Князь Всеволод принял Торусу вместе с другими гостями, но в разговоре с глазу на глаз отказал. Всеволоду нездоровилось, он сильно исхудал за последнее время, лицо его пожелтело, а глаза болезненно блестели то ли от хворей, завладевших телом Великого князя, то ли от дурных вестей, навалившихся со всех сторон. В городе собралось до сотни боготуров. Некоторые из них бесцельно слонялись по детинцу, не понимая, зачем Всеволод собрал их в эту пору. В ответ на вопросы товарищей Торуса только плечами пожимал. Ни Борислава Сухорукова, ни Бречислава, ни Изяслава, ни других влиятельных племенных и родовых старейшин Торуса вблизи Великого князя не обнаружил. Крутился по княжьим покоям только Богдан, рослый, плечистый и тупоголовый, целиком находящийся под влиянием своего старшего брата Борислава. Не отставал от Богдана князь Рогволд, который, по слухам, мигом дошедших до Торусы, слыл ныне чуть ли не первым ближником Всеволода. Рогволд Торусе обрадовался и даже звал в терем Богдана, дабы смочить в меду боготурские усы. Торуса обещание дал и заметил, словно бы между прочим:
— Вузлева я что-то не вижу в детинце…
— Приедет Вузлев, куда он денется, — криво усмехнулся Рогволд. — Князь Всеволод созвал всех боготуров.
— А что за спешка такая?
— Печенеги грозят нам набегом, — с готовностью пояснил Рогволд. — Великий князь собирает рать для отпора.
— А почему у стольного града собирает, а не у Берестеня?
Рогволд под пристальным взглядом товарища почти смутился, но ответил без запинки:
— К рубежам уже отправлена великокняжья дружина, так что врасплох нас печенеги не захватят. Всеволод ждет подхода полян и новгородцев, чтобы, соединив силы, двинуться навстречу врагу.
Более Торуса расспрашивать Рогволда не стал, тем более что как раз в этот момент в детинец приехала Макошина ведунья Всемила и сразу же привлекла к себе всеобщее внимание. Приехала Всемила не одна, а в сопровождении «белых волков» Божибора и Буривоя, которые не отступали ни на шаг от дочери Великого князя Новгородского. Кудесницу Всемилу и «белых волков» к князю Всеволоду пропустили сразу, а следом за ними туда же прошел и один из самых ближних к Велесу волхвов седобородый Бохос. Для Торусы не было тайной, что Бохос ревниво относится к кудеснику Сновиду и далеко не во всем с ним соглашается.
— Где Вузлев? — тихо спросил Торуса у боготура Скоры, подойдя к нему со спины. Скора вздрогнул, но к Торусе обернулся не сразу, а когда обернулся, то сказал глухо, отводя глаза в сторону:
— Зря ты приехал, у Великого князя к тебе доверия нет.
— Нужда позвала, — сказал спокойно Торуса. — Приехал ко мне смерд с дальних выселок и рассказал, что в Бориславовой усадьбе и в сельце Рогволда собрались до двух тысяч Хабаловых шалопуг и Митусовых хазар. По слухам, целят они на Берестень, оставленный Рогволдом без защиты.
— Рогволду я верю как самому себе, — холодно отозвался Скора.
— Я тоже верю в преданность Рогволда Великому князю, — усмехнулся Торуса, — но сомневаюсь в его разуме. На месте Всеволода я выдвинул бы дружину к Берестеню.
— Я передам твои слова князю, — кивнул головой Скора, отворачиваясь от настырного боготура.
Из слов ближника Великого князя Торуса заключил, что Рогволд либо солгал ему, либо сам был введен в заблуждение — великокняжеская дружина хоть и покинула стольный град, но к рубежам не выдвинулась, а таилась где-то поблизости, с неясной пока целью.
Остановился Торуса на постоялом дворе, чрезвычайно удивив этим хозяина. Видимо, здесь никак не рассчитывали заполучить столь значительного гостя, для которого открыты двери любого терема или дома в стольном граде.
— Знакомых встретил, — тихо сказал Садко сидевшему в раздумьях на лавке боготуру. — Бывшие мечники Твердислава, Брех и Глузд.
— Это те, которых Рогволд собирался повесить?
