР. Я не драчун. Но надо уметь дать сдачи.
ГЕЛЯ. Так. Но сегодня человек дает сдачи, видит, что это получается, и завтра он бьет первым.
ВИКТОР. Хорошо. Я буду подставлять другую щеку.
ГЕЛЯ. Наверное, я очень глупая, Витек, и надо мной нужно весело смеяться, но я ничего не могу с собой сделать. Для меня сила почти всегда — рядом с насилием.
ВИКТОР. Геля, ты говоришь про фашизм…
ГЕЛЯ. А я теперь часто думаю про фашизм. И слушай — иногда он выглядит очень… обаятельным. Такой бодрый, веселый, сапоги блестят, уверенность в будущем. Оптимизм. Он целые страны соблазнил своей улыбкой.
ВИКТОР. Слушай… война кончилась в сорок пятом.
ГЕЛЯ. Так. Правда.
ВИКТОР. Да, Геля, верю.
ГЕЛЯ. А я боюсь верить. И жизни я боюсь. Это очень стыдно, но я ее боюсь. Говорят, после первой войны с людьми было то же самое.
ВИКТОР. Не знаю. То была совсем другая война. Не нужно сравнивать. И не нужно бояться. Просто ты насмотрелась на оккупантов. На их патрули, на их автоматы. Это пройдет.
ГЕЛЯ. Витек, у тебя пальцы, как у пианиста.
ВИКТОР. Мне медведь на ухо наступил.
ГЕЛЯ. Я уверена, что это не так.
ВИКТОР. Слушай…
ГЕЛЯ. У тебя снова идея?