Неумолчное чириканье птиц, тарахтение мотоцикла под окном, крики детей с детской площадки смешивались в щедрых пропорциях с сонно-летней квартирной тишиной и беспечным трёпом по скайпу о калибрах снайперских винтовок, детях-цветах-жизни, грядущем Ленкином экзамене и ещё о каких-то понятных только друзьям мелочах и приколах. На этом фоне щёлкнувший замок входной двери легко было оставить без внимания.
-… Что, по мне незаметно, как я сияю?! — это, как всегда, весело возмущается Ленка.
- Ты, солнышко незакатное, только не сгори от усердия… — голос взрослый, мужской, насмешливый и неуловимо, почти незаметно шепелявящий. — Заметно, заметно, у тебя нормальная вебка.
- Нет, ну вот ты мне скажи ещё, у меня ведь и дальше, когда бой описывала, нормально получилось, да?!
… Лесь слушал не обременённый особым смыслом — по крайней мере, для непосвящённых, вроде него — разговор Ленки и кого-то из её друзей, расшнуровывал кеды и думал, как бы заявить о своём присутствии, а то девушка явно была увлечена трёпом больше реальности.
Впрочем, скоро выяснилось, что Лесь ошибся: Лена бдительно отслеживает всё происходящее в квартире:
- Так, дядька Ийон, одну секунду… — и, развернувшись в кресле в сторону коридора, махнула рукой мальчику: — Эгей, привет, Лесь! Как жизнь? Ты надолго?
- А я тогда сейчас вернусь. У нас гость по случаю пятницы… — сообщил 'дядька Ийон', и из колонок послышались шорох, шаги и отдалённые, неразборчивые голоса.
- Рюрик просил за зарядкой для телефона заглянуть… ну и обед, надеюсь, есть? — тем временем беззастенчиво ухмыльнулся Лесь. — Я голоден!
- Так, а Юрий свет батькович что, уже в храм с работы намылился? — выцепила главное Ленка, немилосердно дёргая себя за кончик косы.
- Не-а, я тут поторчу, а в храм часам к восьми поеду…
- И ночевать тоже с Рюриком там будешь?
- Ага, чего уж тут… Так что с обедом?
- На плите кастрюля с супом. Суп варила я, так что к густоте не придираться. В холодильнике пластиковая миска с макаронами, остались со вчерашнего, разогрей — тебе хватит… Ладно, всё, вали, я разговариваю, видишь?
- Вижу, — согласился Лесь и свалил, уже на кухне поморщившись, когда сообразил, что его планы слышал ещё кто-то неизвестный помимо Ленки. Вот ведь наивная девчонка, пусть и старше Леся — страшно подумать, а поверить и вовсе невозможно — на целых шесть лет! Вообще не скажешь. У Рюрика, которому двадцать четыре, хотя бы борода не даёт обмануться… Странные они — взрослые, которые почему-то выглядят и ведут себя, как дети. Глупость какая, как будто взрослым быть плохо. Вот Лесь хотел бы быть постарше. Года на три! Тогда никто бы к нему не сунулся, он не боялся бы заглянуть домой, не чувствовал бы 'взгляд в спину', он бы вообще — не боялся!
Правда, он и сейчас не боится, хоть и всё время старается быть начеку — уже несколько раз ему и в самом деле приходилось кружить по Москве, пытаясь 'сбросить хвост'. Это ведь не совпадение, что один и тот же человек в бежевой бейсболке зашёл за Лесем — в Макдональдс, в спортивный магазин, на рынок, даже на детскую площадку! Правда, по дороге он бейсболку снял, а надел солнцезащитные очки, но белую футболку-поло, походку и рост — так просто на ходу не поменяешь.
… Суп был совсем жидкий, Лена не рассчитала, Лесь его есть пока не стал. Соорудил себе бутерброд из взятых в холодильнике сыра и докторской колбасы, налил в кружку соку — на улице жарко сегодня было, поэтому всё время хотелось пить — и вернулся к Ленке в комнату. Нет, он не собирался подслушивать чужой, совершенно личный и непонятный разговор с этим 'дядькой Ийоном' (или 'дядькой Йоном'?), просто Лесю было немного не по себе оттого, что кто-то посторонний из-за Ленки узнал о его планах.
