обязывает, так что вашу руку, маршал, пожму я. Мы незнакомы, но я о вас столько слышал!
— Возможно, это взаимно. — Рукопожатие «тестя» было крепким и нарочито молодцеватым. — Если вы граф Каракис Камайский.
— Неужели вы обо мне слышали? А говорят, военные не желают знать нас, презренных чинуш... Но садитесь же! С моим племянником Марко вы точно встречались, он до сих пор под впечатлением от вашего милосердия к этому странному человеку, разбрасывающемуся сапогами... Что сказать про дочь, я, право, не знаю. Трудно называть свою плоть и кровь величеством, но дворцовый этикет остается таковым везде.
— Маршал Капрас у нас нечастый гость, — сочла нужным подать голос Антисса. Золотистые кагетские одеяния ей были к лицу. Забавно, но Гирени пошли бы гайифские девичьи платья с низким, прикрытым сеткой вырезом. — Это так мило, что он не устроил очередной смотр.
— Да, — разлепил румяные губы Хаммаил, — маршал Капрас предпочитает нам своих офицеров и наиболее навязчивых казаронов.
— О, дорогой, — запротестовала Антисса, — навязчивых не предпочитают, навязчивых терпят...
— В любом случае, маршал Капрас нас избегает. — В кругу гайифской семьи казар вел себя иначе, чем на казаронском сборище, где вопить и потрясать кулаками почиталось хорошим тоном. — Мне доносят, что вы покупаете новых лошадей, а старых перековываете...
— Обычные воинские дела, — торопливо махнул рукой двоюродный шурин. — На здешних камнях подковы стираются до отвращения быстро. Я не кавалерист и не столь давно прибыл в Кагету, но моего Валмона перековывали уже дважды.
— Сейчас самое главное, — веско сказал тесть, — пресечь в корне слухи. Если ложь достигнет ушей... ваши величества, прошу просить мою резкость... ушей глупцов, а таких среди кагетской... э-э-э... аристократии немало, они могут заметаться и попробовать сменить сторону. Разумеется, предатели получат свое, но прольется кровь.
Это была увертюра. Капрас не был большим ценителем оперы, но что сперва играют увертюру, а потом переходят к главному, помнил. Хаммаил не мог не понять очевидного, вот и решил выяснить, не махнет ли уважаемый гость рукой на, считай, проигранную войну и не останется ли в Кагете, и если останется, то за сколько. Поднаторевший за последнее время в местных делишках маршал по мере сил подпевал увертюре, в свою очередь надеясь выяснить, станет ли казар мешать возвращению корпуса лично, попробует натравить казаронов, попросит взять с собой или же рискнет сцепиться с Лисенком один на один.
— Приятно, что Панага-ло-Виссиф удостоен вашей дружбы, — закинул очередную удочку казар. — Но не злоупотребляет ли он ею?
— Казарон Панага много делает для защиты приграничных замков, — извернулся Капрас и потянулся к подносу с халвой. Любителем местных сластей маршал так и не стал, но в империи с забитым ртом не говорят, но слушают.
— Казарон Панага предан, но надоедлив. — Антисса взмахнула широким рукавом, едва не зацепив что-то засахаренное. — В этой стране подобное не редкость.
— Но вы, любезный маршал, отнюдь не обязаны терпеть неприятных визитеров, — подхватил тесть. — Если вы думаете, что, отказавшись принимать того же... Панагу? Какое забавное имя... Так вот, если вы думаете, что нанесете тем самым мне обиду, вы ошибаетесь. Тем более что в последнее время насчет этого казарона возник ряд сомнений.
Капрас, выгадывая время, сунул в рот еще и кусок лукума. Последний разговор с Курподаем вышел странным.
Обсуждали обучение рекрутов, казарон грустил, что наставники уходят, как было объявлено, в главный лагерь, очень благодарил и сделал очередной подарок, как всегда дорогой и полезный. Сплетням о скором выводе корпуса хозяин Гурпо не верил, зато намекнул, что в некоторые глупые головы пришла глупая же мысль: маршал может уезжать хоть завтра, а вот корпус хорошо бы оставить. Он же из отдельных полков состоит, так вот с полковниками и договариваться, если командующий окажется... неуступчивым. Карло счел это предупреждением и решил, что сам Курподай, надеясь на своих «свежеобученных», мешать не станет, а прочие не страшны: ни мозгов, ни решимости. Однако вскоре один казарон ненароком в гости заглянул, потом другой, а затем подоспело и казарское приглашение... И он поехал, даже не захватив приличного эскорта.
