— Вот тебе раз! — удивился Доброга. — Ты боготур у нас или нет? А Ляна Макошина ведунья. Будем надеяться, что вы обороните нас от чертей, если те шебаршить начнут. А места там бобровые. Вздумаешь городец ставить — лучшей земли не найти.
— А смерды с Заячьих выселок на него не будут в обиде? — спросил Искар.
— Зайчатники туда носа не кажут. Говорю же, проклятые места, почище нашего Поганого болота. А боготур в соседях им приятнее, чем черти.
— Ту нечисть еще изжить надо, — недовольно буркнул Осташ.
Искар засмеялся. Вообще-то Осташ чертей всегда побаивался. Черти побойчее леших будут, и уж если заведутся в глухом углу, то не враз от них отмахнешься.
— Земли там ничейные, — продолжал Доброга. — Поставит Осташ в тех местах боготурский городец, и народ к нему валом повалит. Тоже ведь на выселках без защиты да справедливого суда селиться страшновато. То печенеги налетят малой стаей, то шалопуги.
— Они будут налетать, а я отбиваться в этой глуши, у черта на рогах, — возмутился Осташ.
— А зачем еще боготур нужен, как не для того, чтобы земледельца оборонять? Неужто Велес брал тебя в свою дружину, чтобы ты отлеживал бока на городских лавках? Если стал боготуром, то служи людям.
Осташ в ответ только сердито фыркнул, ибо возразить Доброге ему было нечего. Правда, на городец много золота и серебра понадобится. И дружина для городца нужна, а мечникам пить-есть надо. Осташ-то не зря в Злату вцепился, за ней можно взять изрядное приданое, все же не простая девка, а княжья дочь. Вот только не было у Искара веры, что все сладится у Осташа с этой Златой. Наверняка ей богатый ган дороже нищего боготура.
Малога в сельце не задержался, вернулся живым-здоровым и, кажется, довольным проведенной встречей. Впрочем, по вечно смурному лицу Данборова братана трудно определить, в радости он или в печали.
— Самую малость мы припозднились, — сказал Малога. — По словам Булыги, Бахрам был здесь поутру вместе с ганом Гораздом. А ныне они отправились на дальнюю Рогволдову усадьбу, что в дневном переходе от Заячьих выселок.
— Как — на Рогволдову усадьбу?! — ахнул Доброга. — Неужели хазарский ган вздумал зорить князя?
— По сговору они действуют, — пояснил Малога. — Булыгу я не стал трясти, он ведь меня за сына Брыля принял, но, похоже, поладили Рогволд с Гораздом Осташевой головой.
— Вот тебе и божий ближник, — зло сплюнул Доброга. — Разжирели нашими трудами, а слово, данное простолюдину, держать не хотят.
Доброга сел на коня первым, все остальные последовали его примеру. Задерживаться у Заячьих выселок не имело смысла. Да и подмораживать к ночи стало изрядно. Доброга вел родовичей уверенно, но места кругом были глухие и лесистые, а потому и пугающие сумеречной непредсказуемостью.
— Ты куда нас ведешь? — удивился Малога. — Рогволдова усадьба в другой стороне.
— Никуда от нас усадьба не денется, — возразил Доброга. — А мне тут надо застолбить одно местечко.
— Какое еще местечко? — возмутился Малога.
— Через день-другой нам с тобой придется уходить из Данборова дома, — пояснил Доброга. — Ртов у нас становится все больше и больше, а земли, чтобы их прокормить, не хватает. Когда выделяли Лытаря, в сельце поднялся большой шум. Под другими крышами тоже хватает желающих отделиться. И Кисляевы, и Брылевы, и Жироховы, и Тучины братья и братаны тоже требовали свое, а выселковые земли уже уперлись в Поганые болота. Вот и соображай.
— Могли бы и летом сюда наведаться. Меня сейчас не земля, а Бахрам волнует.
— Успеется с Бахрамом. До Рогволдовой усадьбы день пути, а наши кони устали.
— Ну ты дал коням передых, — засмеялся Осташ, — двадцать верст крюка.
Доброга не отвечал ни на ворчание Малоги, ни на шуточки Осташа, а уверенно торил тропу по одному ему известным приметам. Заброшенное жилище выросло из-под земли неожиданно и много ранее, чем Искар рассчитывал.
— А ты говорил, что оно в десяти верстах от Заячьих выселок?
