Повторилась прежняя история. Дикон проиграл две игры, удвоил ставку и отыгрался. Гриф не терял терпения, хотя та же хитрость повторялась несколько раз. Наконец случилось то, чего он ожидал. Дикон проиграл несколько раз подряд. Он хотел отыграть четыре тысячи и проиграл. Удвоил до восьми — и снова проиграл. Затем он предложил пойти до шестнадцати тысяч. Гриф покачал головой:
— Вы не можете этого сделать, вы сами знаете. У вас аккредитив на десять тысяч.
— То есть это значит, что вы больше не желаете играть? — спросил Дикон хриплым голосом. — Вы хотите оставить у себя в кармане мои восемь тысяч?
Гриф улыбнулся.
— Это просто грабеж, самый форменный грабеж, — продолжал Дикон. — Вы забираете мои деньги и не даете мне отыграться.
— Нет, вы ошибаетесь, я ничего не имею против того, чтобы вы отыгрались. У вас осталось две тысячи фунтов.
— Хорошо, хорошо, мы будем играть, — согласился Дикон. — Вам снимать.
Игра продолжалась в полном молчании, иногда только прерываемом раздражительными замечаниями и ругательствами Дикона. Присутствующие молча наполняли стаканы и осушали их. Гриф не обращал внимания на ругань своего партнера, погрузившись в игру. Он играл в карты с полной серьезностью. В колоде было пятьдесят две карты, за ними надо было внимательно следить, и он следил старательно.
Когда были сданы две трети колоды, он бросил карты.
— За мной, — сказал он, — у меня двадцать семь.
— А если вы ошиблись? — побледнев, грозно спросил Дикон.
— Тогда я проиграл. Сосчитайте.
Гриф передал ему карты, и Дикон дрожащими пальцами начал проверять. Он отодвинул свой стул от стола и осушил свой стакан. Посмотрел вокруг — и увидел недоброжелательные взгляды присутствующих.
— Я думаю, что со следующим пароходом я отправлюсь в Сидней, — сказал он спокойно и без обычного хвастовства.
Гриф потом говорил: «Если бы он стал жаловаться или шуметь, я бы не предоставил ему этой возможности; но он принял свое лекарство как мужчина, и я должен был сделать это».
Дикон взглянул на часы, притворно зевнул и приподнялся.
— Подождите, — сказал Гриф. — Не хотите ли еще сразиться?
Дикон опустился на стул, хотел заговорить, но не смог, — облизнул запекшиеся губы и утвердительно кивнул.
— Капитан Доновен отправляется на рассвете на «Гунге» в Каро-Каро, — как будто без всякой связи с предыдущим начал Гриф. — Каро-Каро представляет песчаное кольцо в море с несколькими тысячами пальм. Там растут также пандановые деревья; но ни сладкий картофель, ни таро не произрастает. Там около восьмисот туземцев, царек и два главных министра, и только эти трое носят одежду. Это Богом забытая трущоба, куда я раз в год посылаю шхуну с Гобото. Вода для питья солоноватая, но старый Том Батлер уже двенадцать лет пьет ее. Он там единственный белый. У него пять человек ребят из Санта- Круса; они убежали бы от него или убили бы его, если бы могли. К нему посылают провинившихся на плантациях. Миссионеров там нет. Два учителя, уроженцы Самоа, были убиты, когда они высадились на берег несколько лет назад. Вы, конечно, удивляетесь, почему я вам так подробно об этом рассказываю. Но имейте терпение. Капитан Доновен, как я уже сказал, отправляется туда завтра на рассвете. Том Батлер состарился и стал почти беспомощным. Я пытался переправить его в Австралию, но он говорит, что хочет остаться на Каро-Каро и там умереть, и это, наверное, скоро случится, через год или вроде того. Он старый чудак. Мне необходимо послать туда какого-нибудь белого, чтобы заменить Тома. Может быть, вам подойдет эта служба? Прожить там надо два года. Подождите, я еще не кончил. Сегодня вечером вы частенько упоминали о том, как следует по-настоящему действовать, а какая же деятельность в том, чтобы проигрывать то, чего вы никогда не зарабатывали. Те деньги, которые вы мне проиграли, вы получили в наследство от вашего отца или какого-нибудь другого родственника, трудившегося в поте лица. Но два года службы на Каро-Каро в роли агента будут уже кое-что значить. Я поставлю десять тысяч фунтов, которые вы мне проиграли, против двухлетней службы на Каро-Каро. Если вы выиграете, деньги будут ваши. Если проиграете, то вы должны взять службу на Каро-Каро и отплыть туда на рассвете. И это можно будет назвать настоящей деятельностью. Хотите?
