захватывающему моменту.
Воспоминание о колледже неожиданно напомнило Ясмин об одном профессоре, постоянно твердившем одно и то же. Она почти наяву услышала его голос, гулко отдававшийся в стенах огромной полупустой аудитории: «Следите за узорами, повторами, ритмом и течением цифр: цифры как реки — они текут плавно, прежде чем не встретят на своем пути какую-либо преграду».
Картина, возникшая в воображении Ясмин, рисовала единый стремительный поток со своими скалами и берегами, менявшими интенсивность течения воды, заставляя ее поворачивать или же вообще течь в обратном направлении. Водовороты и заводи сбивали бегущую речку с прямого пути, но в некоторых местах высокие берега не давали реке отклониться от направления, заданного ей природой.
Применяя образ реки к цифрам, которые она только что просмотрела, Ясмин мгновенно поняла, что ритм был сбит. Он почему-то изменился: какое-то препятствие изменило направление течения. Но указать пальцем точное место, где это произошло, Ясмин не могла. В конце концов, причина могла заключаться в различных подходах двух человек, по-разному видевших пути развития виноградников и по-своему фиксировавших колебания. К тому же существовала разность в образовании. Андре всему научился у своего отца. Хасан изучал ведение финансовых дел, в том числе и по виноградникам, в Гарварде.
Ясмин вернулась к началу. И обнаружила необъяснимые странности в колебаниях цен. Тут не было ничего особенного, но незначительные расхождения в расчетах нельзя было объяснить только различными методиками расчетов.
Цифры, показывавшие четкую последовательность роста и падения цен времен управления виноградниками Андре, ясно указывали на плавность процесса. У Хасана те же цифры колебались слишком резко. Ясмин подумала, не является ли ее открытие плодом усталого воображения.
Было уже почти три часа ночи, а ей предстояло еще собрать вещи, поесть и, несомненно, хоть немного поспать.
Выдохшаяся Ясмин поняла, что даже если она продолжит работу, то ничего не добьется, и потому решила взять расчеты с собой в Танжер, где будет иметь возможность проверить их еще раз, после того как закончит с каталогом коллекции Андре.
Лежа в постели, Ясмин подумала о том, что хорошо бы иметь человека, с которым можно обсудить возникшую проблему. Прежде она обратилась бы к Шарлю, рассчитывая на его дружбу и готовность дать верный совет, но в данном случае она по понятным причинам не могла использовать его в качестве источника. Шарль никогда не поступит во вред Ясмин — в этом она была твердо убеждена. Но сейчас ей казалось, что сама она видит намного дальше Шарля.
Возможно, тут свою роль играла естественная осторожность банкира, не позволявшая Шарлю усмотреть доходы там, где их может получить не сомневавшаяся в этом Ясмин.
Она окончательно поняла одну вещь — полагаться можно только на собственные силы. И это было, между прочим, не так уж и плохо. В этом случае Ясмин придется во всем винить только себя. Или же поздравлять.
7
Танжер, 1983 год
Глава 23
Когда самолет приземлился в аэропорту Танжера, Ясмин обуревали противоречивые чувства, настолько сильные, что она чуть ли не жалела о своем возвращении домой. В последний раз Ясмин была в этом аэропорту семь лет назад. В ту ночь она была в шоке: испуганная, одинокая, только что потерявшая Андре. И еще ее мучило чувство вины за похищенные из сейфа деньги. Она бежала из города, и будущее ее представлялось более чем туманно. Откуда было Ясмин знать, что ждет ее впереди? Теперь она возвращалась в салоне первого класса, а у ворот аэропорта се ожидала машина.
Утром Ясмин позвонила на виллу, чтобы предупредить Салиму и Сайда о своем скором прибытии. Салима искренне обрадовалась известию, а Сайд хранил свое обычное молчание. Он коротко ответил, что встретит рейс Ясмин, но тут же голос его в трубке сменился голосом Салимы, сумбурно и бестолково пытавшейся выразить свои разыгравшиеся эмоции. Ясмин не слышала знакомого арабского диалекта с тех пор, как покинула Танжер.
