ослепительно одетые девушки на невозмутимых слонах. И если существовал какой-либо цвет в этом параде красок, который пропустил художник-декоратор, то ни один глаз не смог бы этого заметить.
На всех аренах клоуны и арлекины соревновались друг с другом в нелепости своих гримас. Зрители наблюдали это зрелище в очаровании, но с некоторой долей нетерпения — ведь это было только прелюдией к основному действию.
Нет в мире ничего подобного атмосфере, предшествующей началу представления.
Фосетт и Пилгрим сидели на очень удобных местах, почти напротив центра основной арены.
— Кто здесь Ринфилд? — осведомился Фосетт.
Не указывая пальцем, Пилгрим кивнул на человека, сидящего на их же ряду всего через два места. На нем был безупречно сидящий костюм, галстук в тон и белая рубашка. У него было худое задумчивое лицо ученого, с опрятными седыми волосами и контактными линзами.
— Это Ринфилд? — удивился Фосетт. — Больше похож на профессора колледжа.
— Когда-то он им и был. Экономист. Но быть руководителем современного цирка — не сидячая работа. Это большой бизнес, предъявляющий много требований к человеку и интеллигентности. Теско Ринфилд очень интеллигентный человек. С таким именем, и все-таки работает здесь.
— Может быть, слишком интеллигентный для такой работы...
— Он американец в пятом поколении.
Последние слоны покинули арену, и под аккомпанемент барабанов и оркестра золоченая колесница, запряженная парой великолепных жеребцов, на полном скаку выехала на арену. За ней выбежала дюжина наездников, время от времени по очереди исполняя акробатические трюки. Зрители кричали и аплодировали. Представление началось...
Прошла полная вереница имен и номеров, не знающих себе равных в цирковом мире: Генрих Бейбацер — несравненный укротитель с группой львов, Мальтус — единственный, кто мог сравниться с Бейбацером, дрессировщик группы тигров, выглядевших еще более свирепо, но подчиняющихся словно котята, Карредала — обезьянки которого имели более интеллигентный вид, чем он сам; Кан Дах, рекламируемый в афишах, как сильнейший человек в мире, проделывал головокружительные трюки на высоко натянутой проволоке в окружении привлекательных девиц, цепляющихся за него. Женни Лоран клоун-канатоходец, проделывающий такие трюки, что страховые агенты хватались за голову, Рон Росбак — вытворяющий такие трюки с лассо, какие не снились ни одному ковбою, Макуэло — метатель ножей, попадавший в кончик зажженной сигареты с двадцати футов с завязанными глазами, и целый ряд других циркачей — от воздушных танцоров до группы эквилибристов на высоких лестницах, перебрасывающихся томагавками на огромной высоте без всякой страховки.
Примерно через час Пилгрим снисходительно заметил:
— Неплохо, совсем неплохо. А сейчас должна подойти очередь нашей звезды.
Погас свет, оркестр выдал барабанную дробь, затем свет снова зажегся.
Высоко на площадке трапеции, освещенные направленными на них прожекторами, находились трое мужчин, облаченных в сверкающие костюмы. В центре стоял Бруно. Без своего халата он выглядел необычайно эффектно. Широкоплечий, мускулистый, настоящий атлет, каким он и должен был быть. Двое других внешне уступали ему. Глаза всех троих были завязаны. Смолкла музыка и зрители с замиранием сердца следили, как все трое натягивают поверх повязок еще и капюшоны.
— Я бы предпочел быть внизу, — заметил Пилгрим.
— И я тоже. Даже смотреть страшно.
Но они просмотрели все выступление «Слепых орлов», как они под барабанный бой летали с трапеции на трапецию, не видя ее раскачивания, и не зная, где кто из них находится. Номер продолжался четыре минуты в полной тишине, после чего свет вновь ненадолго погас, и весь зал вскочил на ноги, топая, вопя и крича.
— Что известно о его братьях? — осведомился Пилгрим.
— То, что их имена Владимир и Иоффе. И это все. Но я полагаю, что наша работа будет для одного человека.
— Да, это так. А у Бруно имеются какие-нибудь мотивы согласиться?