Уже на пороге он замер настороженно:
-… Да Лесь у нас вписался временно, — беспечно рассказывала Ленка. — У него… жизнь уж больно весёлая, ей-Богу, натуральный детский боевик с погонями и семейными тайнами. Мама в больнице, папа неизвестно где, а ювеналка тут как тут…
- Лен, — окликнул Лесь недовольно.
Она лишь отмахнулась:
- А ещё он параноик. Дядька Ийон, ты же хороший? Какое тебе дело до Леся?
- Я, как ты говоришь, Ужасный Человек, — выделил голосом прописные буквы этот Ийон. — А Лесь… это ведь от Алексея сокращение, да?
- Лен! — сдавленно вскрикнул Лесь, но Ленка была человеком доверчивым и беспечным, у которого от мысли до слова не то что один шаг — она, казалось, думает сразу словами и тут же их озвучивает:
- Ага, звучное имя получилось, а то Лёша — это банально… А ты чего спрашиваешь-то, дорогой мой маньяк, а? — наконец спохватилась она.
- А я просто любопытный маньяк. У нас дитёнки в клубе ещё и похлеще себе имена сокращают…
- Дядька Ийон… ты, это… — Лена покосилась на мрачного Леся и виновато втянула голову в плечи, — ребёнок же нервничает… Ну хватит его пугать…
Ийон захихикал, не засмеялся, а именно захихикал, несолидно и как-то шепеляво:
- Ужас какой, просто кошмар! Мы все умрём… Да не, я правда любопытный! Вот те крест, как говорится… Только прости, где мой крестик крестильный, я даже не знаю.
Ленка хихикнула в ответ, и Лесь понял, что от неё серьёзности вовек не добьётся, строй зверские рожи, не строй, вздыхай, не вздыхай — хоть на руках пройдись по комнате, всё равно не поможет. Дохлый номер. В этом дурацком мире никто не верит, что можно вот так на улице столкнуться с опасностью, а бандиты, грабители, маньяки, террористы, о которых все так любят смотреть по телевизору — на деле для большинства всего лишь страшная сказочка.
Поэтому когда ты сталкиваешься с реальной опасностью, когда по твоему следу кто-то идёт — и ты догадываешься, кто — тебе всё равно никто не поверит. Даже тот, кто знает и сочувствует. Для них все твои похождения — всё та же любимая страшилка.
В двенадцать лет от такой несправедливости Лесь бы, наверное, разревелся бы. Или наорал бы на кого… Но ему было тринадцать, поэтому он не стал плакать и орать, а ушёл на кухонный балкон, свистнув по дороге из шкафчике на кухне спички. Вообще, у Лены была зажигалка, но просить Лесь не хотел.
Открыв окно, Лесь высунулся наружу и стал глядеть, как солнце бросает зелёные блики сквозь листья пышного каштана, растущего у самого дома. Когда глядеть надоело, Лесь пошарил по карманам, достал смятую пачку 'L&M' и, неумело прикурив от спички, глубоко затянулся. Закашлял дымом. Курить было противно и стыдно, и дело было не в том, что стоял Лесь на чужом балконе, в квартире, где никто не курит, а сигареты ему покупал Василий, потому что кто ж Лесю их продаст…
Просто казалось, что курением Лесь предаёт папу. Он же обещал!
… Первый раз курить Лесь попробовал на одиннадцатом году жизни. Украл у папы из кармана пиджака пачку 'Винстона' — хватило, правда, ума догадаться положить потом её быстренько на место, взяв только несколько сигарет — и потом после школы с пацанами попробовал.
На самочувствии этот первый опыт сказался сильно. Не только в плане цвета лица и прочих классических 'прелестей' первой затяжки — пожалуй, сильнее досталось заду.
Ну да, Лесь в десять лет был ещё слишком наивный и, пока вечером папа его не позвал 'На серьёзный разговор, Оля, родная, а ты сходи пока в магазин, у нас минералка закончилась, побереги нервы, сока тоже купи томатного…', мальчик свято верил, что его проделка осталась незамеченной.
Ха, ха и ещё раз ха. Чтобы папа — да чего-то не заметил. Он же… папа! Это у него профессиональное, наверное, он даже дома продолжает всё контролировать и замечать…
Нет, папа ругал не за сам факт курения — ну, глупо втолковывать сыну, какой вред наносят здоровью сигареты, если ты сам нервный, злой и потому насквозь пропах табаком. Но обманы и тайны папа на дух не переносил.
