не проще ли нанести первый удар в Хазарии, устранив кагана? Правда, смерть Битюса еще не означает торжества Митуса, ибо булаву он может получить лишь решением Большого веча, а значит, ему понадобятся голоса не только степных ганов, но и городских князей. Если Русь откажется признать Митуса каганом и перестанет вносить плату за защиту, то хазарские старейшины отвернутся от самозванца. За Битюсом, что ни говори, обычай: каганами были его дед и отец, а Митус в глазах многих просто выскочка. Или силы, стоящие за Митусом, успехом посчитают не столько устранение Битюса, сколько кровавую усобицу на землях Хазарии и Руси, а там как бог даст? Утвердится Митус на месте кагана — хорошо, а если нет, то обескровленные усобицей Хазария и Русь станут легкой добычей лиц, мечтающих здесь утвердиться. У Ицхака были основания полагать, что боярин Драгутин предупредил, Битюса о готовящемся перевороте. Но то ли каган не поверил даджану, то ли просто не рискнул поднять руку на самого могущественного гана Хазарии, отлично понимая, что это приведет к кровавой распре с непредсказуемыми последствиями. Однако если Митус потерпит поражение в радимичской земле, то заговор можно будет считать захлебнувшимся. Хазарские ганы от него отшатнутся. В сложившихся обстоятельствах устранение Драгутина вряд ли пойдет на пользу Ицхаку Жучину, хазарскому купечеству и кагану Битюсу.
Ган Горазд не вошел, а ворвался в горницу, прервав своим бурным появлением размышления Ицхака.
— Может, расскажешь мне, Жучин, о чем ты договаривался с Молчунами?
— Какими еще молчунами? — не понял ганского гнева купец.
— С теми, что ушли у нас сейчас между пальцев. — Горазд в ярости стукнул кулаком по столу, да так удачно, что опрокинул кубок с вином себе на колени.
— Эти смерды назвались Брылями, — усмехнулся Ицхак на ганскую незадачу. — Еще и серебро с меня стребовали, целых две гривны. Якобы ты их, Горазд, подрядил следить за Шатуненком.
— Серебро дал? — спросил ган, успокаиваясь.
— Дал.
— Засчитай эти гривны себе в убытки, — хмыкнул Горазд, — я их тебе возмещать не собираюсь.
— Это Доброга Молчун, — пояснил стоящий у порога Брех. — Знатный был в молодые годы кулачный боец. Мне лет десять назад намял бока в бойцовском кругу. Осташу он доводится дядькой.
— Понял теперь, зачем он сюда приезжал? — огорченно вздохнул Горазд. — Все вызнал и отвалил с серебром в мошне.
Ицхака хитрость Доброги не огорчила, а уж скорее позабавила. Зато ган Горазд был не на шутку расстроен происшествием.
— Теперь Осташ сюда не сунется, и все усилия гана Карочея пойдут прахом.
— Может, это и к лучшему, — спокойно сказал Жучин. — Устранив Осташа, ты тем самым окончательно переходишь в стан людей, интересы которых не совпадают с твоими. Я имею в виду Митуса, Моше и Борислава Сухорукого.
— Мы не собирались убивать Осташа. Карочею он нужен лишь для того, чтобы надавить на Шатуненка.
— Если Карочей вздумает давить на Искара, то Шатуненок, чего доброго, ему шею свернет, — усмехнулся Жучин.
— Скиф не дурнее нас с тобой, он выступит лишь посредником между мной и Искаром, а в уплату за Осташа мы потребуем от Шатуненка голову боярина Драгутина. Жаль, конечно, отпускать Осташа живым, но, согласись, голова даджана дороже.
— И ты думаешь, что Искар согласится на такой обмен?
— Так ведь Драгутин убил его отца, Лихаря Урса, — пояснил Горазд. — Во всяком случае, так утверждает ган Багун, единственный уцелевший сподвижник Лихаря. К сожалению, Шатуненок не доверяет урсскому гану. Но, чтобы спасти своего попавшего в беду братана, Искар, я думаю, не остановится и перед убийством невинного человека, не говоря уже об убийце своего отца.
— Который, очень может быть, Лихаря не убивал, — бросил небрежно Ицхак. — Хитро задумано. Но, боюсь, ган Карочей не все тебе сказал, Горазд. Шатуненок — потомок кудесников Лесного бога, и если боярин Драгутин будет убит его рукой, то усобица между людьми будет объявлена усобицей между богами. Ведуны решат, чего доброго, отомстить всем урсам без исключения. У урсов не останется иного выбора, как стать на сторону сил, противостоящих божьим ближникам. А проще говоря, на сторону Борислава Сухорукого, Митуса и Моше.