— Как и у любого человека. Я навел справки, когда он был в последний раз в Европе. Многого я не узнал, но думаю, что и того, что выяснил, вполне достаточно. Семеро из их семьи участвовали в цирковых представлениях — отец и мать постепенно отошли от работы — а как только эта тройка стала выступать за границей, ими сразу же заинтересовалась секретная служба. Почему они заинтересовались, я не знаю. Это было шесть или семь лет назад. Жена Бруно умерла — это точно. Имеются свидетели, готовые это подтвердить. Женат он был всего две недели. Что случилось с его младшим братом и родителями — никто не знает: они просто исчезли.
— Как и миллионы других. Ладно, он нам подходит. Мистер Ринфилд готов к игре. А Бруно?
— Он будет играть, — уверенно заявил Фосетт. — Самый подходящий для нас человек. После всех этих треволнений вы тоже согласитесь с этим.
Освещение вспыхнуло еще ярче. «Слепые орлы» стояли теперь на платформе, от которой на 25-ти футовой высоте была натянута проволока к другой платформе в дальнем конце центральной арены. Обе другие арены пустовали. Музыка опять смолкла, зрители тоже сохраняли гробовую тишину.
Бруно оседлал велосипед. Поперек его плеч положили деревянное ярмо, а один из братьев взял двадцатифутовый стальной шест. Бруно направил велосипед вперед, пока переднее колесо не съехало с платформы, и поджидал, пока его брат не поставил шест в паз ярма. Это было смертельно опасно.
Когда Бруно тронулся с места, братья ухватились за концы шеста и абсолютно синхронно оттолкнулись от платформы и повисли в воздухе, держась за шест руками. Проволока провисла, но Бруно медленно и упорно двигался вперед.
В течение нескольких минут Бруно катался по проволоке взад и вперед, а его братья проделывали сотни сложнейших акробатических трюков. В одном случае, когда он на несколько секунд полностью остановился, его братья, двигаясь с той же безупречной синхронностью, постепенно увеличили амплитуду своих движений до тех пор, пока не вышли в стойку на руках на месте.
Невероятная тишина установилась в зале, дань, которая не была принадлежащей исключительно представлению, где безумствовали братья: прямо под ними, на арене, расположился Бейбацер и его 12 львов, головы которых были задраны вверх.
В конце представления тишина в зале сменилась общим продолжительным вздохом облегчения, который вскоре перерос в неистовую овацию.
— С меня достаточно, — вздохнул Пилгрим. — Мои нервы больше не выдержат. Ринфилд последует за мной. Если он, возвращаясь на свое место, коснется вас, это будет означать, что Бруно готов поговорить, и что после представления вы должны будете пройти на некотором расстоянии перед Ринфилдом.
Не подавая никаких знаков и не оглядываясь по сторонам, Пилгрим с ленцой поднялся и вышел. Почти сразу же за ним последовал Ринфилд.
Несколькими минутами спустя двое мужчин сидели запершись в одном из кабинетов Ринфилда, небольшом, но уютном. В его кабинете находился небольшой бар, но в соответствии с принципами, по которым он запрещал любому выпивать в расположении цирка, он отказывал в этой привилегии и себе.
Кабинет, тем не менее, был крошечной частью сложного и прекрасно организованного целого, которое составляло передвижной дом цирка. Все ночевали здесь, за исключением нескольких человек. Во время турне поезд также предоставлял жилище всем животным, а в конце, прямо перед тормозным вагоном, размещались четыре массивные платформы, на которых располагалось оборудование, от тягачей до кранов, без которых была невозможна работа цирка. В целом это было чудо изобретательности, дотошного планирования и максимального использования имеющегося пространства. Сам цирковой поезд был гигантским, более полумили в длину.
Пилгрим взял коктейль и произнес:
— Бруно нам подходит. Как вы думаете, он примет наше предложение?
Если нет, то мы можем со своей стороны аннулировать вашу поездку по Европе.
— Он согласится по трем причинам, — речь Ринфилда стала похожа на него самого: краткая, с тщательно подобранными словами.
