– Нам не удалось захватить русов врасплох,– виновато отвечал Иоанн.– Они словно заранее ждали нас в этом месте, заблаговременно перекопав дорогу рвом, завалив ее камнями и срубленными деревьями. Сейчас пехота штурмует эти препятствия, а конница поддерживает ее стрельбой из луков.
– Сколько ты собираешься топтаться на месте? – спросил Василий.– Или решил дать русам время уйти в горы?
– Я послал за «греческим огнем», его доставят с минуты на минуту. Смотри, он уже здесь,– обрадованно указал Иоанн на появившиеся из-за поворота дороги две повозки с установленными на них трубами- сифонами для метания горючей смеси.
Повозки мгновенно были освобождены от лошадей, развернуты жерлами труб-сифонов вперед, в сторону неприятельских укрепленией. Вместо животных в оглобли впряглись по десятку здоровенных легионеров. Прикрываемые от славянских стрел щитами шедших впереди товарищей, расчищая дорогу среди трупов погибших легионеров, они подтащили повозки к завалу на расстояние полета смеси. И вот две ослепительно яркие в темноте ночи струи огня вырвались из жерл труб, ударили в высокий завал из камней и деревьев. Там сразу взвихрилось и зашумело пламя, в воздухе запахло горелым деревом и жженым металлом. Завал и дорогу стал заволакивать густой дым.
Трижды сифоны заливали жидким огнем славянский завал, и только после этого лучшие центурионы повели в атаку отборные когорты. Однако укрепление и отрезок дороги от него до бухты оказались оставлены противником. Славянские стрелы и дротики-сулицы встретили византийцев лишь у входа в ущелье, которое по всей длине также оказалось перегорожено каменным завалом.
Снова сифоны залили преграду огнем, лучники и пращники засыпали ее тучей стрел и камней, после чего двинулась в атаку пехота. Укрепление опять было пусто, лишь обстреливали плотные ряды когорт славянские лучники, не допуская преследования себя византийцами в более подвижных расчлененных порядках. Здесь, в ущелье, на полпути между бухтой и подножием седловидной горы, встретили Василия комес Петр и неотлучно находившийся с ним болгарский лазутчик воеводы Бориса. Еще в лагере он был приставлен спафарием к начальнику конницы в качестве проводника.
– Спафарий, мы не пустили русов в горы ни по козьим тропам, ни по руслу высохшей реки,– возбужденно доложил Василию Петр.– У них остался единственный путь – на седловидную гору.
Спафарий недовольно поморщился: он не разделял оптимизма комеса. Ему уже приходилось видеть в бою русов, не раз сражался он против болгар, и весь предшествующий опыт свидетельствовал о воинском умении и боевом упорстве противостоявшего ему сегодня врага. Поэтому столь поспешное отступление обычно неустрашимых, презирающих смерть славян настораживало и даже немного пугало опытного спафария. Неужели военачальники русов, надеясь на ночь и знание болгарами-союзниками гор, надеются так просто оторваться от преследования византийцев? Пожалуй, в подобных рассуждениях имеется определенная логика, но если дело вовсе не в этом? Тогда в чем?
– Сколько варваров направляется к горе? – спросил Василий.
– Много, спафарий, очень много,– продолжая оживленно размахивать руками, ответил комес.– Я сам видел среди отступавших и русов, и болгар. Их легко различить по оружию и доспехам даже в темноте. А я подобрался к бегущим варварам почти вплотную, при желании я мог дотянуться до них копьем.
– Это не ответ. Много, мало – пустые слова и значат то же, что слово «ничто»,– холодно заметил Василий.– Меня интересует точное число варваров. Ты должен знать это, если утверждаешь, что отступавшие прошли мимо тебя.
Комес удивленно посмотрел на Василия:
– Я не считал их, спафарий, мне это даже не пришло в голову. Тем более что варвары, защищаясь от преследователей-легионеров, засыпали все вокруг себя стрелами.
– Зато я сосчитал их, спафарий,– прозвучал голос болгарского лазутчика.– Их было чуть больше таксиархии. Правда, я считал русов и болгар вместе.
Василий, не считая нужным даже повернуть голову в сторону лазутчика, ответил:
– Ты плохо считал, болгарин. Славян должно быть вдвое больше.
– Их было около одиннадцати центурий, ромей,– так же спокойно, как прежде, сказал лазутчик.
