действительно имя, но дается оно отнюдь не отдельному человеку при рождении, а многим людям, тем, кто, независимо от прежних имен, решил навсегда стать вольным человеком, почитая волю превыше всего на свете. Превыше бывшей родины, старых богов, семьи, сородичей, власти, богатства,– с горячностью объяснил атаман.– Побратавшись меж собой, такие люди становятся казаками и носят это имя вместе с прежним до самой смерти. Казак мог родиться русичем, хазарином, буртасом, касогом, иудеем, мог прежде быть воином, князем, купцом, рабом, пастухом, нищим или богатеем, но, став казаком, он должен позабыть обо всем, кроме того, что отныне он – вольный человек, признающий над собой лишь атамана, избираемого всеми братьями-казаками. Казак – это воля, необъятная, такая, какой нет более ни у кого на свете. Смог понять что-нибудь из моих слов, сотник?
– Очень мало,– чистосердечно признался Микула.– Говоришь, что вы, казаки, ради вольности отказались от земли отцов, былого родства и всего, связанного с прошлой жизнью? Но разве можно жить человеку без роду-племени и земли предков, ежели даже дикий зверь знает свою стаю и лес, где появился на свет и который его выкормил? Разве может быть воля превыше всего на свете? А семья, необходимая для поддержания жизни рода, а воинская служба, без коей отчую землю захватит недруг? Ни одному из смертных не дано иметь полной свободы. Человек живет среди других людей, он поневоле должен считаться с ними. Да и нужна ли кому вообще необъятная воля, ежели из-за нее надобно отказаться от своих родителей и будущих детей, от земли и веры предков?
– Нужна, сотник, нужна! – горячо возразил атаман.– А семью, землю предков, веру отцов ты считаешь выше воли оттого, что не знаешь, что такое неволя. Вот ежели бы ты сполна вкусил, что значит быть равным бессловесной скотине, зависеть от настроения и прихоти хозяина, не иметь права даже взглядом показать, что ты тоже человек, вот тогда ты смог бы оценить, что такое воля. Зато я, сын полонянки- наложницы, ставший ныне атаманом вольных людей – казаков, могу сравнить волю и неволю. И потому смело заявляю, что у того, кто родился вольным человеком и никогда не был рабом, и у того, кто появился на свет рабом и, рискуя жизнью, обрел свободу с оружием в руках, разные взгляды на волю. Для тебя, сотник, она существует наравне с домом, семьей, верой предков, а для меня, заплатившего за право стать вольным человеком собственной кровью, она – бесценный дар, выше которого нет ничего. Теперь понимаешь меня хоть немного?
– Кажется, да. Ты сказал давно известную истину: то, за что не довелось платить, всегда ничто по сравнению с тем, за что дорого заплачено. Так и мы с тобой: я получил волю с появлением на свет, ты заплатил за нее высокую цену, и она для тебя превыше всего в мире. Возможно, ты и прав. Но тогда объясни мне разницу между казаками и обычными разбойниками, ведь те и другие ради вольной жизни отказываются от дома и семьи, преступают человеческие и небесные законы.
– Разницу? Она проста. Разбойник грабит ради своего обогащения, мечтая стать завтра таким, как тот, кого он сегодня ободрал как липку. Я знаю многих, кто дождался сего вожделенного часа и превратился сам в купца, ростовщика, богатого скотовода. А мы, казаки, отбираем чужое, дабы есть и пить, одеваться и обуваться, лечить своих раненых и обеспечивать жизнь калечных. Разбойники делят добычу на доли и готовы перегрызть друг другу глотки, а мы, казаки, имеем общую казну. Для разбойника главное – добыча, и он, награбив, вновь возвращается в мир сильных и слабых, богатых и бедных, господ и рабов. Для нас, казаков, главное – воля, и мы остаемся вольными братьями-казаками до конца дней своих, каким богатством ни владели бы. Мне удалось показать разницу между нами?
– Удалось. Казак, ты недавно признался, что хотел задать мне два вопроса, и получил за этим столом на них ответы. Я тоже желал бы услышать ответ на один вопрос. Готов услышать его?
– Говори.
– Ты только что назвал себя бывшим сыном полонянки-наложницы. А купец Исаак, весьма неглупый и наблюдательный человек, отметил твое умение здраво рассуждать и правильно говорить, что никак не присуще землепашцу или пастуху… от себя добавлю, что и бывшему сыну рабыни. Как совместить твои и его слова?
