Клюшкин на свою голову согласился.
На следующий день в пол-одиннадцатого мы уже были на улице Красной Конницы, сидя в самом хвосте длиннейшей очереди. К пятнадцати часам мы проникли в кабинет, где вёл приём товарищ Слосман (даже не знаю, какую должность он занимал в сложной иерархии 'Водоканала'). Дальнейшее напоминало дурную кинокомедию со швырянием тортов и падением мордой в грязь. От отчёта не осталось камня на камне, всякая цифра была оспорена и объявлена подтасовкой, а весь отчёт полной глупостью, если не преступлением.
- Да как же это недостоверные цифры?.. - негодовал Клюшкин. - Мы инвентаризацию сбросов производили, хозспособом, шесть тысяч уплачено, а вы говорите недостоверно!
- Когда проводилась инвентаризация?
- В позапрошлом году.
- Не годится. Нужно ежеквартально.
Когда мы выходили из кабинета, на Клюшкина было жалко смотреть. Губы его тряслись, и весь он словно стал ниже ростом.
- Где же я возьму каждый квартал по шесть тысяч на инвентаризацию? - растерянно твердил он.
- Валентин Константинович, успокойтесь, - сказал я. - Завтра я снова поеду в 'Водоканал' и опять пробуду там целый день. И согласование я вам привезу, хотя в этом отчёте не будет изменено ни одной цифирьки.
Скорей всего, Клюшкин остался в убеждении, что я прогуливаю эти восемь дней, но поскольку согласование я привёз, то он благоразумно решил, что дешевле давать одному из сотрудников по восемь отгулов раз в три месяца, чем ежеквартально проводить инвентаризацию. Многоопытный начальник был прав, я действительно прогуливал работу, правда, не восемь, а лишь семь дней. Один день уходил на то, чтобы согласовать отчёт во всех четырёх инстанциях, разбросанных по разным концам города. Как я это делал, я расскажу в самом конце истории, а догадливый читатель пусть покуда поломает голову.
Между тем куйбышевский ГАП продолжал свою архиполезную деятельность. На мою голову свалилось новое безумное и совершенно невыполнимое распоряжение.
Охрана природы по-советски состояла, в полном соответствии с ленинскими словами, из учёта и контроля. Сбрасывать дозволялось что угодно, куда угодно, реально ничего не улучшая, но учитывать вредные сбросы было первейшей обязанностью предприятия. И вот чей-то извращённый разум придумал для этого гениальнейший ход. Рассуждал он следующим образом: инвентаризация источников вредных выбросов на всех предприятиях министерства проведена, то есть, мы знаем, сколько грязи в секунду вырабатывает каждый механизм. Ежели где существуют очистные, то известен и их КПД. Значит, мы знаем, сколько грязи в секунду выделяет в атмосферу каждый источник (вот зачем потребовались секунды, в таинственном приложении номер семнадцать! Куйбышевский ГАП шаг за шагом приближался к осуществлению своей идеи). Теперь осталось что? - совершенно верно, узнать, сколько секунд в году работал каждый источник, и мы с непредставимой точностью узнаем сколько выброшено в атмосферу пыли, сернистого ангидрида и прочих прелестей. Задачка, как видим, для пятого класса... если решать её на бумажке. А вот на практике, увы, она нерешаема в принципе. Тем не менее, как поётся в песне, 'мы рождены, чтоб сказку сделать', и сказка была сделана. Называлась она совершенно не сказочно: 'Форма №...' - а далее шёл цифровой и буквенный индекс, что-то вроде ЦН-12 - не помню точно, но думаю, не будет слишком сильным отхождением от истины называть её так. Пусть будет 'Форма № ЦН-12'.