— Ну, может, менее, — согласился Доброга, въезжая в распахнутые ворота.
Дом было вместительный, но явно небогатый. Бревна, из которых он был сложен, закоптились до черноты, а сейчас еще и подернулись инеем. Не княжий терем, что и говорить. Но Доброгу это не смущало, он уже суетился у весело занявшегося огнем очага.
— А где черти-то? — насмешливо спросил Осташ.
Доброга только хитро подмигнул ему в ответ. Искару пришло на ум, что помигивает он неспроста. И слух о нечистой силе, поселившейся в заброшенном жилище, тоже появился неслучайно. Сам Доброга его запустил или еще кто-то, но загулял он не без пользы для оборотистых людей.
— У зайчатников земли вдвое против нашей, — сказал Доброга в свое оправдание.
— Так, значит, это ты их отпугиваешь? — догадался Осташ.
— Не только я, — смутился Доброга. — Туг и Тучины промышляют, и Жироховы, и Кисляевы. Бобров здесь много. А далее в лесном озере гусей видимо-невидимо.
— Нехорошо это, — покачал головой Искар. — Надо бы поделиться с соседями.
— А они с нами делятся?! — возмутился Доброга. — У Синего ручья все наши ловушки изломали и натравили на нас Бориславову дружину. А земля у Синего ручья всегда была ничейная, и бобра там брали все охочие с окрестных сел и выселок. А теперь тот ручей числится за Сухоруким, и его приказные к нему никого, кроме зайчатников, не подпускают.
— Борислав идет против правды славянских богов, — нахмурился Искар.
— Это да, — охотно согласился Доброга, — но ты пойди и докажи это князю Всеволоду, которому Борислав приходится единокровным братом. Мы жаловались князю Твердиславу, когда он был еще жив, так он велел гнать нас из детинца. Племенные и родовые старейшины не хотят жить по божьей правде, а князья и боготуры держат их сторону. Но на эти земли мы Бориславовых псов не пустим. Простые люди пусть селятся, хоть славяне, хоть урсы. Проси, Осташ, чтобы эту землю закрепили за тобой. А дружину мы тебе наберем. Вот Малога под твою руку встанет, из Кисляев дадут мечника, из Тучиных дадут, из Жироховых дадут. Зря вот только ты с этой Златой связался, из княжьих дочек не бывает хороших жен.
— Так уж и не бывает?! — возмутилась Ляна, молча до сих пор слушавшая Доброгу.
— Тебя хаять не буду, — пошел на попятный Доброга. — Девка ты справная и если пойдешь за Искара, то я слова против не скажу. А ты из чьих будешь?
— Я внучка Гостомысла Новгородского.
Доброга крякнул встревоженным селезнем и укоризненно глянул на Искара:
— Чудите вы с Осташем, с такой родней нас соседи скоро будут держать за ганов.
— А чем плохо-то, если ты, Доброга, выйдешь в лучшие люди? — удивилась Ляна.
— Я, девка, Молчуном родился, Молчуном и помру. Мои предки были земледельцами и воинами и честно служили своему роду и племени. И никто их не упрекал, что отнимали они чужое у ближних и дальних. Молчуны всегда жили своей сноровкой умом, своими руками добывали пропитание. А чужих слез и чужого пота нам не надо.
Если Ляну нелюбовь Доброги к старейшинам удивила, то для Искара она новостью не была. И даже хитрость Доброги он если и не одобрил, то и не осудил — старейшин обмануть не грех. По той простой причине, что уж очень они до чужого добра охочи и норовят наложить руку на то, что прежде принадлежало всему роду и всему племени. А для этого в ход пускают и ложь, и прямое насилие.
— Перво-наперво, — поучал Осташа Доброга, — требуй от князя Рогволда, чтобы он землю от Синего ручья до Серебряного озера за тобой признал и за теми семьями, что здесь сядут. И право суда на этих землях должно остаться за тобой, а не за волостным князем. Клятву с Рогволда бери при свидетелях, а лучше позови Велесова волхва, чтобы он скрепил ваш договор именем бога. Ляну с собой прихвати в Берестень.
Если Рогволд начнет вилять, то слово Макошиной ведуньи в твою защиту будет весомым. О земле договорись прежде всего, Пойдет за тебя Злата или не пойдет, дадут за ней приданое или не дадут — об этом позже будет печаль. На твоем месте я бы не стал принуждать женщину. Возьмешь без любви, потом