– Ошибаешься, болгарин,– раздраженно повторил Василий.– В бухту вошли двадцать восемь русских ладей, на каждой из них обычно пять-шесть десятков воинов. Это уже полторы таксиархии. Добавь к ним. дружинников тысяцкого Микулы и болгарского сотника Мирко, и ты получишь вдвое больше двадцати центурий.
– Их было чуть больше десяти сотен,– упрямо заявил лазутчик.
Считая бесполезным вести с ним разговор дальше, спафа-рий снова повернулся к комесу:
– Продолжай преследование. Когда славяне очутятся на горе, отрежь им все пути назад. Перекрой завалами и рвами дороги и тропы, тревожь их всю ночь ложными атаками, не позволяя им ни на миг сомкнуть глаз. К утру я сообщу, как с ними поступить дальше: уничтожить в бою либо оставить передохнуть на горе от голода и жажды. А ты, Иоанн,– обратился Василий к сопровождавшему его стратигу,– немедленно окружи конными разъездами гору… всю и со всех сторон,– подчеркнул он.– Я не допущу, чтобы спасся хоть один рус или болгарин, гора должна стать для них общей могилой.
Отдохнуть этой ночью Василию не удалось. Едва он наскоро перекусил и погрузился в сон, возле его шатра раздались громкие голоса его слуги и дежурного центуриона, не пускавшего кого-то к нему. Прислушавшись, спафарий различил голос стратига Иоанна.
– Впустите его! – крикнул Василий, поднимаясь с ложа и набрасывая на себя плащ.
Стратиг, вбежавший в шатер, был крайне возбужден. Глаза блуждали по сторонам, дрожавшие пальцы то трогали рукоять меча, то теребили застежку плаща.
– Спафарий, по твоему приказу я выслал вокруг седловидной горы конные разъезды,– на одном дыхании выговорил Иоанн.– Один из них вскоре обнаружил славян.
– Ну и что? – недоуменно вскинул брови Василий.– Разве я сказал, что нуждаюсь в пленных? Нет. Поэтому их следовало просто уничтожить. Надеюсь, именно так легионеры и поступили?
Глаза Иоанна забегали по углам шатра.
– Не совсем так, спафарий. Славян оказалось слишком много, поэтому разъезд не принял боя, а прискакал ко мне.
– Много? Сколько же? Десяток, два?
– Намного больше. Я сам прибыл на место, где мои всадники обнаружили славян, и с высокого дуба я видел их на склоне горы, соседней с седловидной. Варваров никак не меньше таксиархии.
– Не ошибаешься, стратиг? У Иоанна обиженно дрогнули уголки губ.
– Нет, спафарий, ошибка исключена. Услышав о числе варваров, я вначале не поверил словам легионеров, потом усомнился в остроте собственного зрения, но, к сожалению, дело обстоит именно так, как я сказал. Я сам видел и сосчитал русов и болгар, их оказалось не меньше десяти центурий.
– Откуда они могли там взяться? – вскричал Василий.– Все варвары загнаны на седловидную гору, а оттуда нет выхода. Они в надежной ловушке! Неужели им удалось обхитрить комеса Петра или пробиться вниз с помощью оружия?
– Этого не знаю, спафарий. Я всего лишь сообщил то, что обнаружил мой разъезд и видел я сам.
Василий вскочил с кресла, отшвырнул в сторону плащ. Шагнул к стене, на которой висели его оружие и доспехи.
– Подожди меня у шатра. И прикажи заодно подать моего коня. Я хочу все видеть лично…
Осадив взмыленного скакуна у толстого граба, под которым на низком складном стульчике дремал комес Петр, Василий что было силы ударил плетью по краю щита одного из прискакавших с ним легионеров. Разбуженный громким звоном металла, комес поднял голову, взглянул на спафария осоловелыми, ничего не выражавшими глазами.
– Где русы? – крикнул Василий, наклоняясь с седла. Петр торопливо протер глаза, вскочил со стульчика. Часто затряс головой, прогоняя из нее сонную одурь.
– Где русы? – переспросил он.– На горе, спафарий.
– Ты уверен? – прищурился Василий.
– Им негде больше быть,– уверенно заявил Петр.– Мои легионеры перекрыли все лазейки, по которым с горы может ускользнуть человек. Если прикажешь, спафарий, мы сейчас же атакуем варваров крупными силами и уничтожим до единого.