Форма эта представляла собой толстый журнал четвёртого формата. Таковой журнал следовало положить возле каждого источника загрязнений и отмечать в нём число, час и минуту включения механизма, а также его выключения. Делать это должны были сами рабочие, на мою долю выпала обязанность следить, чтобы всё делалось правильно и в срок, а также обсчитывать все данные, сводить их в общие таблицы и отсылать трудолюбивым кретинам из Куйбышева. Оставим в стороне тот незамысловатый факт, что ни один рабочий не станет делать этих дурацких записей, подойдём к делу чисто формально. Моторостроительный завод имени Климова - завод механический, источников вредных выбросов в атмосферу на нём около восьмисот, причём более полутысячи это точильные круги, выбрасывающие в воздух абразивную и металлическую пыль. Я не поленился и сделал хронометраж. Выяснилось, что рабочие подбегают подточить свой инструмент достаточно часто. С учётом полуторасменной работы каждый круг ежедневно включался около сорока раз. Умножаем на пятьсот и получаем сорок тысяч записей в день (не забываем, что, выключив круг, рабочий снова должен был взять карандашик и сотворить вторую запись). Если принять, что в году у нас двести пятьдесят рабочих дней, то получим десять миллионов записей. Чтобы записать всё это потребуется около десяти тысяч журналов, то есть, пятнадцать тонн бумаги в год. В соответствии с нормами, для ручного обсчёта подобного массива чисел, завод должен был принять на работу дополнительно шестнадцать сотрудников.
Всё это я изложил письменно, отпечатал на фирменном бланке и отослал в министерство. Причём я не оспаривал разумность введения формы, я всего лишь просил выделить заводу лимиты на бумагу (пятнадцать тонн в год) и штатные места для сотрудников, которые будут всё это обсчитывать. Очень хотелось бы краешком глаза глянуть на физиономию чиновника, читавшего мою безумную цидульку.
Впрочем, никакого ответа из министерства не последовало.
Служба ни шатко, ни валко, шла своим чередом, анализы делались, замеры проводились, вывозились на свалку отходы и готовая продукция, ремонтировались циклоны, латались старые очистные и потихоньку проектировались новые, которые должны были потреблять не дефицитную соду, а известь-пушонку. Приходящие циркуляры я клал под сукно или же лениво отбрехивался. За два года я стал настоящим бюрократом и мастером отписок. На подобное исполнение обязанностей уходило часа полтора в день, остальное время я мелким почерком (чтобы коллеги через плечо не прочитали) писал фантастические рассказы. И, конечно же, сюда следовало приплюсовать двадцать восемь прогулов, которые позволялись мне, благодаря ежеквартальным отчётам.
И, наконец, грянул гром. Прошло уже полгода со дня введения 'Формы № ЦН-12' и Куйбышевский ГАП решил проверить, как выполняется его распоряжение на предприятиях отрасли.
Директор ГАП'а был по совместительству замминистра по охране природы, так что я не сразу врубился, кто нас проверяет, и при первой встрече на вопрос, какие имеются трудности, принялся жаловаться на идиотов из Куйбышева, которые сами не понимают, чего требуют.
- Самая большая трудность - огромное количество бессмысленных бумаг, присылаемых ГАП'ом, - так я закончил свою речь.
Замминистра побагровел, произнёс: 'Разберёмся. А пока - заполните вот это', - и он протянул мне пачку бумаг, толщиной с руку.
Вернуться комиссия должна была через три дня, в течение которых я обязан был подготовиться к детальной проверке.
Первая бумага, выданная ревизором, не отличалась оригинальностью. Всё те же вредные выбросы, но на этот раз не тысячи тонн в год и не граммы в секунду, а килограммы в час. Её я отложил, решив заполнить на досуге.
Следующая задачка была похитрее. Следовало сообщить, сколько на предприятии имеется транспортных средств, в том числе легковых, грузовых и дизельных. И при этом указать суммарный пробег для каждого класса машин и годовой расход бензина разных марок, а также дизельного топлива.
С этой таблицей я пошёл в транспортный участок. Начальник участка пролистал бумаги и популярно объяснил, где именно в туалете находится гвоздик, на который следует их повесить. В глубине души я был согласен с таким решением проблемы и потому, не настаивая, ушёл к себе в отдел. Какие ещё хитрости изобрёл ГАП, я даже не стал интересоваться.
Зато на следующий день мне позвонили со 'Светланы' и пригласили приехать к ним.
Честно говоря, я не подозревал, что 'Светлана' делает что-то для авиационной промышленности, и её тоже коснётся проверка. И мне позволили из-за угла лицезреть эту проверку.
Куйбышевский зам обошёл пару участков, где его подводили к каким-то механизмам и показывали лежащие рядом журналы. Проверяющий лениво листал их, благосклонно кивал и шёл дальше. Лаборантка, прятавшаяся вместе со мной за углом, хватала просмотренные журналы, быстренько забегала вперёд и раскладывала их на пути замминистра. Так повторилось раза три, затем комиссия скрылась в кабинете главного энергетика, а мой коллега, задержавшись на полминуты, вручил журналы мне и сказал, что после