Как ни странно, но какая-то часть ее души страстно стремилась домой. Ясмин почти физически чувствовала замечательный запах ливанского кедра и пальм, окружавших поляны и небольшие озера высоко в горах Рифа. Однако все прошедшие годы времени на поездку домой не было, к тому же не было необходимости. Единственный человек, которого хотела бы увидеть Ясмин, это ее мать, но она давно умерла.
Между прочим, Ясмин хотелось увидеть и Кадира, или по крайней мере посетить Медину и Петит-Соко, где она прожила какое-то время. Она все еще любила это стилизованное здание с высокими стенами, окружавшими внутренний дворик с фонтанами и коврами. Не важно, была ли марокканская семья бедна или богата, она неизменно строила свой дом вокруг такого вот дворика, образовывавшего основное жизненное пространство, па котором существовало семейство. Даже дом семьи Ясмин в горах был построен по такому проекту, хотя и не был столь великолепен, как дом Кадира. Ясмин так до конца и не привыкла к строгим рядам комнат, присущим европейскому стилю домашней архитектуры. Она подумала, что было бы неплохо хоть немного проехаться по Петит-Соко, и сердце ее учащенно забилось.
Собравшись с духом и пройдя таможню, Ясмин вышла в зал прилета и сразу же увидела в толпе безошибочно узнаваемую джеллабу Сайда. Он стоял с безразличным видом, прислонившись к стене, и по всему было видно, не пылал восторженной радостью от скорой встречи с Ясмин. Сайд не сделал ни малейшей попытки взять у Ясмин чемодан или даже ее небольшой кейс. Игнорируя очевидное оскорбительное невнимание Сайда, Ясмин приветливо ему улыбнулась.
— Я не прочь поехать прямо на виллу. Сайд, но по пути, если можно, проедем через Медину — мне хотелось бы посмотреть на происшедшие там перемены.
— Ничего там особенно не переменилось, — пробормотал Сайд, захлопывая за Ясмин дверцу автомобиля.
Минуту спустя они медленно двигались в потоке машин по дороге, ведущей в Танжер. Весь путь до города Ясмин молчала, сидя на заднем сиденье. Погруженная в задумчивость, она наблюдала пробегавшие за окном знакомые сердцу пейзажи.
День стоял ясный, и, похоже, дождя не предвиделось.
Уже по крайней мере за это Ясмин благодарила судьбу.
Было бы обидно после прозрачной ясности ранней осени, наступившей в Париже, оказаться в душной предгрозовой атмосфере средиземноморского побережья. Сердце Ясмин неожиданно тоскливо сжалось, и она отвела взгляд от окна.
«Мне не к чему возвращаться, — подумала она твердо. — Тут ничего моего не осталось — только воспоминания, несчастья и сердечная боль».
Ясмин не отрывала взгляда от пола, пока за окнами машины не послышался шум напряженного уличного движения и многоголосый гул толпы, заставивший Ясмин снова посмотреть в окно.
На пляс де Франс выстроился ряд современных гостиниц, протянувшихся до самого Танжерского залива. По берегу тянулся караван верблюдов, несущих на своих горбах возвращающихся в отели туристов. В легкой дымке, постепенно разгоняемой жарким солнцем, Ясмин увидела полоску испанского берега, находившегося в девятнадцати милях отсюда.
«Как много смешалось тут культур», — подумала Ясмин, разглядывая своих соотечественников вперемежку с богато одетыми европейцами.
Было время, когда Танжером владели финикийцы, потом карфагеняне, отвоевавшие город у финикийцев. Потом римляне, вандалы, арабы, португальцы, испанцы и, наконец, англичане. После раздела Марокко в 1912 году Франция и Испания превратили Танжер в международную зону. В связи с этим на город обрушилось нашествие сомнительных торговцев, шпионов и писателей. Но они по крайней мере не убивали кого попало ради спортивного интереса. Теперь здесь — лучший из миров. После того как в 1956 году кончился срок международного статуса Танжера, авантюристы покинули город и его заполонили туристы. Это было хорошо, поскольку марокканцы считали, что туристам свойственно тратить деньги, в то время как прочая шантрапа их только отнимала.
Несмотря на все внешние влияния, марокканцы сохранили самобытность и рассматривали новое
