— …Я говорил им, чтобы они не плакали…
— Им делали больно?
Пауза.
— Да. Иногда… И иногда — очень больно. Настолько больно, что просто хочется умереть… Знаешь, как это… потом, после… — Берри тяжело вздохнул. — Когда знаешь, что пройдет еще немного времени, и тебя опять выволокут из постели и… да что говорить. Живешь, как с приставленным к виску пистолетом. Тебе хорошо — ты не знаешь, что с тобой будет завтра. А я — знаю, что будет завтра. Завтра меня опять возьмут, распнут, станут делать больно… так больно…
— Дуэйн, — сказал Молдер. — А может быть, ты все-таки отпустишь других? Мы с тобой… и хватит? А? Пусть они возьмут меня…
Берри тяжело рассмеялся за спиной.
— О, тебе несдобровать, если они услышат!..
— Вот на это, Дуэйн, мне плевать.
— Не-ет, — протянул Берри, — я бы с тобой так не поступил… Кроме того, у нас с доком уже назначена одна маленькая процедура. Верно, док?
Молдер вдруг почувствовал потребность оглянуться. Доктор Хакки смотрел на него, и в глазах его плыло безумие — едва ли не большее, чем у пациента…
Оператор за стеной показал большой палец. Теперь на экране большого монитора были видны почти все: женщины в углу, мужчины, привязанные к креслам… Террорист мог скрываться в одном месте: в мертвой зоне, непосредственно под объективом.
Ричмонд, штат Вирджиния
8 августа 1994, 7 часов утра
— За все время наблюдения он попал в поле зрения лишь дважды, — докладывал оператор. — Вот, на плане отмечена мертвая зона, где он и находится практически постоянно…
— Он что, знает о наблюдении? — пробормотал Рич.
— Догадывается, — сказала Люси Картер. — Интуиция. А может быть, просто инстинкт… Что там за шум?
— Сейчас посмотрю…
У дверей отеля шел разговор на повышенных тонах. Спорила женщина с одним из агентов.
— Нет, это вы не понимаете ничего. Я только что специально прилетела из Вашингтона…
— Здесь кризис с заложниками, и мы не имеем права пропустить вас…
— Да я битый час добиваюсь, чтобы вы позвали кого-нибудь, кто имеет право!
— В чем дело, мэм? — подошел Рим. — Успокойтесь.
— Вечно мне говорят, чтобы я успокоилась! Я агент Скалли из Вашингтона. У меня есть информация, жизненно важная для успеха ваших переговоров…
— Какая? — это уже была Люси Картер. Она подошла незаметно и быстро.
Скалли перевела дыхание.
— Здесь критическая ошибка. Этот человек, Дуэйн Берри. Который утверждает, что его контролируют инопланетяне…
— Да. И что?
— Тут можно где-нибудь сесть? Желательно за стол… Так вот, он страдает редким психическим заболеванием…
Она стала выгружать из портфеля распечатки медицинских карт и томограмм.
— История такова: в восемьдесят втором году при исполнении служебного долга федеральный агент Дуэйн Берри получил пулевое ранение в голову, в левую лобно-височную область. Ему спасли жизнь, но и только: в результате повреждения мозговой ткани у него развился тяжелейший синдром Гейтца. Знаете, что это такое? Он назван по имени рабочего с фабрики мягких игрушек по имени Уильям Гейтц, который сто лет назад получил удар стальным болтом по голове — именно в лобно-височную область. Гейтц стал социопатом и патологическим лжецом. Он жил в мире своих фантазий и регулярно пытался воплощать их в жизнь…
— Ясно, — усмехнулась Люси Картер. — А как вы оказались замешены в эту историю?
— Раньше я работала с Молдером, — сказала Скалли. — И теперь он позвонил мне и попросил собрать недостающую информацию.
— Вот уж он обрадуется, — Люси прищурилась. — Как никогда в жизни.
— Я смогу до него добраться? И передать ему эти сведения?
Берри катался по комнате на стуле. Стул был с колесиками.
— Правительство, между прочим, прекрасно обо всем осведомлено, — сказал он, подъезжая к Молдеру. — Без их согласия эти нелюди не смогли бы орудовать здесь, как в каком-то вонючем виварии. Несколько раз я видел среди этих тварей людей. Обычных людей. Как мы с вами. Только они всегда были в черных очках. Они организуют какую-то секретную корпорацию…
— Вот он, — сказал оператор. — Плечо и часть головы. Это он, клянусь. Я же говорил — все время в мертвой зоне…
— А кто именно в правительстве знает об этом?
— Как — кто? Военные, конечно. У них с человечками своего рода соглашение. Те кое-что дают военным, а военные делают так, чтобы о человечках никто ничего не знал. Или, на худой конец, не верил в них.
— Понятно… Дуэйн. Слушай, Дуэйн… Тебе ведь придется как-то выходить из этого положения. Скажи, чего ты хочешь добиться? В конце всего? Пролистаем все промежуточные этапы…
Берри помолчал. Объехал Молдера кругом, снова оказался перед ним.
— Да ничего особенного. Просто хочу опять оказаться в том месте…
— В каком?
— В том самом. Где меня забрали в первый раз.
— Но ты знаешь, где оно?
— На горе. На высокой горе. Мы поднимались… мы восходили к звездам… к звездам… к звездам, будь они прокляты! И больше я восходить не хочу…
Берри уронил лицо в ладони и застыл.
«Молдер», — тихо сказали в ухе, и Молдер вздрогнул. Это был голос Скалли.
Она здесь. Значит, что-то сумела раскопать.
«Молдер, слушай меня внимательно. Дуэйну Берри верить нельзя. У него синдром Гейтца. Он может возомнить себя кем угодно, хоть Господом Богом. При этом он свято верит в свои выдумки. Он получил ранение при исполнении служебного долга…» Молдер посмотрел на Берри, и тот, словно почувствовав чужой взгляд, вскинулся. И ответный взгляд был страшен: готовность крушить и ломать читалась в нем…
— А как они тебя находят? — устало спросил Молдер.
— Пеленгуют, — лицо Берри сразу стало мягче. — У меня маячки в теле: в челюсти, в какой-то из носовых пазух и вот здесь, — он задрал футболку, — возле пупка…
Над пупком и правда располагался странный полулунный шрам.
«Молдер, он может сорваться в любой момент, — продолжала Скалли, — у него длительная история иррационального буйного поведения; были подозрения на височную эпилепсию. Он давно не получал лекарств, поэтому…»
— Дуэйн, — сказал Молдер, — а давай все-таки отпустим женщин? С тобой куда легче согласятся, если ты отпустить женщин. Подумай сам…
«Так, Молдер, так. Ты все правильно говоришь. На это он может пойти… Штурмовая группа уже на исходных, но они хотели бы, чтобы часть заложников все-таки вышла».