– Как? Попробуй сделать это сам. Да, я родился от полоненной славянки, ставшей наложницей хазарского бек-хана. Мать была красавицей и стала хозяину желанней его законных жен. Свою любовь он перенес и на меня, их сына, и, согласно желанию бек-хана, я воспитывался вместе с его законными детьми. Но я всегда помнил, что моя мать – полонянка-наложница, а я, наполовину русич, раб моего отца и не имею родины. Возмужав, я стал воином в дружине бек-хана, получил под начало вначале десять воинов, затем полусотню. Однако Хазария так и не стала моей родиной, а хазары – моим народом. Когда представилась возможность, я попытался ускакать на Русь. Меня преследовали, ранили стрелой, и, если бы не казаки, подобравшие и выходившие меня, мы сейчас не сидели бы с тобой за этим столом. С тех пор я навсегда остался с казаками, стал одним из них, а вот уже третий год подряд они выбирают меня атаманом. Как видишь, старый иудей и я не противоречим один другому.
– Казак, когда и где я увижу человека, который будет сопровождать нас в походе на Хвалынское море?
– Он примкнет к твоим воинам после ужина. Выведя вас из долины Злых духов, он останется в караване и позже будет неразлучен с тобой везде. А сейчас, сотник, выпьем по последнему кубку, и отправляйся будить своих спутников. Однако прежде возьми вот это.
Атаман сунул руку за пазуху, достал и протянул Микуле небольшую, овальной формы пластинку желтого цвета. Присмотревшись, Микула увидел на ней рисунок волка с оскаленной пастью и непонятную надпись над его спиной.
– Человека, имеющего пластинку с таким рисунком, не тронет ни один из моих людей,– объяснил атаман.– Пластинки бывают трех видов, и каждая имеет свою власть. С медной ты можешь чувствовать себя в безопасности в долине Злых духов и ее окрестностях, с серебряной тебя проведут на Зеленый остров, а с золотой, как у тебя… С ней ты становишься почти равным по власти мне, атаману, и любой мой человек, будь он заслуженным казаком или начинающим разбойником, обязан беспрекословно повиноваться тебе. Конечно, если твои приказы не будут направлены против нашего братства.
– Благодарю за подарок, атаман,– сказал Микула, пряча пластинку.– Возможно, жизнь заставит меня воспользоваться этим знаком твоего доверия. Но как могу встретить твоих людей, нуждайся я в их помощи либо разговоре с тобой?
– Тебе нужно попасть в долину Злых духов к одному из мест, откуда начинаются пути к Зеленому острову. Одно место ты уже знаешь – это начало оврага, в который мы спустились после моего спасения. Второе ты увидишь сегодня вечером – оно между долиной и Итиль-рекой. Эти места круглые сутки находятся под присмотром моих дозорных, которые при необходимости могут и защитить тебя, и проводить ко мне. Но помни – встреча с дозорными состоится, если ты будешь один или вдвоем, если вас будет больше – долина встретит вас как чужих. Этот закон распространяется на всех обитателей Зеленого острова и гостей, кроме меня, атамана.
– Я запомню это правило.
– Тогда допиваем вино, и ступай будить своих воинов. Казак, твой проводник из долины и будущий соратник в походе, найдет тебя в вашем шатре.
Осушив кубок и тепло простившись с атаманом, Микула поспешил к дружинникам. Он возился у лошади, заканчивая подготовку к предстоящей дороге, когда сбоку прозвучал голос:
– Будь здрав, сотник. Я готов.
Повернувшись, Микула увидел незнакомого воина, державшего в поводу серого жеребца с притороченными к седлу походными сумами. Воин был в полном облачении русского дружинника, и только лицо, скуластое, с длинными вислыми усами и иссиня-черными волосами, могло вызвать сомнение, что он чистокровный славянин. Но разве мало было среди воинов-русичей тех, в чьих жилах текла кровь дедов и отцов – степняков?
– Ты человек, который должен сопровождать меня? – спросил Микула.
– Да, я тот человек. До сегодняшнего вечера моим атаманом был Казак, теперь – ты. Только ты, сотник, ибо мне велено подчиняться лишь тебе, а потому иных начальников я не потерплю,– предупредил незнакомец.
– Ты станешь повиноваться только мне и великому князю Игорю,– пообещал Микула.– Как зовут меня – ты, я уверен, уже знаешь. Как обращаться к тебе?
– Казак,– гордо ответил незнакомец.