Дикон не мог говорить, у него пересохло в горле, и он только кивнул, взяв карты.
— Еще одно, — сказал Гриф. — Я могу сделать лучше. Если вы проиграете, два года вашей службы должны, конечно, принадлежать мне безвозмездно. Тем не менее я выплачу вам жалованье. Если ваша работа будет удовлетворительна, если вы будете выполнять аккуратно все инструкции и правила, я вам в течение двух лет буду платить по пяти тысяч фунтов в год. Эти деньги будут внесены на ваш счет в Компанию, и вы получите их с процентами, когда наступит срок. Вас это устраивает?
— Это слишком, — пробормотал Дикон. — Вы несправедливы к самому себе. Агент получает десять или пятнадцать фунтов в месяц.
— Пусть это будет в награду за вашу деятельность, — сказал Гриф. — Я заканчиваю разговор. Но прежде чем начать игру, я напишу несколько правил. Если вы проиграете, вам придется повторять их каждое утро вслух. Это послужит вам на пользу. Когда вы их повторите в продолжение семисот тридцати утр, проведенных в Каро-Каро, они, я убежден, крепко засядут в вас. Дайте-ка ваше перо, Мак!
Он быстро и твердо набросал в несколько минут следующие строки, которые просил прочесть вслух.
«Я должен неизменно помнить, что каждый человек так же хорош, как и всякий другой, если только он не считает себя лучше других.
Как бы я ни был пьян, я не должен забывать, что я джентльмен. Джентльмен — тот, кто благороден и мягок. Примечание. Лучше не напиваться вовсе.
Когда я играю в мужскую игру с мужчинами, я должен играть как мужчина.
Хорошее ругательство, сказанное кстати и изредка, весьма полезно, но постоянная ругань сама ослабляет себя. Примечание. Ругательство не может ни изменить ход игры, ни заставить дуть ветер.
Никакой мужчина не имеет права унижать свое мужское достоинство. Десять тысяч фунтов не могут быть основанием для такой привилегии».
В начале чтения Дикон побледнел от злости. Потом все лицо его стало покрываться краской, постепенно разливающейся от шеи до корней волос.
— Ну вот и все, — сказал Гриф, складывая бумажку и кладя ее на середину стола. — Ну, как же, вы не раздумали играть со мной?
— Так мне и надо, — прерывающимся голосом пробормотал Дикон. — Я был ослом. Мистер Джи, прежде чем выяснятся результаты моей игры, я желал бы попросить извинения. Может быть, этому было виною виски, не знаю, но я вел себя, как осел, подлец, идиот, вообще мерзко.
Он протянул руку, и метис, просияв, пожал ее.
— Послушайте, Гриф, — воскликнул Джи. — Он славный малый. Бросим эту канитель, выпьем прощальный стакан и забудем обо всем.
Гриф колебался, но Дикон крикнул:
— Нет, не желаю. Я еще не расплатился. Если Каро-Каро, пусть будет Каро-Каро. Ни больше ни меньше.
— Правильно, — сказал Гриф, начиная сдавать. — Если он окажется подходящим человеком для Каро-Каро, то Каро-Каро ему не повредит.
Игра была сосредоточенной и серьезной. Они сыграли три партии, и три раза оба недобирали должного числа очков. В начале пятой, и последней сдачи у Дикона не хватило трех очков, а у Грифа четырех. Дикон внимательно следил за картами, соображал, высчитывал. Он больше не ворчал и не ругался и играл теперь лучше, чем прежде. Через его руки прошли два черных туза и туз червей.
— Я думаю, вы можете назвать карты, которые у меня на руках? — спросил он при последней сдаче и потряс свои карты.