домой.
Репортер взглянула на Тару, сидевшую рядом с мамой и явно чувствовавшую себя неловко в черном вельветовом платье с гофрированным муслиновым воротником.
— А ты, Тара? Ты собираешься быть актрисой, как твоя мама?
— Мамочка говорит, что да, — ответила Тара. — Она говорит, что я должна принять участие в кинопробах.
Взгляд журналистки мгновенно переметнулся на Серену.
— Это правда? Тара будет новой малолетней звездой экрана?
Серена мелодично рассмеялась.
— Ах, она еще слишком мала, чтобы рассуждать об этом. Я хочу, чтобы у нее было счастливое, ничем не омраченное детство.
— Но ты сказала… — начала Тара и сразу смолкла, когда покровительственная материнская рука крепко обняла ее за плечи. Интервью было закончено.
Серена повелительно щелкнула пальцами в сторону Фиби.
— Принесите кофе, пожалуйста, — сказала она, вставая с дивана.
— Так какую же роль вы играете в этой трогательной семейной драме?
Фиби, разливавшая кофе, обернулась и увидела журналистку Джилли Мейсон.
— Очень незначительную, — смущенно призналась Фиби. — Я — няня Тары.
— Не хотела бы я быть на вашем месте, — откровенно заявила Джилли. — Мой приятель работал над рекламой для последнего фильма вашей хозяйки и говорит, что это было ужасно. Ее муж действительно принимает ее назад? — спросила она как бы невзначай. — Я заметила, сегодня его нет здесь.
— Я всего лишь няня, — ответила Фиби. — И не сую нос в дела моих работодателей.
— А вам и не надо совать нос, чтобы узнать о делах дражайшей Серены, — небрежно бросила Джилли. — Они давно стали достоянием общественности. Мой друг говорит, что студия сыта ею по горло и Снежная Королева никогда больше не будет работать в Голливуде. Но малышка — другое дело. Я считаю, Серена рассматривает ее как карт-бланш.
И она вышла поговорить с оператором.
— Ненавижу это платье! — Тара отшвырнула черный вельвет на кровать и натянула джинсы и трикотажную рубашку. — От него все чешется. И терпеть не могу, когда меня все время фотографируют. Это скучно.
— Хочешь еще поворчать, облегчить душу? — мягко спросила Фиби, причесывая спутанные волосы девочки.
— Почему мама иногда такая сердитая?
— Уверена, она не хочет этого, — успокаивала Фиби, хотя неуравновешенность Серены раздражала всех домочадцев.
За исключением Доминика, разумеется, вспомнила она с болью. После истерик бывшей жены днем он получал компенсацию в виде страстных ночей.
Губы Тары задрожали.
— Она будет еще больше сердиться, потому что я говорила о кинопробах. Это должно было быть большим секретом.
Неужели? — подумала Фиби, кусая губы. Это почему же, хотела бы я знать?
Вслух она спокойно сказала:
— В таком случае досадно, что ты находишь фотосъемку скучной. Если станешь сниматься в фильме, объектив камеры будет все время нацелен на тебя. — Она помолчала. — Ты уверена, что этого хочешь?
Тара задумчиво наморщила носик.
— Я не хочу покидать тебя и папочку.
— Ну, это вряд ли произойдет. Закон гласит, что ты должна оставаться с папой.
— Зато, когда он и мамочка снова поженятся, она сможет забрать меня в Калифорнию. Так она сказала.
Фиби судорожно сглотнула.
— Что же, да. Я… я полагаю, она это сможет.
— А ты и папа, вы поедете с нами? — взволнованно спросила Тара. — И что будет с Магинсом?
— Магинс останется, здесь с Кэрри, — успокоила ее Фиби. — К тому времени он научится себя хорошо вести.
Щенок продолжал хулиганить. Газеты и журналы были постоянно разорваны в клочья, нижние ветви золотисто-серебряной елки Серены имели жалкий, неопрятный вид, вдобавок он перегрыз шнур гирлянды с электрическими фонариками.
— Жаль, что они не были включены, — язвительно заметил Доминик.
Но самое большое преступление Магинс совершил, когда пробрался в спальню Серены и сгрыз ее замшевые туфли.
Забыв о том, что она сама привела этого вандала в дом, Серена истерично потребовала избавиться от щенка, а Тара, заливаясь слезами, молила пощадить его.
— О, Боже! — устало вздохнул Доминик. — Полагаю, придется мне заботиться о нем.
Вот почему отныне Магинс каждый день сопровождал Доминика в офис.
Когда Фиби с Тарой спустились вниз, телевизионная бригада уже уехала. Серена взяла такси и укатила прочесывать магазины.
— Почему она не приглашает меня с собой? — жалобно спросила Тара.
Для женщины с внезапно возродившейся привязанностью к единственному ребенку Серена на удивление мало общалась с дочерью. При этом она уже посетила почти все торговые центры Весткомба и Мидбартона.
— Потому что она знала, что я собираюсь взять тебя собрать немного остролиста, — сказала Фиби.
День они провели весело и шумно, хотя изрядно перепачкались и приехали домой в грязной машине. По настоянию Тары они еще заехали в ботанический сад и купили белой омелы.
Когда они вернулись, Серена уже приехала и, как мрачно сообщила им Кэрри, отдыхала, не желая, чтобы ее тревожили.
Время, оставшееся до ужина, Фиби посвятила украшению холла и столовой. Тара с усердием помогала ей. Омела красиво свешивалась с центральной люстры в холле.
— Хорошо выглядит? — спросила Фиби, спускаясь с лестницы.
— Выглядит великолепно, — сказал Доминик, входя в парадную дверь. От его отчужденного вида, к которому Фиби уже стала привыкать, не осталось и следа, он улыбался.
— Папа, папа! — Тара пританцовывала от возбуждения. — Фиби — под омелой. Ты должен ее поцеловать.
— Тогда держи! — Доминик вручил своей дочери поводок с отчаянно вырывавшимся Магинсом и подошел к Фиби, которая словно приросла к месту. — Прошу прощения, — пробормотал он. — Но правила есть правила.
Его руки обняли ее за плечи и притянули к себе. Его губы были холодными и нежными, но в них не было той страсти, которую она чувствовала когда-то.
Он сделал свой выбор, поняла она, неподвижно стоя в его объятьях. И таким образом прощается с ней. Боже праведный, как сможет она вынести это?
— Целовать обслуживающий персонал, дорогой? Какой жуткий феодализм! — Серена медленно спускалась по лестнице. На ней был роскошный домашний костюм цвета спелой клюквы, волосы свободно падали на плечи. Казалось, поездка по магазинам благотворно сказалась на ее настроении, потому что ее глаза блестели, как бриллианты.
— Красивая старинная традиция. — Доминик не спеша выпустил Фиби из объятий.
— А на жен она распространяется?
Серена подошла к Доминику, обвила его шею руками и прижалась к нему своими бедрами.