— Я был рад помочь одному из хранителей рубежа, — заверил Капрас. — Мои офицеры хвалят кагетских рекрутов. Они могут дать отпор бириссцам Бааты уже теперь.
— Почему вы возвращаете ваших людей в Гурпо? — закончил увертюру Хаммаил. — Отдельные батальоны должны были остаться в северных замках на зиму. Я разрешил Панаге принять ваших людей, но я не разрешал им уходить.
— Они выполняют приказ.
— Ваш?
— Военной коллегии. — Финтить и дальше глупо, а казар все же союзник. Бедняга имеет право хотя бы на время на раздумья или... на сборы. Вроде бы у Каракисов владения у самой алатской границы. Отсидятся. — Ваше величество, видимо, мне предстоит сообщить вам неприятное известие. Я получил приказ в кратчайший срок покинуть Кагету.
Что последует за его признанием, Капрас не знал. Хаммаил мог затопать ногами и заорать, мог лишиться чувств, грохнуться на колени, подавиться халвой, разрыдаться, наконец. Не терпевший мужских криков маршал приготовился к худшему, однако казар не стал являть гайифцам кагетскую страсть. Швырявшийся сапогами придурок удостоился воплей и потрясания кулаками, отказавшийся от своих обязательств покровитель услышал лишь стук опущенного на поднос кубка.
— Как давно вы получили приказ?
— Десять дней назад.
— Разговоры о вашем уходе начались раньше, — напомнил казар. Он был спокоен, он, раздери его кошки, был слишком спокоен, а ведь уход гайифцев лишал его единственной надежной защиты. Да, Курподай сможет какое-то время удерживать проход в Верхнюю Кагету, но вот захочет ли?
— Ваше величество, я военный, и я получал сведения о морисском вторжении. В подобном положении держать корпус в едином кулаке и быть готовым к выступлению для меня естественно.
— Могу я узнать, кто подписал приказ? — вмешался тесть. — Вы можете не знать, только в Паоне последнее время царит удивительная неразбериха. Случается, что отдаваемые распоряжения опровергают друг друга.
— Мой брат Дивин не поставил меня в известность о вашем уходе, — добавил Хаммаил.
«Его брат Дивин?!» Собственным ушам Капрас верил, внезапной Хаммаиловой храбрости — нет. Казар был готов к тому, что услышит. То ли сам догадался, то ли родичи подсказали, а может, кто и уведомил, но они
— В этом году уродились отличные персики, — порадовала Антисса. — Попробуйте. Неприятные события не должны лишать нас маленьких радостей.
— А также разума, — подхватил шурин. — Любезный маршал, я не военный, но неужели вы полагаете, что с одним корпусом сможете то, что оказалось не по силам всей императорской армии? Это здесь вы можете многое, и это здесь вы — дорогой гость, которого можно лишь просить, а кем вы станете, вернувшись?
— Марко, — лукаво укорила Антисса и, взмахнув рукавами, будто крыльями, поднесла к губам упомянутый персик. — Мы в самом деле можем лишь просить... Что ж, я прошу, как женщина, как мать, как супруга, как ваша соотечественница, наконец. Оставайтесь с нами. Вам не спасти Паону, но мориски не воюют с Кагетой. Мы приютим всех, кого дикари лишат крова. Если вы дадите им защиту от талигойских прихвостней.
Последние сомнения исчезли. Сержант-истопник гнал так быстро, как только мог, но и остающиеся, пока остающиеся в Паоне Каракисы не медлили. Хаммаил, а вернее тесть и Антисса, знали все, кроме разве что финта со сменой командующего, иначе б это уже пошло в ход. Странно, что Забардзакис вообще с кем- то поделился, впрочем, губернатор Кипары и Доверенный стратег до недавнего времени вроде принадлежали к одной партии.
— Приказ за подписью императора может отменить лишь сам император. — Тесть говорил вкрадчиво,