— Ну и прекрасно, — пожал плечами Горазд. — Поражение ведунов — наша победа.
— Я не люблю кровавых побед, после которых вся добыча достается гавранам. Я купец, Горазд, и предпочитаю получать выгоду с живых, а не с мертвых.
— А я ган, и моя выгода на острие меча, — возразил Горазд. — Крови я не боюсь.
— Кровь прольется не только в радимичских землях, но и в Хазарии. Битюс не числит тебя среди своих ближников, ган, но это еще не повод, чтобы бить ноги за интерес Митуса. Если ты хочешь поучаствовать в этой игре, то подумай о выгоде, которую ты приобретешь в случае победы.
Ган Горазд призадумался. Многое из того, что рассказал ему сейчас Ицхак, оказалось для него неожиданностью, хотя о многом он уже догадывался. О плате за услуги ган Карочей не обмолвился ни разу, — возможно, не доверял Горазду, но скорее рассчитывал попользоваться им вслепую. И ган Горазд по простоте душевной едва не вляпался в затею, которую если и следовало поддерживать, то с открытыми глазами и с ясным пониманием того, что ждет его в случае успеха заговора. Ибо в случае поражения платой за участие в мятеже будет жизнь.
— Глузд объявился в соседней усадьбе, — прервал Брех размышления гана.
— Соседняя усадьба, если не ошибаюсь, принадлежит Бориславу Сухорукому? — спросил Ицхак.
— Да, — подтвердил Брех. — Я столкнулся с Глуздом вчера, когда мы с Гудяем ездили дозором к Заячьим выселкам. Глузд тоже был не один, так что откровенного разговора у нас не получилось. Он успел лишь шепнуть нам, чтобы мы поскорее уносили отсюда ноги.
Ицхак и без предостережения Глузда понимал, что обстановка вокруг Берестеня накаляется и становится небезопасной для ближника кагана Битюса.
— Не знаю, как ты, Горазд, — сказал Жучин, поднимаясь с лавки, — но я, пожалуй, поищу более подходящее место для размышлений, чем усадьба князя Рогволда.
— Хочешь уехать в Хазарию?
— Путь мой лежит в сторону противоположную, — покачал головой Ицхак. — Если тебе потребуется моя помощь, то пошли человека в стольный град князя Всеволода, пусть он там обратится к человеку по имени Сивень. Его дом стоит в шаге от постоялого двора. Сивень укажет твоему посланцу дорогу ко мне.
Ган Горазд пожал протянутую руку и проводил глазами уходящего купца. Жучин смелый человек. В стольном граде вряд ли обрадуются его появлению, тем более в нынешние неспокойные времена. Великий князь Всеволод, надо полагать, не забыл, что еще совсем недавно расторопный купец едва не отнял у боготура Торусы порубежный городец. Впрочем, Ицхак если и рискует, то не без пользы для себя. А вот Горазду еще предстоит выяснить, что в нынешних обстоятельствах ему выгодно, а что нет.
— Если Глузд объявится в усадьбе, веди его сразу ко мне, — сказал ган Бреху. — А Гудяю передай, чтобы выслал дозоры во все стороны, и если дозорные обнаружат чужих, то пусть в драку не лезут.
Горазд в тягостном раздумье отправился в ложницу, где его поджидала Злата. Каган Битюс вот уже более двадцати лет уверенно держит булаву в своих руках, и за это время находилось немало охотников, желавших занять его место, но кто сейчас о них помнит. С другой стороны, ган Митус ведь тоже не безумец и, надо полагать, просчитал и силы свои, и силы кагана, перед тем как решиться на противоборство. И хитрющий хабибу Моше его поддержал, а уж этот-то никогда прежде не ошибался. Так как же тут Горазду не сомневаться. А вдруг гану Митусу удастся заговор и придется тогда Горазду кусать локти, проклиная свою нерешительность?
— Князю Рогволду скиф Карочей сулил великий радимичский стол, — неожиданно подала голос Злата.
Горазд резко обернулся и удивленно уставился на жену. Надо сказать, что за минувший год Злата превратилась-таки из худышки в белую лебедь. Кабы не навалившиеся заботы, Горазд отдал бы женщине должное, но сейчас ему было не до телесных радостей.
— Откуда знаешь?