— Они самые, — подтвердил Садко. — Мечники хотят с тобой перемолвиться словом, боготур.
— Зови, — сказал Торуса, оглядывая выделенную хозяином горенку.
Отчаянные, однако, головы эти Глузд и Брех. Боготур Рогволд держит слово, и если мечники попадутся ему на глаза, то он вздернет их, не поморщившись.
— Здравия тебе, боготур, — сказал, входя в горенку, Глузд. — Прости, что в гости напросились. Дела у нас неотложные.
— И вам здравия, мечники, — отозвался Торуса. — Говорите, о чем печаль. Если смогу — помогу.
— Ган Горазд послал нас к Великому князю, — сказал Глузд, — сообщить о страшной измене, затеваемой в радимичской земле, а мы в детинец пробраться не можем.
— О чем Горазд хочет донести Великому князю?
— Ган Митус сговорился с Бориславом Сухоруким и с иными радимичскими старейшинами. Они собираются извести и Великого князя, и кагана.
Вести были важные. Чем больше Торуса слушал Глузда, тем яснее становилась для него ситуация. Вот только поверит ли Всеволод беглым мечникам и пославшему их гану Горазду? Хазарский ган человек коварный. Но в любом случае встреча посланцев Горазда с ближникамн Всеволода делу не повредит.
— Еще один человек хочет с тобой встретиться и поговорить, боготур, — понизил голос до шепота Брех. — Жучин.
Прямо скажем, странное желание возникло у купца-хабибу, которого в стольном граде вполне могли принять за лазутчика Митуса или кагана. В столь непростой обстановке это было чревато большими неприятностями для человека, не пользующегося доверием Велесовых ближников. Надо полагать, Жучин отдает себе в этом отчет, и если он тем не менее настаивает на встрече с боготуром, то уж, наверное, не для того, чтобы обменяться любезностями.
— Клыч проводит вас к боготуру Скоре, — сказал Торуса Глузду и Бреху. — Расскажите ему все, что знаете. А купцу передайте, что жду его здесь, на постоялом дворе, по первому темному часу.
Судя по всему, усобица на радимичской земле грозила развернуться нешуточная, способная развеять в прах гнездо, свитое Торусой в разрушенном городце. Вот она, доля боготурская: жить собираешься долгие годы, а все может оборваться уже завтра, и самое обидное — будет оборвано руками людей, с которыми не раз сиживал за одним столом, распивая меды.
Купец ждать себя не заставил. Года не прошло, как они едва не столкнулись перед Листяниным городцом лицом к лицу, но Жучин ушел тогда живым, а вот пятерым Торусовым мечникам уже не подняться.
— Кровь между нами, — сказал боготур, указывая гостю рукой на соседнюю лавку.
— Кровь пролита в открытой сече, и мстить за нее ты не вправе.
— Не все и не всегда в славянских землях делается по заведенному богами ряду, — зло усмехнулся Торуса. — Бывает, что и по зову сердца мстят.
— И это верно, — согласился Ицхак. — Когда твой товарищ Рогволд убивал и грабил на торговых путях моих соплеменников, ты ведь ему не препятствовал, боготур Торуса.
Торуса мог бы, конечно, сказать иудею, что за бесчинства Рогволда он не ответчик, но промолчал, ибо в словах чужака была своя правда.
— Боготур Вузлев вчера вечером приехал в город, — перешел к делу Жучин, — но поутру он в детинце не появился.
— Ты ничего не путаешь, купец?
— Собственными глазами видел, как он ехал по Торговой площади в сопровождении троих своих товарищей в рогатых шлемах, а после они как в воду канули. И канули где-то поблизости от терема Богдана.
Конечно, хабибу мог и солгать, но почему вздрогнул Скора, когда Торуса спросил его о Вузлеве? Да и Рогволд как-то странно улыбался, приглашая Торусу в Богданов терем.
— Сухорукий в городе?
— Ган Борислав человек осторожный, а дело предстоит кровавое, — мягко улыбнулся Ицхак. — По дворам старейшин спрятаны, по моим расчетам, до пятисот мечников. Добавь сюда несколько тысяч урсов, проживающих в городе, и ты поймешь, что заговорщики действуют с размахом.
— Одного не пойму, — прищурился в сторону гостя Торуса, — с чего это ты вздумал хлопотать за наш интерес?
